Предложение миллиардера и основателя Telegram Павла Дурова оплатить ЭКО с использованием его донорской спермы одиноким женщинам и завещать наследство их общим детям — не только демографический, но и опасный генетический эксперимент. В мировой практике уже есть тревожные прецеденты: в Европе один донор со «спящей» мутацией передал десяткам детей предрасположенность к раку. Эксперты считают, что для прозрачности публичные лица, выступающие с подобными репродуктивными планами, должны открывать свои геномы. Еще более безопасной альтернативой такого эксперимента стала бы финансовая поддержка ЭКО с генетически разнообразным донорским материалом. Об этом в интервью «Ленте.ру» рассказала доктор биологических наук, профессор школы системной биологии в Университете Джорджа Мейсона (США) Анча Баранова.
«Лента.ру» : Вы упомянули в своем посте «эффект основателя». Что это такое простыми словами и почему может стать реальной угрозой?
Анча Баранова: «Эффект основателя» — классический генетический термин. Проще всего объяснить на примере порфирии — заболевания, при котором нарушается обмен гема. У человека с такой мутацией при сильном стрессе токсичные продукты обмена попадают в мочу — она становится цвета портвейна.
Такая мутация часто встречается в Южной Африке — один случай на 300 человек. Там как раз сработал «эффект основателя»: с колонистами-бурами попал один носитель, который оставил много потомства. Теперь его дальние потомки, случайно вступая в брак между собой, рискуют родить ребенка с двумя копиями «вампирского» гена.
Схема всегда одна: человек — обычно мужчина — становится родоначальником для значительной части изолированной популяции. Если его потомки получают преимущество — богатство, статус, лучше выживают в голод или войны, — их гены начинают занимать все больше «места» в генофонде.
Павел Дуров предлагает материальное наследство по ДНК-тесту. Но что, кроме денег, с медицинской точки зрения наследуют его биологические дети?
Тут важно понимать две вещи. Во-первых, мы на самом деле не знаем, есть ли у самого Дурова какие-то «плохие» мутации. У нас просто нет его полного генома. Что-то мне подсказывает, что он свою генетику, скорее всего, изучал. Но дело в том, что обычный медицинский генетический анализ без научной тщательности дает поверхностную оценку. Без конкретного запроса никто глубоко не копает, чтобы выявить все потенциально патогенные варианты.
Однако ключевой момент — в его геноме точно есть гетерозиготные состояния. То есть скрытые, «спящие» мутации, которые не проявляются у самого носителя. Проблема возникнет, если когда-нибудь два идентичных аллеля — от отца и от матери — встретятся у ребенка. С шансом 25 процентов получится гомозиготное состояние, и заболевание проявится.
У каждого человека в геноме в среднем есть от пяти до восьми таких вариантов, которые в гомозиготности способны вызвать серьезные проблемы. Мы все это носим. Вместе с потенциальным капиталом дети Дурова унаследуют и половину генетического багажа папы — видимого и невидимого.
Недавно обсуждали случившийся в Европе прецедент с донором спермы, который передал десяткам детей генетическую предрасположенность к раку. Может ли «челлендж Дурова» привести к аналогичным непредсказуемым трагедиям?
Разумеется, может. Такая опасность есть всегда, с любым мужчиной. Мы все играем в эту сложную лотерею размножения. Именно поэтому в популяции есть дети с аутизмом или другими редкими состояниями — кто-то вытягивает нехороший билетик. Иногда ген не проявляется на одном фоне, а на другом дает полную картину болезни.
Яркий пример — реальная история в Нидерландах. Мужчина по имени Джонатан Джейкоб Майер, красивый блондин, частным образом стал отцом примерно 500-600 детей — точную число мы не знаем. Только в маленькой Голландии их насчитали около 200. А ведь страна-то небольшая. Эти дети, полубратья и полусестры, не знают друг друга. И по теории вероятности они могут встретиться, влюбиться и создать семью, не подозревая о родстве. А браки между столь близкими родственниками — всегда огромный риск для здоровья потомства. Причем предупредить рождение ребенка с проблемами будет очень сложно: у нас же не делают генетическое обследование всем парам перед браком.
Есть случаи и с прямыми, доминантными мутациями. Был донор, от которого родилось около 200 детей по всей Европе вплоть до Грузии. Оказалось, что он носитель мутации, которая резко повышает риск онкозаболеваний. У самого донора она могла не проявиться — везло. А у детей на генетическом фоне матерей уже начали развиваться лимфопролиферативные заболевания.
10 детей уже заболели лейкозами и неходжкинскими лимфомами. Первый пик опухолей приходится на период детства.
Теперь донор дисквалифицирован. Родителям детей рекомендовано избегать процедур КТ и рентгенов, а в случае чего — только МРТ.
Думаю, таких явных угроз, как доминантный рак, у Дурова нет. Но рецессивные «спящие» мутации есть у всех. Поэтому в мире сейчас активно обсуждают этические нормы и пытаются ввести ограничения на количество детей от одного донора — 200 точно нельзя, 100 тоже. Может быть, разумный предел — 10-15, что ближе к естественному репродуктивному вкладу. Или даже пять. Но отследить это почти невозможно: банков спермы много, общей базы нет, а еще бывают и частные донации.
Если в генофонде увеличится встречаемость уникальных, возможно, даже вредных мутаций от одного человека — насколько это опасно?
В принципе, это нормальный эволюционный процесс. В истории бывало, когда «эффект основателя» был заметен для целой популяции. Просто возникал он естественным образом.
Например, есть группа выживших на необитаемом острове. Если среди них окажется один мужчина с патогенной мутацией, но при этом он статный, главный — он может передать ее многим детям. А дальше популяция живет изолированно, поколение за поколением, и этот ген закрепляется.
Когда это случалось «честно», из-за непреодолимой силы, голода, войн, мы к этому относимся как к данности. А вот когда супербогатый мужчина просто оставляет свой донорский вклад множеству суррогатных матерей...
Но я вернусь к главному. У нас большие демографические проблемы. И здесь, мне кажется, Павел Дуров ставит важный эксперимент. Мы увидим, насколько для женщин в решении завести ребенка важна именно финансовая составляющая. Ведь его предложение позволяет снять с бюджета высокую стоимость ЭКО, которая часто требует не одного цикла. Женщина экономит серьезные деньги на самом раннем этапе.
Но нужно иметь в виду: ЭКО обычно делают тем, у кого есть проблемы — социальные или медицинские. Скорее всего, будет оплачено ограниченное число попыток на женщину. Это тоже важный аспект.
Требуют ли частные репродуктивные инициативы миллиардеров нового правового регулирования? Какие принципы должны лечь в основу возможных законов — например, лимит на потомство?
Лимит на потомство — точно то, что рано или поздно придется вводить. Чтобы от одного человека не было сотен детей. Но главное: любые законы, особенно в таких важных областях, как демография, должны сначала обсуждаться в обществе. У нас часто как бывает: объявили новый закон — и сразу на голову народу. А если бы людям показали разные варианты, в том числе более плохие, чтобы они сами выбрали из зол меньшее, — тогда и отношение к законам было бы другим.
Эта сфера — идеальное поле для такого обсуждения. Чтобы понять, без перепалок, на что люди на самом деле готовы пойти. Но проблема-то никуда не испаряется! Ее нужно решать. И решать так, чтобы было приемлемо для всех.
Представьте будущее: сотни людей, генетически связанных между собой и с общим источником огромного капитала. Может ли это создать новую форму социального расслоения — своего рода генетическую касту?
То, что вы описываете, — немного другая стратегия. Недавно писали о китайских бизнесменах, которые целенаправленно заводят десятки детей, чтобы воспитать свою сеть влияния, семью-клан. Это стратегия прямого расширения власти.
У Дурова подход другой. Он же не говорит, что будет воспитывать этих детей или содержать их до совершеннолетия. Он просто создает для женщин финансовый стимул, помогает преодолеть барьер в виде стоимости ЭКО, а в перспективе и предлагает биологическим потомкам право на часть огромного наследства. Если поделить его состояние на тысячи потенциальных наследников, каждый может получить солидный стартовый капитал. Это другой социальный эксперимент: не создание клана, а проверка, насколько финансовая мотивация может влиять на демографическое поведение.
Если ребенок будет знать, что его биологический отец — известный миллиардер, с которым нет личной связи, может ли это повлиять на его психику и самоощущение?
Сколько случаев, когда мужчина и женщина встретились, женщина родила, а мужчина взмахнул хвостиком и уплыл в свое синее море. И женщина одна воспитывает ребенка. Конечно, для психики ребенка расти без отца — плохо. Но учитывая, что половина детей сейчас так и растет, это уже почти норма жизни. Плохая норма, но реальность. Лучше бы им расти с отцом, но если требовать полную семью для каждого ребенка, детей вообще станет рождаться очень мало. Сейчас-то одинокая женщина хоть одного ребенка, да родит, и демографию немножко поддержит.
А что до самого знания, кто папа... Ребенку не обязательно это знать. Это полностью решение мамы — рассказывать ему всю правду или нет. Она может сказать, что папа — космонавт, улетел в космос и погиб на астероиде. Или капитан дальнего плавания. Мы по закону не можем контролировать, что родители говорят детям.
Вы еще учтите: сейчас Дуров про свой ЭКО-план громко объявил. Точно будут женщины, которые своим детям потом скажут: «Ты — ребенок Дурова», хотя на самом деле это не так. А выясниться это может только когда ребенок вырастет, сделает генетический тест, и начнется жесть. Окажется, что он не ребенок Дурова. Но мы же не можем контролировать, какие сказки на ночь рассказывают родители.
Вы призвали Дурова опубликовать свой полный геном. Понимаю, что шутка. Но если серьезно — должна ли быть такая обязанность у публичных людей, запускающих подобные программы? И есть ли более социально приемлемые альтернативы?
Чтобы подобные эксперименты были не просто авантюрами, а стали социально приемлемыми, нужно, на мой взгляд, сделать две вещи.
Первое — обеспечить прозрачность. Мне кажется, Дурову стоило бы опубликовать свой геном, чтобы женщины, которые идут на этот шаг, понимали, какого именно кота в мешке они покупают. Нужно, чтобы специалисты могли этот геном проанализировать, описать значимые мутации, объяснить риски для потомства. То есть начать профессиональный дискурс. Я, кстати, как волонтер готова такой анализ сделать.
А вторая вещь — это предложение альтернативного, более безопасного сценария. Вместо того, чтобы тиражировать один конкретный геном, можно поставить другой эксперимент. Представьте, миллиардер говорит: «Я оплачиваю 100 циклов ЭКО». Но сперма — не его, а от сотни разных, проверенных доноров. И женщин тоже сто разных. Получается генетическое разнообразие, сопоставимое с естественным. Можно даже добавить скромную ежемесячную поддержку на ребенка. Очередь выстроится огромная.
Конечно, сразу всплывает масса этических вопросов. Но давайте смотреть правде в глаза: альтернатива может быть куда мрачнее. Либо мы двигаемся к более-менее контролируемому варианту, либо в будущем нас ждут искусственные матки с «государственными детьми» непонятного происхождения. На этом фоне вариант с фондом, поддерживающим рождаемость, выглядит меньшим злом.
Главное — начать этот сложный, но необходимый дискурс и понять, какие варианты для нас приемлемы, а какие нет.