Когда пересекаешь на поезде границу между Швейцарией и Германией, обращаешь внимание на удивительное поведение пограничников и таможенников: они подходят либо к явной шантрапе, либо к респектабельным господам и дамам, каждая деталь в одежде и багаже которых вопиет о своей, как гласила в советские времена табличка у ресторана "Арагви", "высшей наценочной категории". Конечно, я слышал о перевозке богатыми уклонистами от налогов чемоданов с миллионами в швейцарские банки и обратно, но никогда не видел, как выглядит охота на эту категорию граждан. Выдавать профессиональных приемов не буду, сами подглядывайте. Но вот что сказал мне один из пограничников в ответ на прямой вопрос.
- С бродягами понятно: если человек дня два не мылся и спал в одежде, лучше уточнить, что это за птица. А вот когда семейная пара, место которой явно в первом классе, едет вторым, это может быть интересно.
- А на акцент обращаете внимание?
- Тут у всех какой-нибудь акцент. Персонала не хватит. Европа это ж Вавилон.
Когда я был молодой, носил на голове черную папаху. Настоящую остроконечную мохнатую вонючую пастушью шапку, чтобы не снимать которую, входя в вагон метро, я не наклонялся, а приседал на корточки. Это был кайф, потому что, не увидев под папахой наглой 19-летней морды, мне иногда уступали место. А вот милиционеры – останавливали. Тогда, в 1970-х годах, да и несколько позже, когда останавливали и без папахи, московские стражи порядка сразу отпускали меня: московский выговор был главнее внешности.
Для меня все изменилось в середине 1990-х годов. Говорят, именно в это время в Москве появилось много милиционеров с Северного Кавказа. Которые различали людей не по говору, а только по фенотипу. И мурыжили с проверкой документов. К началу нулевых московские милиционеры останавливали по другим признакам.
- По каким? – спрашиваю добродушного сержанта.
- Ну, там, одежда, глаза, зубы, руки, корточки. Тебе-то что?
- А акцент?
- Да какой акцент, он двух слов сказать иногда не может. Это ж Вавилон.
Из дальнейших расспросов выясняется, однако, что сержант умеет распознавать до десяти различных акцентов – помимо трех южнокавказских – армянского, грузинского и азербайджанского, различает среднеазиатские, молдавский, литовский, эстонский.
В отличие от московской или ленинградской интеллигенции 1970-х-1980-х годов, которая слышала в южнорусском говоре или разнообразных акцентах признак культурной отсталости, а то и умственной неполноценности, милиционер 2000-х из Калужской губернии смотрит на вещи трезвее. Но и он не слышит того, что режет слух так называемым старым москвичам.
Когда едешь в метро, рекламу читают дикторы с советской еще выучкой: сценическую речь сдавали по полной программе. Голоса – как у Ольги Высоцкой и Игоря Кириллова. Несут, правда, рекламную околесицу.
- Ой, но ведь на таком правильном, на таком нормативном, с таким орфоэпическим подъемом, что я иногда не бегу по эскалатору, а просто стою и слушаю, - признается возбужденная коллега. – Потому что телевизор включать боюсь: актеры все с каким-то блатным акцентом говорят непонятным, дикторы слова правильно не "ударят", всё с оттяжечкой, с эканьем после каждого слова. Кто все эти люди?
Вот ведь какая вещь получилась. Исследователи языка проглядели за минувшие десятилетия такое важнейшее явление, как акцент. Какой он у кого, как к какому акценту относятся люди? Вот про немцев известно, к примеру, что большинство из них тепло относится к баварскому и не любит саксонского – за то, что на нем говорили Вальтер Ульбрихт и Хонеккер. А что у нас?
Одни охотно рассказывают, как они, приехав в Москву, избавляются от своего говора, логопедов нанимают себе и детям, чтоб не выделяться. Другие – из потомственных москвичей, не заморачивающихся вопросами языкознания, – потихоньку усваивают словарь, интонацию, стиль речи приезжих. Особенно когда те становятся большинством в микрорайоне. Москва у всей России под горой, как говорит Даль, при котором Россия граничила с Афганистаном и Австро-Венгрией. Но такой миграции не было, наверное, никогда прежде. Чтобы ориентироваться в этой новой реальности, филологам надобно учиться у милиционеров. Кое для кого обидный вывод, ага.