У меня есть знакомый. Он талантливый, умный, одаренный и у него есть качество, которое редко встречается у соотечественников, даже самых умных и одаренных. Он улыбается и говорит «спасибо» и «пожалуйста». Всегда. Даже когда общается с неприятной тетей в государственном окошке. Она ему: «Следующий! Что вам надо?» Он ей: «Здравствуйте! Дайте мне, сударыня, пожалуйста, справку».
Еще он известный человек и поэтому вынужден хранить свою тайну. Он — гей.
Однажды мы договорились, что я буду делать с ним интервью для газеты, где тогда работала. Назначили время с утра, я позвонила в дверь… Потом оказалось, что он забыл о нашей встрече, вылетело из головы. Открыл не сразу, но в конце концов я вошла. Села в гостиной, а он пошел на кухню кофе готовить. Должна сразу заметить, что квартира у него хорошая, но маленькая — две комнатки. Одна спальня, другая, где я сидела на диване.
А на диване том, кроме меня, сидела еще мужская рубашка. И ботинки стояли на ковре.
Мой знакомый проследил за моим взглядом и говорит:
— Извини за беспорядок, мы поздно вернулись, у меня брат ночует. Пришлось вот так, в одной кровати, по-походному…
И покраснел. Он покраснел, а мне стало ужасно стыдно.
Дело в том, что его сексуальная ориентация ни для кого из близких и дальних не секрет. И все считают это его личным делом. Но он не мог сказать:
— Ко мне любимый человек заглянул, поэтому я совершенно забыл о нашем интервью.
Он уже 40 лет здесь живет и совершенно не знает, как я буду реагировать, даже если я не выгляжу людоедом. Потому как людоедов в стране много, а внешне похож разве что телеведущий Аркадий Мамонтов. Вот так не повезло человеку, что внутреннее отразилось на внешнем. Остальные вполне сносно выглядят, а некоторые даже соответствуют представлениям о добром Дедушке Морозе или Белоснежке, любимице лесных зверюшек, пока рот не откроют.
И еще однажды мне было ужасно стыдно, когда ко мне в интернет-друзья попросился весьма достойный юноша. И приписал в своем сообщении: «Я не обижусь, если вы не захотите со мной общаться. Я — гей, вы, как я знаю, католичка, и ваша Церковь таких, как я, не одобряет». О, Боже! Никогда я так быстро не нажимала кнопочку, которая делает людей друзьями в социальных сетях. Чтобы только он не подумал, что я среди той самой, опьяненной своей нормальностью, стаи. Как горячо я стала ему объяснять то, что уже привыкла объяснять в среде своих особо чувствительных к греху собратьев. Что он не католик, что никаких обязательств не брал и обещаний не давал, что это его жизнь и его постель, куда я не имею, не имею, не имею права лезть.
Это правда. Как правда и то, что христианин, прежде чем обличать грехи, должен защитить гонимого. Так просто Христос обычно поступал — и не нам заводить новые правила, даже если мы очень хотим. Или надо называть себя не христианами, а как-то по-другому. «Свидетели секса через замочную скважину», например.
Сегодня Дума должна была рассматривать в первом чтении федеральный закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Отложили вроде до четверга. Известно, как депутаты изо всех сил защищают детей, поэтому можно не беспокоиться — если партия скажет «надо», примут единогласно.
И тогда уже мои друзья не смогут сказать в телепередаче, что они любят человека своего пола, ведь это могут услышать несовершеннолетние. Подобное признание и раньше было чревато монтировкой по голове, а теперь еще и встречей с государственной машиной, которая есть в любой стране, но имеет разный вид. В России это асфальтовый каток.
Кстати, моя собственная дочь недавно спросила меня, кто такие лесбиянки. И я ответила как есть. Она приняла к сведению, но это не вызвало у нее особого интереса. По новому закону я должна ответить так:
— Доченька, если я тебе расскажу, меня посадят.
Я вообще своей дочери все могу объяснить, кроме разве что того, почему одни люди презирают других, бьют их, плюют и говорят вслед грязные слова ибо хотят от них «правильной любви». Почему достоинство одних священно, а у других наличие достоинства никак не предполагается, поэтому на него можно покушаться любым извращенным способом, включая депутатские. Это для ребенка пока необъяснимо. Но дети вырастают в том, что общество для них приготовило, и оно приготовило ненависть.
Не так давно, когда подобный закон опробовался локально в Питере, я вспомнила публично одну историю, когда в знак протеста против позиции Католической Церкви питерские ЛГБТ-активисты взобрались на крыльцо храма Святой Екатерины на Невском и, извините, описали его. Я сказала, что именно потому, что мне было больно, я способна сейчас понять чужую боль. И буду, безусловно, на стороне тех, кого травят. И мне пришел комментарий: «Я прошу у вас прощения от лица питерского ЛГБТ-сообщества».
Мне плевать, что я покажусь сентиментальной идиоткой, но я заплакала.