Ровно год и один день назад я вышел с избирательного участка. Сходил на выборы и проголосовал за всех участников разом — так, чтобы никому не было обидно. Тем более, это было еще и честно: все участники мне нравились примерно одинаково. Потом был митинг на Пушкинской, и Удальцов пытался поселиться в неработающем фонтане, безрезультатно. А где-то рядом плакал Путин, говорят, от счастья.
А теперь все подводят итоги. Перечисляют принятые новой Думой законы. Считают тех, кто в СИЗО, и тех, кто уже осужден. Гадают, какими бы словами описать складывающуюся политическую систему. Лезут за подсказками в классические труды иноземных политологов, разочарованно разводят руками. Прежде, бывало, идейки подкидывали из Кремля — придумают себе какую-нибудь, например, «суверенную демократию», а ты издевайся над уродливой девочкой в меру таланта. Теперь Кремль на подачки скуп, а своими силами правильное слово найти не получается.
И конечно, это все важные события. Можно раскладывать их, вспоминая, по полочкам, благо, есть что вспомнить. Длинные постановочные суды с прекрасными формулировками обвинительных заключений. Православных активистов, безнаказанно бьющих на улицах женщин и срывающих одежду с прохожих. Внезапные просветления: чиновники-то, оказывается, воруют! Представляете себе? Ну, кто бы мог подумать! А Сочи, Сочи, нет, вы слышали, Сочи — это субтропики. Там, наверное, все-таки не очень просто будет провести зимнюю олимпиаду. По крайней мере, дорого.
И уголовные дела по материалам телепередач можно вспомнить, и кабинетные рокировки, и слухи об очередном конфликте кремлевских башен (тоже ведь — каменные, а ссорятся), и неуклюжие обидные слова чиновников, и кучу всего другого. Вплоть до позорной свистопляски вокруг сирот, до сих пор длящейся.
Насыщенный получился год.
Наверное, все это называется как-нибудь. Но я не хочу погружаться в спор о терминах. Во-первых, спор такой, как учили многие древние, заведомо бесперспективен, во-вторых, и у меня тоже нет подходящего слова. Ограничусь эмоцией.
Вот, прошел год, очевидно, многое поменялось, может быть, страна стала другой. Обрела то есть новые качества. И какие же чувства это все вызывает? Вернее, чувств-то всегда в избытке, всех не перечесть, но хочется поймать основные.
И знаете что: это не возмущение, не праведный гнев. Добра этого много в блогах и газетах, но, кажется, здесь, скорее, работает инерция. Главное — какая-то серая вера в неизбежность происходящего. Или в его неизменность. Может быть, это одно и то же.
Столько всего произошло, происходит, продолжит происходить, по крайней мере, нет оснований предполагать, что не продолжит, что утрачивается сама возможность относиться к этому хоть как-то. Не может человек испытывать гнев и возмущение три раза в день. После еды. По назначению врача.
Весь этот бесконечный поток событий слипся в какой-то тяжелый ком, ком давит на мозги тем, кто пытается происходящее осмысливать. И в этом, конечно, победа Путина. Как-то так у него получилось убедить всех, то есть буквально всех, включая и тех, кто желал бы другого, — что он надолго. Что здесь всегда все будет как-то так. Детали могут и будут меняться — новые суды, новые нелепые запреты, новая патриотическая трескотень из всех электрических приборов, новые разоблаченные коррупционеры, коррупционеры, занимающие место разоблаченных коррупционеров, новое, новое и новое, в котором не будет ничего нового. Потому что сама возможность изменений исключена.
Отличное тому свидетельство, кстати, что самый модный предмет для споров, не первый уже месяц — как бы нам еще позамысловатей почтить память серийного убийцы, который ровно 60 лет назад издох.