Пожалуй, самое безнадежное занятие на свете — это жить в российском небольшом городке. Где все друг друга знают, где цены почти московские, а зарплата в десять тысяч рублей считается вполне завидной. Да и мало тех мест, где зарплату эту можно получить. Больница, школа, детский сад, магазин, аптека — для женщин. Завод пластмассовых изделий, автомастерская, охрана — для мужчин. Вообще, если бы за последние годы каждый киоск бижутерии не обзавелся собственным охранником в форме, трудно сказать, где работала бы большая часть трудоспособных мужиков. Ладно, они при деле, но другого места, если ты «плохо себя ведешь», то есть жалуешься, просто нет.
Однажды я спасала медицинский персонал маленькой районной больницы от произвола руководства. Сначала общалась с чиновниками райцентра. Потом с аппаратом губернатора. Потом губернатор узнал о проблеме. Каждый в этой цепочке обещал лично смазать колесики, наладить механизм. Обещания оказались бессильны перед главой поселения. Ну да, главой поселка городского типа. У которого есть сын и дочь. Сын приватизировал единственный спортивный комплекс, дочь — ЗАГС и местный клуб. ЗАГС она отремонтировала в соответствии со своим вкусом — все стены в кафеле. Я серьезно: от пола до потолка кафель с кафельными же рюшечками.
С больницей все плохо закончилось, решили, что она в поселке не нужна, в райцентр, если что, привезут по «скорой». В палату — или сразу в морг.
А я впервые столкнулась с тем, что если в Москве еще реально найти одного начальника против другого (оба одинаковые, но можно воспользоваться результатами их конкуренции и внутренних противоречий), то в остальной России давно уже установился нано-феодальный строй. Инновационный, с жестяным ведром на голове для лучшего вхождения в постиндустриальное будущее.
Почему ни в российской армии, ни в российской тюрьме никогда не прекращается «дедовщина»? Потому что с ней трудно справиться? На самом деле, легко, но не нужно. Отдать роту солдат, камеру в тюрьме, южную республику, среднерусский городок на откуп условному сержанту — это действенный способ управления. Работает четко, как крепостное право. Ведь не царь молотил кнутом по каждому мужичонке, но давал такое — и любое другое — право помещику в обмен на лояльность. От крепостных в данной системе координат предполагается только две формы общения с вышестоящими — просьба и благодарность.
Пенсионерки и раньше писали Путину на разные темы. Например: «Помоги, царь-батюшка, водопровод не работает, рученьки отваливаются ведра носить!» Это хорошее письмо, правильное. Позволяет большому начальнику проявить заботу и благородство, а маленькому — понимание и субординацию. Можно потом по местному каналу показать новые трубы на фоне ликующей старушки.
Много хуже, когда старушка ничего не просит. Даже наоборот. Руководство страны прибавило ей к пенсии 300 рублей, и вместо того, чтобы купить четыре пакета молока и упиться им (много ли надо пожилому человеку?), она возвращает эти 300 рублей президенту с пожеланием «ни в чем себе не отказывать». Это я о двух женщинах из Челябинской области — из такого вот маленького феодального городка, коих не счесть.
То, что они сделали, если перефразировать известное изречение Жозефа Фуше, гораздо хуже, чем ошибка, это преступление. Вице-мэр города Троицка Розалия Вишнякова потрясла Уголовным кодексом перед лицом Людмилы Косолаповой и посоветовала «направить свою энергию в другое русло». Например, добровольно принять участие в субботнике. Искупить вину перед отечеством ударным трудом. Лопата и грабли, знаете ли, не дают времени и сил для крамольных мыслей.
Если вам интересно, какое место УК инкриминируют гражданке Косолаповой, то это статья 319 — оскорбление представителя власти. Наказывается штрафом или исправительными работами до года. Действительно, 300 рублей для представителя власти — это страшнейшее оскорбление.
Но и не это вот оскорбление — самая страшная часть истории, конечно. Самая страшная — неположенное чувство. Рабу дозволяется любить и ненавидеть, грустить и радоваться, поддерживать и бороться. Все эти эмоции утверждают хозяина в его правах и доказывают его силу. Рабу не дозволяется презирать. И в этом смысле поступок пенсионерок — настоящий «терроризм» и покушение на основы системы.
В финале фильма Павла Лунгина «Царь» Иван Грозный, специалист по феодальному праву и его защите от несогласных, вопрошает: «Где мой народ?» А вокруг тишина. И никого нет.