Поговорим об усталости и подвигах.
Неделя выдалась неспокойной и удивительно напоминающей по настроению те самые девяностые годы, возврата в которые мы пытались избежать. Вышло как в известной скороговорке про тридцать три корабля — лавировали, лавировали, да не вылавировали. Сначала был серый понедельник, следом черный вторник, когда курс национальной валюты упал до ста рублей за евро. Сходство с девяностыми заметил и Владимир Жириновский. «Центробанк обрушил нашу национальную валюту. Были черные вторники 1994, 1998 годов и далее», — напомнил он, обвинив в произошедшем ЦБ. К четвергу курс рубля несколько укрепился, но нервы не вернешь.
В пятницу выяснилось, что на индексацию пенсий потребуется 112 миллиардов рублей, и хотя за пенсионеров, которым пообещали индексацию, радостно, такое количество нулей невольно навевает опасения в плане того, не запустит ли это новый виток инфляции и не обесценит ли наши зарплаты и накопления еще больше. Губернатор Ткачев назвал происходящее расплатой за присоединение Крыма и призвал «разделить не только эту ответственность, но и эту ношу», и соответствующие потери «с президентом, с правительством, со страной».
Впечатление от случившегося можно сформулировать так: в жизни всегда есть место подвигу, и это место опять оказалось рядом с нами. Не углубляясь в геополитику и поиски ответа, почему так вышло (это и так достаточно обсуждали), хочу поговорить о преодолении трудностей на частном уровне. О том, что происходит с обычным человеком, когда упомянутое «место подвига» подкрадывается к нему вплотную.
Недавно прочитала рассказ о случае в самом начале Великой Отечественной войны, в конце лета 1941 года. Ранним утром девушек, студенток агрономического техникума, привезли из Харькова в поле прореживать свеклу. Но немцы наступали быстрее, чем ожидалось, и пока учащиеся (по рассказу видно, что это были совсем молодые девчонки и несколько преподавателей) работали, линия фронта приблизилась к ним вплотную.
«И вот проезжают мимо поля, где мы прореживаем, машина за машиной, и все кричат: "Чего вы тут возитесь? Немцы идут, бросайте, бегите!". А мы не понимаем: как можно бросить? Надо же закончить! И продолжаем прореживать. А я такая была тогда медленная. Все уж закончили и побежали, а у меня еще ряд длинный. Плачу, слышу: "Бросай, беги! Немцы рядом!". И в самом деле с другой стороны поля машина с немцами подъехала, остановилась. Я плачу и все работаю, а работа никак не закончится. И тут одна наша преподавательница кинулась ко мне и помогла. Быстро так мы вдвоем ряд закончили и убежали. А дальше была совсем война».
О чем этот рассказ? Сама преподавательница по агрономии вывела из него такую мораль: «С тех пор я никогда не бросаю отстающих». И это хорошая мораль, она очень теплая и добрая. Другие люди, некоторые из тех, кому я этот случай пересказала, сочли, что это рассказ о подвиге. О скромном подвиге маленького человека, который сумел доделать свою работу, как планировал, несмотря на все усилия группы немецких армий «Юг» и лично генерала-фельдмаршала Герда фон Рундштедта.
Мне же эта история кажется классическим примером того, как трудно человеческой психике адаптироваться к слишком быстро меняющимся обстоятельствам. Того, что без заранее проведенной тренировки сложно соображать здраво, если происходящее резко выбивается за пределы привычного опыта. Вот уже немцы на краю поля — а студентка-агроном все еще психологически пребывает в старых обстоятельствах, где прореживание свеклы важнее остального. Это поведение человека в состоянии шока. Со стороны кажется, что он «завис», как компьютер.
Выход из таких ситуаций требует усилий по перенастройке зрения. Нужно провести моментальную переоценку ценностей: вдруг понять, что бураки уже неважны, что можно бросить, пожалуй, и тяпку, и остальные инструменты. Сделать это с требуемой быстротой сложно — нормальный обыватель плохо приспособлен к подвигам. Хотя если подобные обстоятельства будут повторяться, он, конечно, привыкнет и с каждым разом будет действовать быстрее: метнется в магазин за запасом импортного кошачьего корма, поменяет валюту или, если менять нечего, начнет сочинять анекдоты. Мы научились гордиться своей способностью выживать и не планировать ничего заранее. Но ничего здорового в таком опыте нет, как нет ничего хорошего в войне. И в любом случае адаптационные способности человека не безграничны.
Конечно, есть герои, которые в принципе приветствуют любую возможность совершить великое. Адреналиновые наркоманы или идейные борцы. Однако большинство граждан от повторения ситуаций, когда надо срочно все бросать и начинать что-то другое («кончай прореживать, немцы на краю поля»), испытывают только усталость. И это как раз — нормальная реакция.
Усталость — основная эмоция, которую выражают сейчас знакомые моего поколения (плюс-минус сорок лет). Как, впрочем, и те, кто старше еще лет на пятнадцать. Мы застали большинство кризисов последних 20-25 лет взрослыми работающими людьми и за эти годы утомились бороться, выкручиваться и стремительно реагировать на форс-мажор. Мы умеем, да. Но это не то умение, которым хочется гордиться, — оно скорее из разряда «голь на выдумки хитра», чем «великолепная история личного успеха». Ведь необходимость подвига вызывается экстремальными обстоятельствами, а что такое экстремальные обстоятельства, если они длятся и длятся и никак не кончаются? Это попросту очень плохо налаженные нормальные обстоятельства.