Древние римляне верили, что то или иное место оберегается особым духом, присущим только определенному месту и только в определенное время. Дух сохраняет атмосферу, но вне места и времени он недоступен. Преклонение перед экономическим гением ушедшего из жизни великого сингапурца не должно заслонять от нас вопрос о границах применимости опыта этого крошечного государства в нашем собственном модернизационном векторе.
Про успехи Сингапура в области экономики и социальной сферы написаны уже тонны книг и эвересты диссертаций. Добавить тут особенно нечего, если не считать конечно того факта, что Ли со своим просвещенным авторитаризмом попал в нужное время и в нужное место. Эпоха краха европейских колониальных империй и активной экспансии СССР в страны третьего мира предоставляли некоторым странам — и Сингапуру во главе в Ли Куан Ю в том числе — уникальные возможности проталкивать какие-то экономические и социально-политические модели, немыслимые, к примеру, сейчас. Тут и полный, простите, абзац для местной оппозиции. И монопольное использование своего выгоднейшего географического положения, во многом в ущерб соседним государствам малайского архипелага. И потребность растущих западных корпораций в выгодных условиях для бизнеса, в первую очередь в сфере снижения налоговых и социальных издержек.
Много говорилось и о применимости сингапурского опыта к российским реалиям. Отечественные сторонники государственного дирижизма в лице сингапурской модели нашли себе бесценный источник оправдания своих госкапиталистических наклонностей. Хотя, как мне кажется, прельщал таких сторонников «государственной руки» все же политический климат Сингапура с его преследованием инакомыслящих и штрафами по тысяче долларов за брошенный окурок. А теперь поговорим о том, почему все же Сингапур — не Россия и что из его стартовых условий мы воспроизвести никак не сможем.
Во-первых, это элементарно размеры и географическое положение. У нас население 147 миллионов человек, а в Сингапуре этих миллионов всего пять. Соответственно, и нагрузка по социальным обязательствам иная. Экспортные возможности у нас также приличные, особенно учитывая длину береговой линии, но Сингапур практически весь находится на берегах Малаккского пролива — одной из самых загруженных морских трасс в мире. Все инфраструктурные и транспортные издержки, характерные для России, для такой страны как Сингапур автоматически снимаются.
Во-вторых, много говорилось про пресловутый авторитаризм Ли Куан Ю. В Сингапуре эта модель и вправду сработала, но вот в России, наоборот, нужно «разжимать гайки» и отдавать как можно больше инициативы на места. Сверхцентрализация и желание госчиновников всем управлять в ручном режиме оборачиваются экономическим застоем целых регионов. У нас уже был опыт авторитарных модернизаций, который помимо определенных плюсов (в основном в сфере мобилизации крупных контингентов людей — прежде всего заключенных) создал и чудовищные экономические диспропорции как в развитии регионов, так и в создании абсолютно неконкурентоспособных отраслей. Россия авторитаризм и административное управление экономикой уже проходила — и это неудачный опыт.
В-третьих, привлекая иностранные корпорации и буквально «облизывая» инвесторов, Ли Куан Ю успел вскочить на подножку стремительно мчащегося поезда под названием «четвертый технологический уклад». На эпоху сингапурских реформ пришлась эра становления микроэлектроники и вообще индустрии хай-тека в привычном понимании. Еще не захватили монопольное положение на рынке Intel, Microsoft и Apple. А значит, можно было на выгодных условиях заполучить к себе фабрики и лаборатории нарождающихся IT-гигантов. У России, очевидно, тут ничего не получится, так как объем инвестиций в создание аналогов того же микропроцессорного производства уже сейчас исчисляется десятками миллиардов долларов с совершенно непонятной перспективой при тотально поделенном мировом рынке. Как говорится, нельзя войти в одну реку дважды. Поезд ушел.
В-четвертых, у России и Сингапура имеются принципиальные различия в вопросах функционирования государственной системы и госслужбы в целом. Несмотря на декларируемые у нас принципы состязательности и наличия как бы конкурсного отбора на государственную службу, сама процедура крайне непрозрачна, а зарплата чиновников подталкивает их к взяточничеству в той или иной мере. И не спасают кратное наказание за взятки и шумные коррупционные дела, — российская бюрократическая система остается крайне неэффективной и неповоротливой, лишенной внутренних стимулов для очищения.
У нас совершенно немыслимо, чтобы чиновник на должности и при мере ответственности, аналогичных рыночным, получал зарплату, скажем, в пару миллионов долларов. Нет, он будет официально получать пятьдесят тысяч рублей и при этом воровать.
Тем не менее сейчас, в условиях развивающегося экономического кризиса и санкций Запада, есть смысл поговорить и о том положительном из сингапурского опыта, что может быть применено в России. Это в первую очередь подход к государственным активам и инвестициям в экономике.
Опыт Ли был таков: если госкомпания не способна показывать прибыльность на открытом рынке и развиваться быстрее частных аналогов, ее нужно приватизировать. Затем чиновничество следует кардинально перетрясти, убрать всякие социалистические атавизмы в виде особого социального контура и номенклатурных благ при радикальном повышении зарплат и приглашении людей из частного сектора. Если говорить об общеэкономическом климате, то начать стоит с серьезной демонополизации, если нужно — принимая специальные антитрестовские законы, причем с упором даже не на федеральный, а на местный уровень. Бизнес порой не может стартовать вовсе не из-за грубой коррупции, а по причине банальной дороговизны подведения электричества и прочих коммуникаций. Наконец, налоги также необходимо либерализовать, — предприниматели сейчас волком воют, они не в состоянии производить социальные отчисления.
Как ни горько это признавать, но для стимулирования бизнеса по сингапурскому сценарию придется поступиться и некоторыми социальными благами. Пенсии только для инвалидов, для остальных — частные пенсионные планы и самостоятельное накопление. Налоги — по минимуму, и, что самое главное, платить должен гражданин. Самостоятельно, а не бухгалтерия по месту работы. Тогда и самосознание повысится, и улучшится собираемость. Ну и, конечно, всех несогласных, в том числе и профсоюзников, хватать — и немедля в кутузку.
И тут встает вопрос: а готово ли наше общество к таким рецептам покойного Ли Куан Ю? Способны ли мы жить не в условиях навязанной сверху модернизации и мобилизации, а в рамках мобилизации личной, на своем микроуровне?
Зачастую происходит так, что пленяясь красивыми, порой прямо-таки завораживающими примерами чужого экономического успеха, мы забываем о той цене, которую должен заплатить рядовой гражданин за будущее процветание. А ведь помимо отстраивания институтов и приглашения инвесторов, в стратегии успеха Ли был и фактор национального характера сингапурцев (точнее, все же китайцев, составляющих большинство населения страны).
Каждодневный, методичный труд — это тоже составляющая сингапурского успеха. Нет, не за миску риса, как привыкли думать отечественные обыватели. Платить могут много. Но и спрос соответствующий. И вот вам еще одно условие экономического прорыва островного государства: надо, простите, засунуть куда подальше свои национальные амбиции, забыть о гордости и трудиться в качестве винтиков большой капиталистической машины. Причем быть винтиком на всех уровнях — и на конкретном рабочем месте, и на улице, под строгим надзором полиции, и в качестве государства — в мировой системе разделения труда.
Сможет ли наше общество перестроиться на тех же началах — большой вопрос. Но одно сказать можно точно: жизнь и деятельность Ли Куан Ю подтверждают уникальность и самобытность сингапурского эксперимента. Он оказался успешным в определенных условиях и вряд ли повторится в других странах. А вот какой урок Россия может извлечь из этого опыта, зависит от того, к чему стремится российское руководство, — к действительно эффективной рыночной экономике или к жалкой имитации худших образцов патерналистского капитализма.