Так уж сложилось, что прямая линия Владимира Путина воспринимается как более важное событие, нежели, к примеру, послание Федеральному собранию. Несмотря на все издержки и явный тренд к ритуальности, непосредственное общение граждан с президентом — эффективный инструмент управления настроениями и ожиданиями общества. Да, конечно, на мероприятии возникает немало шуток-прибауток, намеков и умолчаний, но и они ловятся и досконально затем препарируются экспертами, политиками да и обществом в целом.
Общественные ожидания относительно прямой линии с президентом, как правило, оказываются завышенными, отражая — нравится нам это или нет — «царистский» характер взаимоотношений общества и высшей власти. Но в конечном счете не важно, какой именно используется механизм «обратной связи», главное, чтобы он работал. К тому же механизм этот системно двусторонний: прямая линия проводится не только для того, чтобы президент что-то сказал, но и чтобы он что-то услышал. Не только общество ждет от Владимира Путина неких ответов — президент ждет от общества вопросов и определенной реакции.
Сейчас ожидания от прямой линии высоки, кажется, как никогда.
Наверное, это связано не только с остротой социальных и экономических проблем, затронувших страну, но и со «стратегическим молчанием» в последние полгода. Конечно, наши власти, и президент в том числе, активно выступали, разъясняли и успокаивали, порой, как, например, в тяжелейшем конце 2014 года, беря на себя функции почти психотерапевтические. И, надо сказать, им удалось успокоить общество. Но разъяснения обществу «куда идем?» пока толком не прозвучали. Это отражает сложную конфигурацию, которая составляет и «путинское большинство» в обществе, и «путинский консенсус» в элите, когда невозможно пожертвовать даже самыми специфическими его элементами, не дестабилизировав ситуацию.
Беда в том, что ощущение застоя в обществе стало почти повсеместным. Конечно, это совершенно не означает, что застой есть на самом деле. К тому же застой, как бы неприятен нам не был этот термин, все же намного лучше, чем обвал, который нам пророчили и продолжают пророчить. Но отсутствие перспективы — серьезный негативный фактор, и президент может его либо развеять, либо «оставить на столе». Если Путин обозначит стратегию или хотя бы ее контуры, можно будет говорить, что формирование «нового путинского консенсуса» пошло полным ходом со всеми вытекающими из этого последствиями, включая и экономические приоритеты, и кадровую политику.
Общество на экономические трудности реагирует в массе своей спокойно, излучая уверенность, что власть ситуацию контролирует. Наверное, потому что общество, возможно, впервые за все время бесконечных экономических реформ, которые иные либералы планируют продолжать еще 40 лет, понимает, за что приходится расплачиваться. Общество платит за свою геополитическую независимость, более важную для него, чем экономическое благополучие и, да, отдельные политические свободы. Общество готово платить столь высокую цену, но этим нельзя злоупотреблять. И если президент хотя бы в мягкой форме даст понять, что он понимает ограниченность окна доверия общества, стратегические задачи прямой линии можно считать выполненными.
Что до остальных вроде бы приоритетных направлений общественного интереса, то они при ближайшем рассмотрении оказываются если не вторичными, то вспомогательными. О них можно говорить, а можно и не говорить.
Например. Российское общество, конечно, хотело бы получить внятное представление, есть ли у власти план действий в экономике, особенно на фоне публичного выяснения отношений между ведомствами. И было бы здорово, если бы президент напомнил нашему правительству, что главным инвестором в российскую экономику выступает не иностранный спекулянт-фондовик, для которого критично вывести из российской экономики дивиденды, а российский бизнесмен среднего калибра, готовый инвестировать и в лесопилки, и в коровники. И он действительно ждет от властей долгосрочную экономическую внятность. Особенно учитывая, что разговоры на уровне абстрактной макроэкономической статистики становятся все менее и менее убедительными.
Общество, безусловно, хотело бы новых ярких достижений в борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти. Хотя нельзя сказать, что все так уж жаждут чиновничьей «крови» и публичных казней коррупционеров, убедить народ, что в России воруют только до уровня вице-губернатора или максимум губернатора, а потом все кристально честные, не очень получилось. И общество, безусловно, ждет от президента признания, что коррупция в России отнюдь не обуздана (как следует из казуса космодрома Восточный, некоторые вообще «страх потеряли») и это не досадная мелочь, а реальная угроза стабильности и развитию. И вероятно, это редкий случай, когда уместно стукнуть кулаком по столу. Если же президент не даст обществу ярких знаков, значит, конфигурация в верхах такова, что выходить на открытый бой с «офшорной аристократией» лидер страны пока не готов. Общество это поймет и примет: чай, не в Лихтенштейне живем...
Российское общество, разумеется, проявляет большой интерес к усилиям разного рода политических активистов по укреплению «духовных скреп», прекрасно понимая, что за каждой «скрепой» стоит реальная культурная или политическая проблема, а также еще более реальный бюджет. Духовность духовностью, но чувства меры тоже терять не стоит.
Большой ошибкой была бы возгонка державных настроений. В России в целом уже преодолели пик переживаний своего нового внешнеполитического статуса и уже не столь восприимчивы к вербальной державности образца лета 2014 года. Общество ждет державности практической, которую можно пощупать и даже намазать на хлеб.
Это же касается и ситуации на Украине: чем безумнее ведет себя украинская власть и украинское общество, тем менее это интересно обществу российскому. Наверное, потому что итог этих процессов нам понятен, а раз так, то, как говорится, надо предоставить возможность профессионалам делать свое дело. Чрезмерное присутствие в комментариях президента украинской тематики будет как раз свидетельствовать, что власть пока не готова к серьезному разговору с обществом по внутриполитической повестке и пытается заместить его темами-фантомами. Это, пожалуй, было бы наибольшим разочарованием прямой линии, которое общество мгновенно ощутит.
Ну и, понятно, если будет много внимания уделено ценам на нефть, это однозначно воспримется обществом как признак, что пик кризиса и бюджетных кастраций еще не пройден. И теперь нужно готовиться не к экономическим заморозкам, а к полноценным холодам. Даже если это и не соответствует экономической реальности. А вот разговор о неблестящей ситуации в машиностроении, напротив, расценят как сугубо позитивный сигнал. Равно как и тему развития российского сельского хозяйства. Вспомним, какую нервозность вызывают у тех же сельхозпроизводителей даже намеки на возможность отмены продуктовых санкций, особенно сопровождающиеся странными действиями по урезанию объемов помощи сельскому хозяйству.
А еще общество явно хотело бы услышать от президента декларирование социальной солидарности. Признание неприятного факта, что в кризисные времена затягивать пояса нужно всем, а не только рядовым гражданам. Не только тем, кто отложил на год покупку «Калины», но и тем, кто даже сейчас играючи приценивается к «Бентли». Скромность должна стать нормой для всех, а не только для пенсионеров, тем более что ресурсов для помпезности, как в тучные нулевые, и правда больше нет. Веселивший многих праздник жизни богатых и знаменитых с усыпанными стразиками «Сваровски» «Мерседесами» пора прекращать. Ведь оптимизация — это не только сокращение больниц и поликлиник, но и возможностей начальства припадать к бюджету. Социальная солидарность должна быть для всех. Собственно, на этой базе и возникает пресловутая уверенность в завтрашнем дне, с опорой на которую наше общество только и сможет успешно развиваться.
Вообще, стоило бы исходить из того, что российское общество сильно поумнело и повзрослело за последний год. И уже намекает на новые формы обратной связи, на новый стиль и содержание отношений с властью. В посткрымскую эпоху нельзя говорить и обращаться с обществом по-старому, «по до-крымски». Завышенные ожидания от предстоящей прямой линии вполне естественны. Остается только надеяться, что власть понимает природу и смысл этих ожиданий и в состоянии ответственно к ним подходить.