А пальто у меня было индийское, выдуманной колониальной марки, то ли Lloyd, то ли Spencer, совершенно неанглийского покроя, зато как надо — в пол. И даже хвостик на затылке имелся, во что сейчас уже совершенно невозможно поверить. Так ходила половина студентов гуманитарных факультетов Московского университета на рубеже десятилетий — того, в котором главным фильмом поколения еще было «Небо над Берлином», и того, где им станет «Криминальное чтиво».
Сейчас это называется «косплеить», жалко тогда так никто не говорил, потому что «подражать» мы, конечно, по определению не могли никому, даже ангелу Дамиэлю. Мало было фильмов, о которых почти никогда не разговаривали: когда и ты, и твой собеседник помнят кино чуть ли не покадрово, что тут обсуждать. Я был знаком с девушкой, которая ходила в Киноцентр на «Небо» два раза в неделю в течение пяти или шести месяцев, что его там крутили.
Путь Вендерса — если мы ограничим свои интересы рамками кинозала — выглядит довольно предсказуемо для художника, не слишком увлеченного своими континентальными корнями. Россыпь выдающихся ранних работ — попытка добиться коммерческого успеха в Америке — опус магнум — ровная, лишенная творческих взрывов осень патриарха. По такой же схеме развивалась карьера много у кого (с ходу на ум приходят Хичкок и Антониони). Вендерс не то чтобы им не ровня — никто всерьез не оспаривает его место в высшей лиге (спорить об устоявшихся величинах вообще дело неблагодарное, проще согласиться); по крайней мере, пересадка голливудских привоев на местную культурную почву ни у кого не вышла с таким мичуринским размахом. Но при всей безукоризненной ремесленной чистоте фильмы Вендерса (особенно поздние) все же стопроцентное зрелище на любителя. Относясь к их числу, я понимаю и тех, кто «Так далеко, так близко» или «Париж, Техас» в 2015 году смотрит с вежливым хладнокровием.
Вендерса принято называть «влиятельным» — это, пожалуй, очень точное определение, но его влияние и вклад очевидно выходят за пределы собственно профессии (хотя президентство в Европейской киноакадемии — уже почти двадцать лет — никто не отменял). Так бывает: художник, даже очень хороший, остается вечным заложником вызванного им общественного резонанса; самый яркий пример — это Солженицын. Сразу несколько фильмов Вендерса вольно или невольно задали не киношную, а самую обыкновенную потребительскую моду — на места, идеи, музыку. Не будучи классическим «великим режиссером», Вендерс, тем не менее, задал несколько важнейших культурных кодов последних десятилетий. Слово «трендсеттер» по-русски звучит безобразно, но зато оно уж больно емкое и удобное.
Ну, например, понятно, что Берлин стал самым модным городом Европы именно после «Неба» — хотя от того Берлина, что в фильме, сейчас немногое осталось. Скучные люди напомнят, насколько здесь велика заслуга Эберхарда Дипгена, бывшего берлинским бургомистром на протяжении почти двадцати лет и посвятившего жизнь городу, который долго умирал в безысходном расчленении, а после был даже не воссоздан, а по сути создан заново. Это все чистая правда. Но миф о Берлине как о месте силы, центре всеобщего притяжения — этот миф создал именно Вендерс. Трехчасовую пешую экскурсию по местам, связанным с фильмом, теперь проходят с iPad в руке — одним глазом смотришь на стоп-кадры, очень удобно. Гид ловко уклоняется от точного ответа на самый популярный вопрос: где был бар, в котором встречаются Дамиэль и Марион, но обычно дает время группе на Александерплатц послушать кусок киноконцерта Ника Кейва, который, как и Берлин, тоже обязан Вендерсу по гроб жизни.
Похожий трюк удался Вендерсу еще однажды, хотя казалось, что на карте Европы уже не было сколько-нибудь интересных мест, не охваченных пакетными турами. «Лиссабонская история» — фильм куда менее известный, чем «Небо надо Берлином», но еще один портрет города, прекрасного в своей неотутюженности, вновь получился впечатляющим. Отпетый космополит, Вендерс не зря ехидно называет себя туристическим агентом: это, несомненно, самый длинный рекламный ролик про португальскую столицу и, уж конечно, самый талантливый. Здесь антропология уже граничит у Вендерса с этнографией, как и в «Зарисовках об одеждах и городах», где «японское» у Ёдзи Ямамото не равно ни сакуре, ни «панасонику», ни их сумме. Нельзя, конечно, утверждать, что Вендерс открыл Ямамото нецелевой аудитории, как он это сделал с Кейвом. Но нюх на свежее у него, конечно, совершенно поразительный.
В документальном кино Вендерс в последние лет 15 вообще, кажется, чувствует себя увереннее, чем в игровом. Здесь выступать в роли пропагандиста и агитатора еще проще. Банду нищих кубинских стариков-музыкантов, завязавших с ремеслом из-за возраста и отсутствия перспектив, нашел не Вендерс, а Рай Кудер. Но фильм Buena Vista Social Club сделал из одноименного альбома полноценную индустрию с турами, видео и новыми фильмами, после которых Ибраиму Ферреру уже не нужно было подрабатывать чисткой обуви.
На восьмом десятке лет снимать фильмы бывает затруднительно чисто физически, тем более что Вендерс терпеть не может непосредственно съемочную площадку, безусловно предпочитая ей монтажный стол. Работать он, однако, продолжает — и по-прежнему демонстрирует незаурядное чутье: в самом свежем своем фильме «Все будет хорошо» Вендерс занял Рэйчел Макадамс, про которую после второго сезона сериала «Настоящий детектив» уже говорят как об актрисе года.