В российской прессе бьют в набат. Утверждается, что Лукашенко «отвернулся от России» и «повернулся лицом на Запад», а грядущие президентские выборы окончательно переориентируют Белоруссию с Востока на Запад. Правда, аргументов в пользу переориентации приводится немного, причем некоторые из них изначально абсурдны и откровенно сомнительны, если не аморальны. Нужно обладать особым строением ума и логики, чтобы долгожданное освобождение Минском пяти известных белорусских диссидентов объявить антироссийским жестом. Другие аргументы вроде бы имеют определенный смысл и логику, но если внимательно рассмотреть их суть, легко прийти к выводам, весьма далеким от катастрофических криков «все пропало».
Первое серьезное разногласие между Минском и Москвой — это вопрос о политической интерпретации концепта «русского мира». Белоруссия этот концепт не приняла, как, впрочем, Казахстан и остальные страны постсоветского пространства, увидев в нем скорее провокацию.
Лукашенко, критикуя концепт «русского мира», заявил буквально следующее: «Я не понимаю, что такое "русский мир", вы — тем более, а наш народ вообще не понимает, какой "русский мир". Тогда можно сказать о белорусском, украинском мире. Это что, какое-то противостояние миров?»
Можно, конечно, на этом основании пытаться бить в колокола по поводу внезапной «антироссийскости» риторики белорусского президента. А можно обнаружить, что лингвистическая формулировка «русского мира» («кто говорит по-русски — тот и часть русского мира») является откровенно опасной, потенциально превращающей Россию из бескрайней страны в крайне ограниченную, и выталкивающей из зоны ее влияния огромное количество симпатизирующих России людей и народов.
Идея «русского мира» стала активно использоваться в российской политике в ходе противостояния в Донбассе в качестве вполне ситуативного «отзеркаливания» галичанского национализма. Как и любое отражение, она обладает всеми недостатками оригинала, главный из которых — ее раскалывающий характер: получается, что русский язык противостоит на постсоветском пространстве белорусскому, казахскому, армянскому и прочим.
К слову сказать, эта проблема существовала и в Российской империи, и тогда было найдено вполне мудрое решение: понятие «русский» означало не языковую или кровную, а конфессиональную идентичность. Так, князь Багратион был наполовину армянин, наполовину грузин, но это не мешало ему быть русским по той простой причине, что он был православным. Этой же проблеме было найдено схожее решение и в рамках СССР: советская власть активно конструировала наднациональную идентичность «советский народ», которая худо-бедно выполняла тот же функционал, что и конфессиональная идентичность.
Сегодня же недоработанность концепта «русского мира» может привести Россию к ошибкам, которых она благополучно избежала ранее и которые мы в полной мере наблюдаем сегодня в отчаянных попытках Киева выстроить неконфликтную украинскую идентичность. И в этом плане политические инстинкты Лукашенко, вовремя почуявшего угрозу, не заслуживают порицания.
Второе разногласие Минска и Москвы куда более предметное. Это несогласие Лукашенко продать России за предложенную цену Минский завод автомобильных тягачей (МЗКТ), который производит шасси для российских ракетных пусковых установок. Насколько можно судить по информации в прессе, ценовые предложения и ожидания сторон здесь расходятся минимум в три раза. Россия готова предложить за завод один миллиард долларов, тогда как Лукашенко готов его продать за три миллиарда. Его высказывание на эту тему, адресованное директору МЗКТ, в некоторых российских СМИ преподносится как образец враждебности: «Нас пугают, что Россия изобретет свои "сороконожки" и будет ядерные боеголовки перевозить на своих, — и на здоровье! Если у них есть сегодня мозги и деньги, которых у них нет, пускай изобретают!»
Высказывание это и в самом деле откровенно недипломатично и нелицеприятно. Правда, только если не знать, в чем суть дела. В последние 10-15 лет в России активно пытались создать дееспособную альтернативу МЗКТ. Вначале такие работы велись на базе Брянского автозавода (БАЗ), затем — на КамАЗе, перехватившем у БАЗа финансирование на опытно-конструкторские разработки. Все эти попытки неизменно оканчивались неудачей. Так, на последних испытаниях в мае прошлого года, на которых присутствовал министр обороны России Шойгу, очередной представленный КамАЗом образец не справился с задачей, в то время как белорусские тягачи продемонстрировали все нужные результаты, и МЗКТ получил новые контракты от МО РФ.
Так что щелчок по носу от Лукашенко вполне заслуженный, да и адресовался он в первую очередь руководству КамАЗа, которое еще с начала 2000-х годов вело торг с целью приобрести и белорусский МАЗ. Однако нахрапом стратегические проблемы не решаются, а наличие квалифицированных кадров, способных изобретать и производить, — это ресурс, который не создается за короткое время даже с помощью очень больших денег. Поэтому, конечно, можно обижаться на Лукашенко, который прямо про все это говорит. А можно начать исправлять ситуацию, не кивая на друга-соседа.
Таким образом, все разногласия между Минском и Москвой сводятся скорее к расхождениям в системе координат (и месте Белоруссии в этой системе) части российских элит, нежели к собственно белорусским установкам. Так куда же на самом деле идет Белоруссия?
Совершенно бессмысленно говорить о некоем геополитическом выборе, который должен произойти в ходе нынешних президентских выборов в стране. Дело в том, что современная Белоруссия совершенно неидеологична, а для такого рода выбора наличие доминирующей идеологии абсолютно необходимо. Такая неидеологичность свойственна Белоруссии не только сейчас, — опыт мирного многовекового сосуществования множества конфессий приучил ее граждан крайне осторожно относиться к любой ценностной риторике.
Особенностью современной потребительской экономики стало то, что любая ценность стала определяться ее рыночной эффективностью. Поэтому для понимания геополитической ориентации Белоруссии лучше всего смотреть на задаваемую рынком прагматику и на структуру отношений страны с окружающим миром. А выглядит эта структура так.
Во-первых, в постсоветский период Белоруссия оказалась одной из немногих стран, изначально дружественных России. Причина в том, что основу экономики Белоруссии образовывали предприятия-монополисты, которые позволяли избежать «войны интересов», — ведь там, где одно предприятие раскалывалось на два, разделенных государственными границами, из бывших частей целого в новых условиях возникали конкуренты. Кстати, именно таким образом возникшая взаимная конкуренция обусловила в значительной мере последующую конфликтность Украины и России. Там же, где делить было нечего, сохранялись укрепляющие доверие отношения взаимозависимости.
Во-вторых, Белоруссия в постсоветский период сумела сохранить свой промышленный потенциал, пусть и руководствуясь в первую очередь социальными, а не экономическими соображениями. И сегодня индустриальная идентичность Белоруссии гарантирует тот факт, что она останется ориентированной на Россию: других рынков у страны сегодня просто нет, Запад их предложить не может и не сможет.
В-третьих, у Белоруссии есть то, что нужно сегодня России, а именно школа подготовки квалифицированных инженеров и специалистов. Как наглядно показала история с попыткой создания конкурента МЗКТ, России сегодня нужно возвращать навыки системного инвестирования в промышленный сектор. А пока это инвестирование принесет результаты, вполне можно воспользоваться инфраструктурой, которую сумела сохранить Белоруссия.
Так что сегодня Белоруссия едва ли не больше России заинтересована в том, чтобы наша страна наконец сумела запустить реальную, а не имитационную программу промышленного импортозамещения. В этой ситуации естественным выбором Белоруссии будет строительство общей с Россией взаимодополняющей системы промышленного производства. Иными словами, Белоруссия заинтересована именно в России, опирающейся на свою собственную индустрию. И в этом плане Белоруссия сегодня куда более пророссийская, чем определенная часть российских элит, транслирующая через прессу свою озабоченность риторикой Лукашенко.