Закон о праве на забвение вступил в силу в начале года. А на старый Новый год стало известно о смерти Владимира Прибыловского.
Страстный собиратель биографий, не упускающий никаких мелочей, упал дома замертво, сделав глоток кофе. Многие заговорили об убийстве. Ну как же — оппозиционер, политолог, публицист, историк-критикан. Неугоден, зубоскалил, насобирал и опубликовал в сети слишком много документов о ясельных годах сегодняшней политической и бизнес-элиты. И вообще, в последнее время съехал с катушек, орал, обзывался, врагов себе нажил смертельных.
Фотографии с похорон: народу уйма, среди них и Явлинский, и Навальный, и Яшин, и другие знакомые лица. То есть да — оппозиционные политики его ценили, он из их вроде бы клана.
Но Прибыл — так называли его хорошие знакомые, друзья юности, — на мой взгляд, не был ни историком, ни публицистом, ни оппозиционером. Он был человек редчайшей породы и редкой профессии — биограф. И умер он не от яда в кофе и не от диабета (хотя буквально, возможно, и так), а от невозможности и нежелания обеспечить многим заинтересованным лицам право на забвение. И от прямого последствия этого — от нищеты.
Володя Прибыловский на различные гранты, в том числе и иностранные, создал большую машину по сбору и обработке информации частных данных в общепонятном понимании этого слова: он брал официальные биографии из газет, с сайтов, избирательных брошюр и листовок, полных вранья, и начинал проверять, ползая на пузе по земле. Если написано, что человек окончил школу номер 45 в городе Бердичеве — кто-то отправлялся в эту школу и спрашивал: такой-то учился? Если объявлялось, что окончил такой-то институт, — шли в институт.
Когда гранты были — а это девяностые-нулевые, — организовать такую сеть было просто. Каждый журналист в любом городе был рад немного подработать — сходить да и разузнать. В Москве и Питере «его люди» паслись и в Думе, и в министерствах, ходили по загсам, архивам. Он говорил о базе в 60 тысяч персоналий — большая работа. Хотя при таких объемах погрешностей не избежать. Когда гранты оскудели, а потом и вовсе кончились, стал дополнять свои данные через сети, провоцируя реакцию. Публиковал сомнительные биографические справочки и ждал, когда набегут критики: «ты смотри, какую чушь Прибыл вывесил, совсем уже изоврался — мол, герой работал в Минатоме, а он давно уже в это время ушел в "Новатэк", но советником сначала». Вот и правочка, вот и подробность, если источник достоверен. Хорошо так делать? Нехорошо. Но сеть ведь для этого идеальная среда, за такое там спрос невелик.
Мы изредка встречались. Разговор о любом публичном лице превращался в сагу, он сыпал адресами, называл его друзей детства, врагов юности, знал, что любил тогда и что теперь, он держал в голове тысячи обстоятельств и крошечных деталей. Голливуд бы снял кино с таким героем. Мне все грезился роман «Биограф», который ничем не уступал бы «Парфюмеру», а сюжетом даже и превзошел бы его.
Он знал даже о тех, о ком почти никто не знал. Помню, когда работала в «Коммерсанте», решила написать заметку о Татьяне Анодиной — генерале авиации, главе МАК, женщине таинственной, влиятельной, непубличной. О ней говорили шепотом, ее боялись видалые минтрансовские дядьки, а информации — ноль. И интервью она не дает.
Прибыловский по дружбе прислал биографическую справку с номерами дипломов, выписками из загсов, всеми назначениями, обстоятельства ее многолетней дружбы с Примаковым — и так далее, и тому подобное. Когда материал вышел, Анодина позвонила и пригласила на чашку кофе:
— Откуда вы все это узнали? Этого же нигде нет!
Встречи наши с Прибылом продолжались 25 лет. Примерно раз в году. В какой-нибудь простой кафешке. Засаленный свитер, пятно на пузе, любовь к пивку, всклокоченные волосы, одышка. Последние несколько встреч, как и письма, были о безденежье — он страшно нуждался, обнищал.
Причина тут простая: началась масштабная война с «непричесанной» памятью, фигурантам биографий из Прибыловской базы не по нутру были все эти справочки, да еще и в частных руках. Как угодно может обернуться — враги могут купить информацию, заказать сбор ее, а времена сейчас непростые. Не надо темных подробностей происхождения «первого миллиона», не надо фоток с челками. Право на забвение, принятое в качества нормы во многих странах, — это же рай земной, на небесах-то не подотрешь, а на земле раз — и стерто. И перекрыли кислород. Чтобы «Первые пробы пера» сгинули, вымылись из интернета.
На этих нуждах наше законодательство шагнуло в ногу с европейским: в июне 2014-го решение Европейского суда и само право «ограничивать доступ к неприятной или устаревшей информации о себе в глобальной сети» было поддержано Общественной палатой. А летом 2015-го Госдума приняла закон о праве на забвение. Конечно, не Прибыловский был главной мишенью. Но он не мог не ощутить всех прелестей очередной законодательной инициативы.
Хотя еще тогда, летом, Прибыл просил о помощи. «В идеале, — писал он, — мне бы зарплату примерно на 1 тысячу баксов, у меня квартплата 35 тысяч. Чем платить за август, я почти собрал, а вот за сентябрь и не соберу. Каждый месяц я занимаю евро по 200-400, потому что не хватает все время на платежи за квартиру и на еду. Причем пару тысяч евро мне уже на днях надо заплатить».
Вот и реализовался план по работе с несистемщиками. НКО «Панорама», которую он создал, прекратила свою деятельность: прокурорская проверка нашла ее иностранными агентом. В уставе «Панорамы» было записано: «помощь государству в законодательной деятельности». Прибыловский даже один раз был, при Суркове еще, на собрании Консультативного совета по противодействию фашизму.
Но основной грантодатель «Панорамы» — «Национальный фонд за демократию», то есть да — «вашингтонский обком». «Так что, — соглашался Прибыловский — резон квалифицировать нас "агентами", конечно, имеет место быть».
Регистрироваться не стали, просто прекратили свою деятельность. Копеечно подрабатывал для журнала «Власть», мыкался, тыркался, у всех просил работы. Болезни, нужда, озлобление, в последних письмах он страшно ругает власть, хрипит, проклинает. Он уже опухший, отечный, белый, не помнящий себя от отчаяния. «Мы не будем вам платить за то, что вы нас критикуете, обливаете грязью. Это вы, пожалуйста, делайте за свой счет», — отвечает ему власть с экрана телевизора. Ну да, логика понятна. А какой дурак будет за это платить?
Первый пошел. Не было у Прибыла денег на врачей и лекарства, на жизнь, совместимую с его болезнями. И не будет денег ни у кого, кто пойдет партизанить, как он, в эпоху новой стройности и порядка. Прошлое причесывают и стригут по последней моде. Ключики от него только у «компетентных органов», а лет через двадцать доберутся до источников и историки. Но двадцать лет — это целая жизнь. А сейчас можно пожить спокойно.