В конце прошлого месяца олимпийский чемпион Алексей Немов сцепился со «стопхамами» и попал на первые страницы новостей. Тогда же выяснилось, что Джереми Кларксону придется-таки заплатить 100 000 фунтов за скандал с продюсером BBC. С актером Валерием Николаевым вообще непонятно, что произошло.
Да, звезды-фронтмены, они всегда на виду, им потом все кости перемоют в соцсетях и прессе, однако вместе с ними толпы самых обычных людей постоянно попадают в ДТП и «неприятные ситуации», хамят и нарываются на хамство сами, паркуются не там, где надо, лезут в драку и выходят то пьяными, то голыми на публику.
Животное как будто не покидает человека, оно прячется поглубже и в мирной жизни вида почти не подает, но стоит алкоголю или крови ударить в голову, как наступает затмение.
Понятно, что все это не просто так. Сказывается и давление социума, и отвратительный нрав, и вседозволенность, и безнаказанность, накопленные агрессия, разочарование и усталость, неумение ни пить, ни жить, отсутствие тормозов и страсть к саморазрушению. Объяснить можно что угодно, только жизнь от этого ни легче, ни спокойнее не становится.
Проблемы тут две. Одна в том, что человек не рождается воспитанным. На это потом папа с мамой годы тратят. И если действительно тратят, у ребенка на пассивной подкорке записывается хотя бы пара слов. Например, «спасибо» и «извините». Хотя бы... Уже это сильно упрощает коммуникацию в нервном городе и снижает градус агрессивной активности. Потому что когда вас в метро чуть не сшибают с ног, а потом добавляют не привычное «куда прешь, скотина!», а вдруг — «простите», это очень хорошо. Это обезоруживает и обеззараживает.
Вторая проблема — это неумение и нежелание принять себя такими, какие мы есть.
Потому что есть культура воспитания, а есть культура запугивания. В первом случае, когда человек воспитанный вдруг слетает с катушек и разносит в щепки полгорода, в нем включается чувство вины. Это внутренняя самоцензура, то, что он переживает наедине с собой и что, возможно, заставляет его разочароваться в себе и пробовать что-то изменить.
Культура запугивания держится на запретах и попреках. Это не воспитание, это дрессировка. «Как ты мог, это неприлично, нельзя, недопустимо, не принято, что люди скажут, фу-фу-фу, ай-ай-ай!». Задавленные стыдом, как прессом, хулиганы приспосабливаются. Страх осуждения порождает показуху, никто ничего не переживает, зато знает, как в случае чего вести себя на публике.
Поэтому сначала мордобой, наручники и обезьянник, а потом — ай, спровоцировали, был слаб, ехал всенепременно в больницу к родственнику, не пьяный, а уставший после трудовой смены, не то сказал, неправильно поняли, мусорный бак сам за кулак зацепился, извините, люди дорогие, бес попутал, больше не буду, век воли не видать!
Только единицы асоциальны или уверены в себе настолько, что даже не оправдываются. Подрался? Да, я такой! Нахамил? А чего еще вы от меня ожидали?
Да, у любого есть два лица, публичное и настоящее, но вам больше половины наших дам расскажут, что мечтают о сильном самце, который придет и возьмет ее всю такую сложную и волевую в свой стальной кулак, покажет, кто тут главный, и она немедленно станет хрупкой и счастливой снежинкой.
Но если вы и правда мечтаете о таком самце, так вот он вам! Он груб и опасен, он лезет на рожон, в драку и в пекло, матерится, подбирает кровавые сопли и не сожалеет ни о чем. Это не обаятельный герой киноэкрана, это катастрофа. Вы действительно этого хотели?
Или все опять, как всегда, сложно?
Потому что на самом деле неуправляемый и непредсказуемый мужчина подходит совсем немногим и в быту оказывается неудобен и опасен. Он не исчезнет бесследно, но времена массового скопления безбашенных головорезов, склонных к насилию и разрушению, должны закончиться, так же как должны подойти к концу и времена выживания. И есть шанс, что наступит, возможно, предсказуемое и немного пресное, но обычное мирное время, в котором можно и нужно именно жить, а не доказывать свою крутизну на каждом перекрестке и спасаться, кто как может.
И вот в этом времени выиграют те, кто сумеет перестроиться, приспособиться и обуздать свою дурную натуру. Остальные или сядут, или передавят друг друга.
Потому что эволюция — жестокая вещь.
И теперь выживут не самые сильные, а самые умные.