Из тишины появляется сапог. Над сапогом — приклад. Нацистская форма. Аплодисменты. Свет заливает сцену, и мы видим: блондинка прячется от фашиста за пианино. А могла бы — за углом, за забором, под крышкой погреба. Хрестоматийная сцена. Фашисту лирично. Он дает очередь по клавишам. Чу, что-то шелохнулось в тишине! Дает очередь по блондинке. То ли промахнулся, то ли пожалел. Блондинка рвет с шеи косынку. Что-то будет. Расстрел? Нет, любовь.
Наманикюренные пальчики — с красным лаком, разумеется, — отводят эрегированное дуло автомата в сторону. Секс во время войны. Под Fly me to the Moon Фрэнка Синатры.
Блондинка в итоге убита. Кем-то, кто занят не сексом, а войной. Лирический фриц дает ответную очередь в воздух и замирает рядом с блондинкой. Ах, как они любили, как же они любили!
Вы посмотрели отрывок из шоу «Танцы со звездами» на канале «Россия». И еще раз посмотрели. И еще. Удивляясь тому, как долго члены жюри пребывают в недоумении по поводу увиденного и пытаются подобрать слова для оценки номера. Что-то такое про провокацию в искусстве, про шмайсер, про танцевальное мастерство, про Тарантино, про то, что серьезное надо обсуждать на ток-шоу у Соловьева. Видно, что всем дико неловко, но программа же развлекательная, надо хохмить.
А с экрана улыбается нам лирический фриц — актер Александр Петров в форме солдата вермахта, — и похоже, он не испытывает никакой неловкости. Да и с чего бы? Никто не объяснил ему, что тут не так. Ни режиссеры, ни продюсеры, ни начальство, ни зрители. Разве что пенсионеры-ветераны и депутаты немодных партий пишут в Госдуму письма гнева, возмущаются «танцами со свастикой» на телеканале «Россия».
Для культурного сообщества, знакомого с термином «постмодернизм», не все так однозначно. Кем бы посчитали эту блондинку, вступившую в страстный диалог с захватчиком в 1942 году, и кем был для блондинок на оккупированной территории тот фашист на самом деле? Задавая эти вопросы, рискуешь прослыть человеком наивным, ненасмотренным и даже неумным. Неловко называть вещи своими именами. Да и за 70 лет имена у вещей изменились. Правнуки воинов не могут видеть в образе фашиста то же, что видели его предки.
Немец, с которым воевали, неизбежно заменяется на немца, с которым на одном пляже выпивали. И увидели его в образе «ночного портье», и рассмотрели его цветущую сложность.
Как выяснилось, мышца пропаганды должна работать каждый день, как бицепс и трицепс. Даже не столько для того, чтобы переубеждать, сколько для того, чтобы не потерять. В День космонавтики, 12 апреля, — как раз в этот день вышло скандальное танцевальное шоу — многие в России с удивлением узнали, что не все в мире помнят, что первым человеком в космосе был русский Юрий Гагарин, а не американский Нил Армстронг. Никто в этом не виноват, кроме нас.
Россия забыла, что надо напоминать о себе, а Америка никогда не забывала. После советских лет в России сложилось стойкое отвращение к любому государственническому пафосу (разве что в последние пару лет ситуация изменилась), мы — скептики и циники, а не восторженные патриоты.
Хотя даже образ солдата у фортепиано у нас тоже был — у Георгия Мелихова, в картине «Весна 1945». Залитая солнцем гостиная, берлинский дом (по воспоминаниям родственников художника, он увидел эту сцену в майском Берлине собственными глазами), перерыв между боями, свет, рояль, обещание счастья, музыка, которая возвращается к тому, кто, защищая Родину и свободу, вынужден был взять оружие в руки. А теперь снова может вернуться к мирному Моцарту.
Создатели шоу на канале «Россия» берут этот великий образ, принадлежащий нашему солдату, и награждают им нациста, чтобы немного подкрасить гламуром сюжет. Если бы блондинка пряталась не за пианино, а в подвале, это выглядело бы не так симпатично, не так ли? И вот фашист, тонкий и звонкий, наткнулся в чужом доме на музыку, душа его откликнулась, и он не убил, а полюбил, прямо не сходя с места. «Им удалось любить друг друга две минуты, больше не отведено было. Надеюсь, что зрителям это будет понятно», — комментирует артист Петров с деловитой прямотой.
Да, все понятно. Технологии теперь и правда быстрые — за две минуты можно переставить акценты. Дело даже не в том, что нацист не может в реальной жизни полюбить и пожалеть. В оккупированной деревне моей бабушки, по воспоминаниям ее родителей, один конкретный нацист угощал детей шоколадкой. Но коммунистов и комсомольцев все равно расстреливали.
Для мира образов правда конкретного поступка не имеет значения. Если вы внуки солдата-победителя, то ваша бабушка-блондинка двадцати лет не крутит любовь с фашистом, который пришел ее убить. Не потому что быть такого не может, а потому что этому сюжету нет оправдания. Это другой национальный миф, не наш. Не про Победу, а про «они тоже люди», например. Но нам-то какое дело? Мы — герои и титаны, спасли мир от страшного зла.
В недавнем интервью Людмила Улицкая рассуждала о цене Победы. «А французы — вот, они немцам сдали свою страну. Сейчас прошли годы — Париж стоит, они его сохранили, они сохранили культуру. Да, конечно, французы не молодцы, а мы молодцы. Но страна была разрушена, народу погибло ужасное количество». Французы своих уберегли, а у нас — миллионы погибших, поэтому вопрос — стоило ли сдаваться? — он у Людмилы Улицкой до конца не решен, оказывается. Вот так.
Причина, по которой эти слова вызывают шок и возмущение, — в попытке подвергнуть сомнению сложившийся национальный миф. Русская правда о Победе недискуссионна. Наш герой — не тот, кто размышляет: стоило ли сдать и сдаться? Но тот, который погибая, спасает. Наша героиня — не блондинка за углом, жертва случайной страсти захватчика, а девушка-партизанка. Наше — это подвиг ради мира на земле. Такое представление нации о самой себе оплачено миллионами погибших. Принявших смерть не как жертвы, а как герои. Не в концлагере, а в бою.
Никакого другого национального мифа на этом месте быть не может. Постановка фашиста на место героя невозможна. В реальности Великой Отечественной наши решали свою судьбу сами. В реальности развлекательного шоу решает враг и слепая судьба. Если человек отдан во власть другого, он утрачивает субъектность, перестает быть действующим лицом истории. Это не про нас.
Понять, что выбор был простой — умереть или победить — слишком тяжело для избалованного потребителя. Как пишут юзеры в интернете по другому поводу, «чего ради я должен отказываться от пармезана/поездок в Турцию/долларов по 30», — думая, что судьбу свою и страны можно выбирать, как сыр в супермаркете. И что можно не покупать смерть и подвиг, потому что слишком дорогостоящий товар, а выбрать сытый и безопасный коллаборационизм. На полках этого супермаркета предлагается танцующий фриц с опцией «полюбить, не убить».
Ветераны, которые обижаются на потомков, — они на это и обижаются. На наше комфортное допущение, что был какой-то другой вариант, а они просто старые тоталитарные дураки, трупами Гитлера закидали.
Не усложняйте, не стоит на пустом месте скандал устраивать, — рассуждают некоторые культурные люди. — Нет тут никакой идеологии, а есть одно любование дизайном. Попали люди под очарование нацистской формы, что ж теперь, и сериал про Штирлица запретить?
Как ни странно, перевод скандала в плоскость дизайна от Hugo Boss дает понимание того, что произошло с нашим восприятием подвига народа в Великой Отечественной войне.
Форма — вот что осталось от Победы. Этика поступка выветрилась, осталась эстетика — сапоги, гимнастерки, песни военных лет, салют, парад. Шоу-бизнес выбирает то, что ярко и красиво. Солдат в кирзачах не очень-то гламурен, родным простоватым Теркиным наелись в скучном СССР. Хочется Европы, красивого и модного Ганса, страдающего, подвижного, гибкого, приталенного, доброго, любящего и с роялем в кустах. Европейца, который полюбит и пожалеет отечественную блондинку.
Мы так и не поняли за прошедшие с 9 мая 1945 года 70 с лишним лет, что Вася Теркин, солдат Победы, и есть тот самый великий европеец — герой, спасший мир от варварства, чистая душа, способная оживить мертвый рояль в разрушенном Берлине. Мир забыл его подвиг, заклеймил его захватчиком.
Очередной героический поступок — освобождение Пальмиры от варваров — тоже будет забыт. Наша пропаганда не смогла представить этот подвиг как выполнение русскими подлинной миссии европейца, защитника культуры. Потом будем жаловаться, что мир не помнит солдата Александра Прохоренко, вызвавшего огонь на себя.
Кривляние в форме романтического нациста меньше чем за месяц до Дня Победы — невероятно удачный символ нашего коллективного самоуничижения. Спасибо каналу «Россия».