Проще начать с цитаты. Есть одно очень известное высказывание Юрия Тынянова: «У современников всегда есть чувство неудачи, чувство, что литература не удается, и особой неудачей является всегда новое слово в литературе». Это чувство, по-видимому, неустранимо. Можно посмотреть хотя бы комментарии читателей к любой статье о современной поэзии. Или заглянуть в прошлое и вспомнить отклики (в лучшем случае снисходительные) на первые книги Хлебникова, Мандельштама, Ходасевича. Я сейчас не сравниваю, а говорю о каком-то общем зрительном дефекте.
Свидетельства современников искажены слишком близким расстоянием, но именно сейчас у такого искажения как будто есть дополнительные резоны. И это притом что наша поэзия явно не на ущербе, а происходящее в ее глубине куда значительнее того, что может заметить сторонний наблюдатель. Авторов интересных и, что называется, состоявшихся можно перечислять десятками. Но вовсе не авторы, а словно бы сама поэзия сейчас взяла паузу и переосмысляет себя, свое состояние.
У этого много объяснений, и одно из них — самое очевидное. В конце нулевых один за другим ушли из жизни поэты самого первого ряда — старшие, но вовсе не старые: Геннадий Айги, Дмитрий Пригов, Всеволод Некрасов, Лев Лосев, Евгений Сабуров, Алексей Парщиков, Михаил Генделев, Елена Шварц, Александр Миронов (называю только тех, кто первым приходит на ум). Одна эта когорта могла бы составить славу любой литературы. За пару лет этот первый ряд катастрофически поредел, и поэзии требуется время, чтобы хоть как-то справиться (или хотя бы смириться) с такой потерей.
Если смотреть только на новые имена, картинка получается словно бы непроявленная. И это понятно: большие авторы появляются не каждый день и не сразу. Поэзия не демонстрация силы, а исполнение работы — то есть занятие более смиренное, чем принято думать. Чтобы стать работой, силе необходим свой путь. Вот и новые авторы не столько появляются, сколько проявляются: занимают все больше места, собирая под свою руку окрестные территории. Те и становятся большими поэтами, у кого есть такая способность.
Я уже писал, что воспринимаю поэзию не как сложение персоналий, а как единый организм со своей дыхательной системой. Он дышит — делает вдох, потом выдох. Сейчас, на мой взгляд, время вдоха. Поэзия только набирает воздух.
Вероятно, поэтому у последнего пятилетия довольно плоский рельеф, это явно не период бури и натиска. Скорее период ожидания, только очень чуткого и беспокойного. Ожидания чего? Видимо, нового языка.
Искусство — это опережающее зеркало: оно обращено к тому, что еще только предстоит. Мир меняется, и эти изменения нельзя увидеть помимо мышления о них. Но то, чего нет в языке, нет возможности и помыслить. Новый язык — это,по сути новая оптика: способность видеть новые вещи.
Чем быстрее движется время, тем скорее сползает «культура» — освоенное и осмысленное жизненное пространство. Происходит какая-то смена исторической реальности, незаметная современнику. Время-история переворачивает страницу, и надо начинать с чистого листа. Сейчас мы, возможно, опять вступаем в «темные времена» — в ту временную область, где у стихов есть преимущественное право голоса.
Пауль Клее так формулировал задачи живописи: «Не показывать видимое, а делать видимым». Едва ли не в большей степени это относится и к поэзии. Но именно сейчас, в настоящее время этот призыв нужно окружить рядом уточнений и оговорок.
Речь нового автора похожа на голос за стеной, когда слышишь только отдельные слова, а в основном улавливаешь тембр, интонацию и общий характер высказывания. Даже те поэты, что безусловно талантливы и значительны, представлены какой-то облачной массой целого, в которой легко заметить перемещение, но трудно различить движение к определенной цели. Новые авторы как будто нарочно гасят, приглушают высказывание, но кажется, что это не особенность личной артикуляции, а какая-то общая стратегия. Похоже, что высказыванию специально дают возможность побыть в темноте, в непроявленности, — чтобы оно вызрело и уже потом произвело на свет новый способ стиховой речи.
Это «нащупывание в темноте» — следствие не просто промежуточного этапа и эпохального шва, оно что-то говорит и о характере наступающей эпохи, предполагающей жизнь без ясных ориентиров и надежного фундамента. Много писали о том, что мир писателя неуютен и опасен. Но сейчас мир неуютен и опасен решительно для всех и вовсе не в модусе долженствования и умозрения. Вероятно, и работа писателя (поэта) в свете новых обстоятельств должна изменить свой характер. Вероятно, новый язык и будет следствием таких изменений.
Я специально не называю никаких имен, потому что эти наблюдения относятся ко многим из тех, кому сейчас около или чуть больше тридцати: если не к генерации в целом, то к той ее части, что внимательно смотрит друг на друга и определенно чувствует общую задачу. Они действительно в чем-то схожи друг с другом: их зрение обращено словно бы не к людям, а к стихиям. Как будто в мире еще не существует ничего иного, он в начале творения и никак не оформлен, а на поверхности заметны только какие-то завихрения — силовые линии нового состояния. И поэзия следует этим линиям, подчиняясь их движению.
Речь молодых авторов говорит внутрь — в глубину себя. И это по-своему честно: мы живем в совершенно новой реальности. Изменился сам воздух жизни (а поэзия им и существует), и требуется время, чтобы его набрать и как-то пересоздать. Новый воздух далеко не сразу находит себя в словах. Всегда случается какой-то «промежуток».
Но мне кажется, что-то начинает сейчас происходить. Как будто зрение нового автора привыкает к темноте. Сугубо частное (и поневоле темное) начинает проясняться. Долгий вдох ощутимо заканчивается, скоро в поэзии могут начаться важные и интересные события. Поэтому и наблюдение становится увлекательно азартным: кто первым эту реальность захватит?
Я могу ошибаться, но растущее внимание к поэзии, которое замечаю не я один, можно объяснить именно этими обстоятельствами. Видимо, и сейчас, как когда-то, в шестидесятые годы прошлого века, люди ощущают болезненно-острую нехватку реального. А стихи (настоящие стихи) это и есть «производство реальности». Они приходят на помощь — очищают воздух от химер и фантомов.
Стихи пишут люди в соавторстве со временем, и еще неизвестно, чье авторство влиятельнее. Точнее, стихи пишет поэзия, и крайне интересно услышать, что именно она сейчас пишет. Интересно потому, что это голос времени и места. То есть того, где мы находимся.