Человек — единственное земное существо, способное создавать смыслы. Работать с ними. Разрушать их. А также — среду где он живет, себе подобных и себя самого.
Об этой способности на днях ярко напомнил врач-психиатр и художник-сатирик Андрей Бильжо: «…я расскажу страшную, крамольную вещь, которая взорвет интернет и меня…»
Но об этом чуть позже. Работа со смыслами — важное занятие человека. Пусть и не любого. Так считают многие социологи, физиологи, психологи, педагоги, управленцы, философы и другие исследователи человека, порой работающие в пограничье дисциплин.
Они ищут: как формировать его взгляд на мир. Строить нормы и рамки поведения и деятельности. Определять отношения и поступки. То есть управлять. Вводить в созданные правила.
Порой им следуют сознательно. Скажем — законам и уставам. Или науке опытных людей: не пить незнамо что, пахнущее спиртом. Эти правила основаны на запретах и страхе нарушения. Попрание законов часто влечет наказание. Употребление иных жидкостей, в чем не раз убеждалась Россия, — смерть.
Но: наличие писанных и устных правил, обращенных к сознанию людей, не значит, что их выполнят. Впрочем, многим нормам они следуют не из страха. И не вполне сознательно.
Видный ученый, ассистент академика Павлова профессор Сергей Чахотин установил: многие не знают, что делать, пока кто-то авторитетный не подаст пример. Это касается и общества, и дома. Если те, чьим мнением они дорожат, идут на митинг протеста или в поддержку, идут и остальные. Даже если специально их не зовут. А когда в фильме приятный им герой не лупит яйцо ложечкой, а срубает верхушку ножом — то и они осваивают этот навык.
Считается, что и героические примеры тоже побуждают к подражанию и действию. Обычно — людей особой психической организации. В любом случае, яркие поступки, на которые способен не каждый (скажем — требующие самоотдачи), создают в обществе поле «священных образцов». А также «сакральных знаков и слов».
Все это — узлы мощной знаковой системы управления поведением и выбором. Их эффект иносказательно можно назвать «магическим». Через зрение и слух они воздействуют на рефлексы, формируя отношение людей к миру и определяя их поступки или бездействие.
Еще недавно в число управляющих знаков входили Октябрьская революция, коммунизм, «Слава труду!», «Ленин всегда живой», его лики и статуи, красный флаг и звезда, серп и молот... Эти заклинания и знаки, вдобавок к проволоке и вспаханным полосам, чертили символическую границу бытия советского человека в якобы самом справедливом и гуманном государстве мира. Они навязывали вымысел как реальность, служа опорой режиму, вложившему в них часть своей сути.
Но у знаков есть свойство: они могут терять сакральность. Скажем, когда их обессмысливает опыт, и для большинства адресатов они перестают что-то значить. Или реальность отбирает веру в коммунизм у стольких людей, что слова «Наша цель — коммунизм!» вызывают смех. Или перестает существовать использующая их система.
Так было после демонтажа советской власти и социализма. Часть их символики ушла в зону личных взглядов. А часть осталась снаружи: мавзолей и статуи Ленина, звезды на башнях Кремля и высоток, мозаики в метро, названия улиц… Частично они стали декором и утратили долю магии. Но не всю. И поэтому (в том числе) многие, проживая в буржуазном сегодня, часто обнаруживают себя в красном вчера.
Во многом дело в том, что крах системы мощно ударил по благополучию тысяч людей, плюс — вызвал у них глубокий кризис идентичности. Они пережили его не только как «величайшую геополитическую катастрофу ХХ века», но и как тяжкое личное поражение. А помочь им принять новую ситуацию как победу и освобождение удалось лишь отчасти.
Возможно, поэтому лица, отвечающие в России за управление поведением, решили, что, хотя прежней системы нет, без ее знаков не обойтись. Возвращенных орла и триколора мало, чтоб на них опираться. А своего поля священных знаков и слов еще нет. Отсюда — звезды Кремля, новый гимн на старую музыку, возбуждение трепета перед Победой.
Победа в Великой Отечественной войне, с которой связан почти каждый россиянин, пожалуй, стала главным объединяющим фактором. Еще при Советах, по мере того, как гасла вера в светлое будущее, все активнее величали славное прошлое. Был создан своего рода канон почитания Победы: священные постройки, песни, обряды и ритуалы.
И сегодня попытки рассмотреть или описать те или иные эпизоды войны вне этого канона вызывают у многих подозрение в кощунстве. Ибо грозят отнять у людей то, что, как им кажется, их связывает. А эта связка — сильный инструмент управления.
Вот почему Андрей Бильжо и впрямь «взорвал интернет и себя», рассказав, что в архиве психбольницы им. П.П. Кащенко «читал историю болезни Зои Космодемьянской. (…) Она страдала шизофренией».
Кто-то скажет (и даже приведет основания), что это расходится с врачебной этикой — предавать широкой огласке обстоятельства болезни какого-либо человека. Но это еще и нестерпимо для тех, для кого Победа — главное связующее звено и главная реликвия. Потому что российское общество, увы, привыкло воспринимать психиатрический диагноз как недостойный изъян. Шизофреник, он кто? Для многих — псих, ущербный, скорбный умом…
А образ героя, полагают они, должен быть идеален. Пусть ничто человеческое ему не чуждо, но он — вменяем. Иначе сомнительна осознанность его действий. А значит — их героичность.
Страшный поступок в глазах людей — отнять у них героя. И зря Андрей Бильжо, обещая взрыв, писал, что не очень боится, ибо «находится далеко». При взрывах в интернете «далеко» — условность. Там все близко. Близко к сердцу приняла и его слова весомая часть жильцов сети. Ближе даже, чем историю бывшего главы Госархива Сергея Мироненко о 28 панфиловцах как о мифе, созданном пропагандистами.
Те отлиты в десятиметровых фигурах близ разъезда Дубосеково. Запечатлены в кинолентах, стихах Тихонова, песне на стихи Софронова и музыку Шарина, ряде профессиональных живописных работ и тысячах любительских рисунков. И при этом — не ущербны.
Образ Зои тоже запечатлен в искусстве и хрониках, но Бильжо покусился на его безупречность. Что многих рассердило. Хотя он и написал в Facebook: «Если я кого-то обидел или ранил своими высказываниями, то искренне прошу меня простить».
Простят ли? Дело-то не в обиде. А в гневе за поколебленный монолит нормы. Нормы, отвергающей многовариантность.
В сознании плотно сидит неприятие разделенности мира. Для многих его многообразие невыносимо. Но приходится терпеть. Отсюда невроз. Но если система внедряет в него тоталитарное мировоззрение, возникает иллюзия радостной цельности. И любого ее нарушения — как атаки. Со стороны шизофрении в том числе! Ведь она, как сообщает Оксфордский медицинский словарь, — это «распад процессов мышления и эмоциональных реакций». То есть крах желанной цельности.
Конечно, многое могут создатели норм. И все же, что важнее: соответствие им или то, за что сражался и погиб человек?
А Зоя погибла, сражаясь с теми, кто навязывал миру монолитность и безраздельность — тоталитарную всеобщность нацизма.
В этом ее подвиг и победа. Победа свободы над рабством. Это один из высших актов, доступных человеку. Не важно, здоров он или имеет диагноз: «туберкулез», «цирроз» и любой другой, скажем — «шизофрения».
Независимо ни от чего, Зоя в ряду героев сопротивления — русских, евреев, немцев, французов, голландцев, норвежцев и всех, павших за разнообразие и выбор. За свободу.