Эмир Катара Хамад бин Халифа Аль Тани выступил с телеобращением к подданным, в котором объявил, что отрекается от престола в пользу своего сына Тамима бин Хамада Аль Тани. Самый успешный правитель в истории этой страны озадачил весь мир, отказавшись держаться за власть до последнего вздоха.
Отрекшийся от престола шейх Хамад пришел к власти в Катаре в 1995 году, совершив бескровный переворот. Когда его отец шейх Халифа находился в отпуске в Швейцарии, сын объявил об отстранении правителя от власти и назначил новым монархом себя. Рубить головы сторонникам свергнутого отца Хамад не стал. Более того, он исправно содержал родителя, проживавшего во Франции, а в 2004 году позволил ему вернуться домой.
Но подданным ушедший эмир запомнится не своим милосердием, насчет которого у многих возникают вопросы, а успехами в области модернизации страны. Хамад дал женщинам равные с мужчинами права, открыл первую в стране католическую церковь, принял первую конституцию и значительно расширил права подданных. Либерализация общественной жизни сопровождалась и радикальными экономическими реформами, которые тут же стали приносить плоды.
За 18 лет правления эмира ВВП Катара вырос с 9 до 182 миллиардов долларов, то есть не удвоился — опечатки здесь нет, а увеличился в 20(!) раз. Страна стала самой богатой в мире по ВВП (по паритету покупательной способности) при расчете на душу населения, в 2012 году значительно обогнав прежнего лидера — Люксембург (102 211 долларов в год против 79 785, по версии МВФ).
Основу взрывного роста благосостояния Катара составляла продажа природного газа. Хамад, в отличие от отца, пренебрегавшего этим ресурсом, уделил развитию газодобычи особое внимание. Благодаря этому крошечный Катар стал мировым лидером по поставкам сжиженного газа на мировой рынок. Полученные от продажи минеральных ресурсов средства катарские правители тратили не столько на себя и своих подданных (в сотне журнала Forbes нет ни одного катарца), сколько на развитие инфраструктуры и вложения в самые разные проекты по всему миру: от таджикских пасек до британских аукционных домов с мировым именем. Многие миллиарды долларов были инвестированы в успешные и стратегически важные отрасли промышленности и сферы услуг в десятках стран. Теперь они приносят доход Катару, в котором по объективным причинам все это не может развиваться с тем же успехом.
Однако про вложения в собственную экономику Хамад тоже не забывал. При его непосредственном участии ранее малоизвестная региональная Qatar Airways вырвалась в мировые лидеры авиаперевозок, став одной из шести авиакомпаний, получивших высший — пятизвездочный — рейтинг. Доха стала сверкающим мегаполисом, привлекающим бизнесменов со всего мира. Отошедший было от дел американский архитектор Ай Эм Пей построил в столице Музей исламского искусства — лучший в своем роде. Но, возможно, главным вложением Хамада стал первый в мире арабоязычный спутниковый телеканал «Аль-Джазира».
Начавший работать в 1996 году телеканал моментально уничтожил монополию государственных СМИ на распространение информации в арабских странах. Современный подход к подаче новостей и составлению сетки вещания произвел революцию в телевещании региона. Успех «Аль-Джазиры» был оглушительным: ее стали смотреть все и везде — от сонных посетителей древних кофеен Касабланки до энергичных управляющих шикарных офисов в бейрутских банках. Репортерам «Аль-Джазиры» было позволено вытаскивать на поверхность любые темы, касающиеся любой страны (исключая Катар, конечно). Непривычно жестких и пронырливых для арабских СМИ журналистов моментально невзлюбили лидеры стран, о которых шла речь в репортажах. Даже США — союзная, вроде бы, страна — неоднократно и публично выражали неудовольствие по поводу катарского освещения войн, затеянных Джорджем Бушем на Ближнем Востоке. Впрочем, подобные заявления американцев только увеличивали доверие к телеканалу со стороны простых зрителей.
Вместе с популярностью телекомпании быстро росло и влияние страны. Обретя в одной руке мощный медиаресурс, а в другой — огромные финансовые возможности, Катар начал действовать.
Хамад, пользуясь своим статусом, познакомился со всеми значимыми игроками в регионе. В 2004 году он добился освобождения 200 заложников в Марокко, в 2008-м сумел помирить ливанцев, начавших было стрелять друг по другу в Бейруте, а в 2010 году при его посредничестве закончилась гражданская война в суданском Дарфуре. При этом Хамад проявлял удивительную для арабских правителей лояльность к любым враждующим сторонам. Катар — одна из немногих арабских стран, куда можно въехать, имея израильскую визу в паспорте, но в то же время именно там расположена штаб-квартира движения ХАМАС. Американцы построили неподалеку от Дохи свой ближневосточный командный центр и крупнейшую авиабазу региона, а в нескольких километрах от нее находится единственное в мире зарубежное представительство движения «Талибан».
Более того, Катар начал активно вкладывать деньги в арабские страны, отличающиеся невысоким уровнем развития. Таким образом Доха экономически привязывала к себе тех правителей, которые были слишком гордыми, чтобы следовать в русле Катара по политическим соображениям. Деньги пошли на восстановление Ливана после войны 2006 года, на поддержку экономики в Палестине, значительные средства вкладывались в развитие сирийской, египетской, йеменской и ливийской инфраструктуры.
Всего за полтора десятилетия Хамад превратил свою страну из малоизвестного и ничего не решающего эмирата в крупнейшего игрока не только в регионе, но и в мире. Очевидным это стало с началом череды восстаний в арабских странах в 2011 году. Катар, активно поддерживая повстанцев, сумел добиться установления дружественных себе режимов в Тунисе, Ливии и Египте, а сейчас усердно и небезуспешно работает над свержением сирийского президента Башара Асада. Даже Саудовская Аравия — крупнейшая и богатейшая монархия Персидского залива — на фоне энергичного Катара выглядела неуверенной в себе и неуклюжей.
Большинство катарцев весьма довольны новообретенным положением региональной сверхдержавы. Вероятно, это вызвано тем, что Хамад всегда подчеркивал: во внешней политике он заботится об интересах не только своего эмирата, но и арабского мира в целом. Его внешнеполитическая риторика настолько пропитана духом панарабизма, что даже в речи по поводу своего отречения от престола эмир подчеркнул: «Мы верим, что арабский мир — это единый организм, одна взаимосвязанная структура. Он может процветать только тогда, когда процветают все его части».
Вся внешняя политика отрекшегося эмира была подчинена именно этой цели — созданию единого арабского пространства, все составные части которого должны быть успешными и процветающими. Судя по заявлениям и действиям Хамада, национальных диктаторов старой закалки (вроде своего собственного отца) он рассматривает в качестве препятствия для реализации этой задачи.
Завершать эту миссию теперь придется его сыну — 33-летнему шейху Тамиму, которого все последние годы активно готовили к престолу. Тут стоит отметить, что Тамим не является старшим сыном уходящего эмира. Тот был забракован из соображений профнепригодности. Хамаду исключительно важно, чтобы его дело было продолжено в полном соответствии с его заветами, поэтому наследником был назначен дисциплинированный Тамим, получивший военное образование в Великобритании. По мнению большинства специалистов, новый эмир в целом продолжит политику отца. Каких-либо существенных отклонений от намеченной Хамадом линии не предвидится. Ожидается, что Тамим будет и далее проводить очень аккуратную и постепенную демократизацию системы управления страной. В частности, именно ему предстоит провести первые в истории страны выборы в консультативный совет (местный аналог парламента). Когда именно состоятся эти выборы, пока, правда, неизвестно.
Тамиму будет очень непросто превзойти славу своего отца, свершившего в стране революционные изменения практически во всех сферах жизни. Даже добровольное отречение Хамада стало совершенно нетипичным для арабских лидеров завершением активной политической карьеры: в большинстве случаев их правление заканчивается вместе со смертью. Однако главное новшество, которое уходящий эмир хотел внести в жизнь катарцев, — это не гражданские свободы, современная экономика или активная внешняя политика, а отношение к повседневному труду. В своей короткой последней речи он как минимум пять раз подчеркнул, что только «безустанная работа» позволит стране и далее оставаться влиятельной и процветающей.