Рамзан не для обсуждения Молодые грозненцы о Чечне при Кадырове

Встретить в Грозном оппозиционера или хотя бы человека, просто недовольного работой 36-летнего Рамзана Кадырова на посту главы республики, практически невозможно. Если кто-то из местных и рассуждает о недостатках современной Чечни, то вполголоса и не под запись. В основном же молодежь своего лидера боготворит: на новом стадионе во время важных матчей подростки скандируют «Рам-зан! Рам-зан!», а обеспеченные и просвещенные грозненцы просто предлагают оглядеться вокруг.

Чеченская столица и правда хорошеет: помимо самой крупной в Европе мечети и высоток «Грозный-сити» здесь недавно построили помпезные здания Национальной библиотеки и Национального музея, а старые пятиэтажки на окраинах одели в блестящий разноцветный пластик. Корреспондент «Ленты.ру» поговорил с молодыми грозненцами — тележурналистами, художницей, рок-музыкантом и ресторатором, чтобы узнать их отношение к происходящему в республике. Как выяснилось, пытки и похищения людей, о которых говорят независимые правозащитники, равно как и экстравагантное поведение самого Кадырова, их не смущают.

* * *

В начале центральной улицы Грозного — проспекта Путина — в феврале 2012 года открылось кафе Central Park. В социальной сети Foursquare его называют «первым условно хипстерским кафе в Грозном». Еще несколько лет назад в городе преобладали полудомашние кафе с лагманом, мантами, лепешками чепалг и национальным блюдом жижиг галнаш (сушеное мясо с галушками). Central Park, названное так в честь заведения, в котором разворачивается не меньше половины сцен американского сериала «Друзья», выделяется на фоне многочисленных новых кофеен и пиццерий. В кафе царит эклектика: на покрашенной в зеленый цвет стене хаотично развешаны черно-белые фотографии Нью-Йорка и старого Грозного, на полках — толстая книга с «Правилами жизни» журнала Esquire, модельки машин, журналы, настольный микрофутбол и другие милые безделушки.

Владелицей модного кафе оказывается 23-летняя девушка Хава. Она окончила экономический факультет Нефтяного института в Грозном, но, по ее собственному признанию, работать никогда не хотела. «Мне всегда нравился сериал "Друзья", и у меня была мечта открыть кафе. Я взяла деньги у родителей и сделала. Все были категорически против, но я довольно упрямый человек», — тихим голосом объясняет Хава. По ее словам, специально об интерьере она не думала. «Это слово слишком громко звучит, зеленую стену я увидела где-то в интернете, где-то увидела рамки и захотела в них черно-белые фотографии, а мебель я во Владикавказе заказывала. Общую картину я не видела, мне просто хотелось европейское кафе», — рассказывает Хава.

По ее словам, сейчас кафе приносит неплохую прибыль, хотя дочку богатых родителей это никогда не волновало. «Родители достаточно меня обеспечивают, чтобы я не особо парилась», — объясняет Хава. Она носит платок, хотя в Грозном примерно каждая третья женщина ходит без платка (но обязательно в юбке или платье). «Быть в платке — не значит что-то не понимать. Когда кафе открывалось, я была очень современной девушкой и платок не носила. Многие клиенты были удивлены, но я давно мечтала носить платок, вот только духу не хватало», — объясняет Хава. По ее словам, дома ее решение не очень одобрили, ведь в Чечне отношение к ношению платка разделилось: «Родители, воспитанные в советское время, сильно против, хотя есть и те, кто стал понимать наше поколение, а в нем все-таки больше людей приходят в религию».

Женщине владеть собственным кафе по исламу разрешено, говорит Хава, тем более что среди сотрудников Central Park нет мужчин. «Гораздо больше у нас противятся женщинам, которые работают в офисах вместе с мужчинами, ведь наша религия против этого», — добавляет Хава, скромно улыбаясь. По ее словам, в Central Park ходят «крутые ребята и такие же девчонки».

«Лента.ру»: А как вы к Кадырову относитесь?

Хава: Я лично его не знаю, но то, что происходит в республике, мне нравится. Родители, бабушки и дедушки в полном восторге, они навидались очень многого и не могут нарадоваться, что по крайней мере [стало] очень красиво и нет постоянных бомбежек. Никогда раньше не было речи о том, чтобы я открыла кафе. Кто сейчас хочет жить более спокойной жизнью, им легко. Тем, кто с чем-то не хочет соглашаться, — не знаю, как живется, но нам никто не мешает.

А как же дань? (в Чечне многие утверждают, что им приходится платить из зарплаты или из доходов от бизнеса как бы добровольные отчисления в фонд Кадырова — прим. «Ленты.ру»)

Материалы по теме:

Стерилизация ЧечниРамзан Кадыров пригласил англичан в безопасный Грозный

6 мая 2013

Хава: Когда я открывала кафе, это была самая большая головная боль моих родителей. Я была наслышана об этом и очень боялась. Но мой дядя, у которого очень крупный бизнес в Чечне, он, прямо скажем, очень богатый человек, сказал, что если документы будут в порядке, то никто не подойдет. Дядя говорит, что это касается только тех, у кого есть проблемы.

Не было идеи повесить на стену портрет Рамзана?

Хава: Нет, хотя мне бабушка предлагала, но это больше политизирует заведение, а я хочу, чтобы здесь расслаблялись даже те, кто обожает нашего президента.

Зелимхан — один из постоянных посетителей кафе — объясняет мне, что в Central Park вкусно и уютно, приятный персонал, поэтому его «душа сюда тянет». К Кадырову он относится очень хорошо. «Я сторонник того, что если ты хочешь работать, то нужно добиваться, а не сидеть дома. Говорят, нет работы, но она есть — просто надо поднять свое тело», — рассуждает Зелимхан. Впрочем, в конце беседы выясняется, что работает Зелимхан в правительстве Чечни — в министерстве по делам молодежи.

Полгода назад Хава вышла замуж, и в ближайшее время они с мужем собираются в Петербург за новым шеф-поваром. «Мы хотим переманить одного узбека, который в одной пиццерии делает фантастическую пиццу», — рассказывает Хава (в Central Park есть как чеченская кухня, так и итальянская). Кроме того, она давно ищет помещение для еще одного кафе.

* * *

Аполитичен (хотя далеко не так наивен) и лидер чеченской рок-группы «Нохчо» Анзор Бисаев. У него свои сложности: «В Чечне рок-культура недостаточно востребована, и немногим такая музыка нравится». В 2005 году в Гудермесе организовали рок-фестиваль «Феникс», был в Грозном и рок-клуб, но потом он из-за отсутствия денег закрылся, и сейчас играть рок-музыку практически негде. Не хватает в Чечне не только площадок для любителей рока, но и собственно музыкантов. «Рок находится в андерграунде, и нет репетиционных баз, так как мало людей занимается этим. У нас в Чечне 50 гитаристов, один-два вокалиста и вообще нет барабанщиков, хотя сейчас все больше появляется перспективных команд», — рассказывает Анзор. Он одет во все черное, на глазах темные очки.

«Нохчо» исполняют песни на чеченском, русском и английском языках. Первая песня группы «Эхартан Къам» была посвящена депортации чеченского народа в сороковых годах прошлого века. Они записали альбом под названием Despair, а в прошлом году в Пятигорске победили в отборочном конкурсе на участие в творческой смене лагеря «Селигер». До Тверской области, правда, не доехали из-за болезни одного из музыкантов. На альбоме «Нохчо» есть песни «про поствоенный синдром, немного лирики, есть агрессия и то, что происходит с нами в данный момент». «Хотя альбом называется "Отчаяние", все не так плохо на этом альбоме, и надо верить в лучшее», — говорит Анзор. От разговора о том, что рок — это музыка протеста, он уходит. Вместо этого произносит банальность: «У музыки нет национальности, это то, что объединяет людей».

Анзор рассказывает, как в конце второй войны вернулся домой и «от безысходности начал превращаться в зомби». «Нужна была какая-то отдушина, и хотя мародеры все из квартиры вынесли, я нашел поломанную акустику. Каждый день надо было пахать, все восстанавливать, но я находил два часа на тренировки. Я склеил гитару, а из стальных проводов от управляемых снарядов на катушке сделал струны, потому что их нигде нельзя было достать. Эта отдушина помогала, ведь без надежды жить неинтересно», — вспоминает Анзор.

Журналист Аслан, который и сам играет в рок-группе, сидит в грозненском «Блюз-кафе», перебирает струны и рассказывает, как организовал в 2013 году в Грозном рок-фестиваль, показывает видео на своем телефоне. Осенью готовится еще один благотворительный фестиваль, и Аслан благодарит за это Рамзана Кадырова. «Недавно перед Рамзаном играли блюз наши старые мужики, и он спросил их, почему же они не рубанули. А они просто не знали, что играть перед главой республики. В общем, Рамзан дал задание мэру города, чтобы на фестивале была лучшая аппаратура. Как же я буду протестовать против Рамзана, который помог сделать рок-фестиваль?» — вместо Анзора отвечает Аслан на вопрос о музыке протеста.

* * *

На проспекте Путина есть Центр современного искусства — две комнаты с белыми стенами, где проводятся выставки современных чеченских художников. В июне там выставлены абстракционистские работы Тамары Тайсумовой. Художница полна оптимизма и говорит, что галерей в Грозном несколько и что в Грозном «подходящая атмосфера для творчества», ведь все выставки «пользуются довольно большой популярностью». «У нас в городе есть где выставляться, и посетителей выставок иногда бывает столько, что трудно даже протиснуться», — добавляет художница.

От вопросов о политике она решительно уходит. «Все вопросы, касающиеся политики, увы, не ко мне. В этом плане я вам не собеседник. Я даже не знала, что искусство может быть политичным», — добавляет Тамара. Куда охотнее и одновременно загадочнее она рассказывает о том, как стала художником. «Сколько себя помню — меня постоянно беспокоило непонятное состояние. Мне явно чего-то не хватало, игрушки не утоляли мою жажду. И когда в семь лет я впервые нарисовала рисунок, я поняла: вот где мое все!» — рассказывает Тамара. Во время войны родители увозили ее из Чечни, но война до сих пор ей снится. «Маленький кусочек моей жизни, а вселил такой большой страх, что даже сейчас иногда во сне мне снятся самолеты с красными звездами. Пройти через такое, а потом продолжать жить — это очень сложно и страшно», — рассказывает Тамара.

* * *

Бывший тележурналист Аслан Ахмадов и корреспондент итоговой новостной программы «Новости-7» на ЧГТРК «Грозный» Мурат Шахидов назначают мне встречу в уличном кафе в сквере Журналистов неподалеку от памятника «Трем дуракам». В расположенном здесь же Доме печати находится большинство республиканских СМИ — все без исключения государственные.

«Лента.ру»: У вас может появиться сюжет, критикующий Кадырова?

Мурат: Может.

И были такие случаи?

Мурат: Не было пока. Он поводов не давал.

Аслан: Мы работаем на республику, Рамзан нам платит, он взял нас на работу. Пресс-служба Путина же не будет критические сюжеты о нем делать. Раньше у нас вообще не было критики, но сейчас пошли критические сюжеты о министерствах. Когда сам Рамзан на совещании начинает хаять какого-то министра, то, естественно, группа выезжает и на
месте делает сюжет о том, что министерство не справляется со своей работой.

Мурат: У нас развязаны руки. Мы можем любого министра вызвать на ковер, задать неудобные вопросы любому чиновнику, и он обязан отчитаться. Они понимают, что если не захотят, то у нас есть ресурс надавить сверху.

А Рамзану задавать неудобные вопросы можете?

Мурат: Это чиновник высшего ранга, задавать ему неудобные вопросы некорректно. А с другой стороны, в чеченской республике [не нужно] задавать такие вопросы. Если в каком-то районе проблемы с ЖКХ и ты им об этом говоришь, то они отвечают, что у них это [стоит] в плане уже на завтра. Поэтапно все вопросы решаются, и мы на собственном опыте
понимаем, что кричать «Плохо, плохо!» — это нам же во вред.

Аслан: Если говорить о том, что журналисты работают для народа, то у народа сейчас есть возможность написать Рамзану в инстаграме, и все это будут видеть. Полная свобода в этом плане.

То есть журналисты уже не нужны, если есть инстаграм Кадырова?

Мурат: Да, с появлением инстаграма Рамзан Ахматович стал первым журналистом в республике.

Да, была скандальная история, когда он стал членом Союза журналистов.

Мурат: Почему, каким образом скандальная?

Он же не журналист.

Мурат: А чтобы журналист был журналистом — что нужно?

Нужно работать журналистом.

Мурат: Значит, он работал.

Аслан: У него много заслуг перед чеченской журналистикой, он сделал ЧГТРК «Вайнах», Дом печати, молодежный канал «Даймохк». Многим президентам дают какие-то научные степени, музыкантам, певцам. Максимум, что может журналистское сообщество сделать для Рамзана Ахматовича, — это принять его в члены союза.

Мурат: Каждый год Рамзан был ведущим программы, где в эфире отвечал на все вопросы, а однажды, когда ведущий побоялся задавать ему вопросы, сам взял микрофон и начал ток-шоу вести. Чем же он не журналист?

Никаких претензий к Рамзану у местных тележурналистов нет. «Нам дали работу, возможность жить, для нас отстроили город. Мне ничего не запрещается, я могу исповедовать мою религию. Я никогда и не думал, что буду сидеть вот так в кафе, что буду работать и не беспокоиться за жизнь близких», — убеждает меня Аслан. Чеченские репортеры не в первый раз сталкиваются с недоверием московских коллег, поэтому рассказывают об идеальной Чечне спокойно и немного снисходительно. «Я понимаю, вы ожидали другого, вы думаете, что мы неискренне разговариваем. Но если бы пожили здесь, нашей жизнью, вы бы так же разговаривали, имели бы такую же позицию», — добавляет Мурат.

Есть же проблема с правами человека.

Мурат: Я лично не знаю о такой проблеме.

Как же похищения, пытки? (о ситуации с правами человека в Чечне «Лента.ру» напишет в ближайшее время — прим. редакции)

Мурат: Это практиковалось не чеченцами, а федералами.

Аслан: У нас такого нет.

Мурат: Мы ведь тоже журналисты, мы хотим выяснять правду, выявлять несправедливость. Мы проводили эксперимент: взяли факт нарушения прав человека от правозащитников, начали проверять. Вышло, что там есть своя схема: правозащитные организации заключают с людьми договор, чтобы те уехали за границу, а их в Чечне объявили бы в розыск — типа они пропали. И трубят: «Аслан пропал без вести, и вроде кто-то сказал, что его кто-то там забрал». Страшно, украли человека, наверное, его пытают. Выясняем дальше, а Аслан сидит в Париже и получает гонорар. Мы устали уже [такие случаи] выявлять.

То есть родственники пропавших людей врут?

Мурат: Ну, наверное.

Аслан: Когда военным не выплачивали боевые, то они сами подрывы устраивали на дороге. Это то же самое. Правозащитникам приходится выдумывать, ведь нужно зарабатывать. Я с такими вещами не сталкивался, хотя у меня, как и у всех чеченцев, множество родственников. Начинаешь копать — и получается, что на самом деле ничего и нету.

Люди же рассказывают, как их избили силовики.

Аслан: Если бы их права на самом деле нарушались, то они никогда бы вам не сказали об этом, сидя здесь, в республике. Они же знают, что после сюжета пойдут и нарушат права уже этого человека. А тут человек за себя не беспокоится, так как знает, что он врет. Я бы никогда, сидя в республике, не сказал бы, что меня рамзановские напрягают (журналист, похоже, искренне не чувствует заложенного в его словах противоречия — прим. «Ленты.ру»).

Почему в любом регионе есть люди, которые думают, как вы, но есть и оппозиция, а у вас таких людей днем с огнем не сыщешь?

Мурат: Удивительный факт. Допустим, произошло чудо и я стал бы оппозицией, но против чего?

Мурат действительно гордится своей республикой и новым Грозным. И страстно доказывает, что в Чечне не воруют «ни одной копейки». По его словам, многочисленные новые здания в Грозном свидетельствуют о том, что в Чечню не просто «вливаются деньги», но они «использованы, а не пропали где-то». То, что Кадыров обложил чиновников данью, Мурат решительно отрицает. Не винит он Кадырова и за его выходку на футбольном матче, когда глава республики объявил на весь стадион: «Судья продажная, козел ты!» По мнению Мурата, все российские болельщики Кадырова поддержали (хотя фанаты ЦСКА после этого, наоборот, объявили Грозному бойкот).

Откуда же у Рамзана столько машин и резиденций с живыми тиграми?

Мурат: Мы не знаем, это его. Он, наверное, ведет какой-то бизнес... (Спохватывается.) Хотя чиновникам нельзя... Эта не та тема, которую надо обсуждать. Вас интересует, откуда у него машины, или то, что Грозный цветет?

У Мурата есть собственная теория о социальной ответственности журналиста, и она немного расходится с общепринятой. «Может ли человек кричать "Пожар!", когда его нет? Однажды мы рассказали об ошибках одного главврача, и его уволили. Но нам сказали, что его и так держали в разработке. То есть мы просто вмешиваемся в их работу. Все же нормально. Нужно здесь жить и работать, чтобы понять, как здесь хорошо», — говорит журналист чеченского госканала.

При первой возможности Мурат и Аслан меняют тему и начинают жаловаться на столичных журналистов, порочащих репутацию Чечни. Недавно Мурат делал специальный репортаж о российских журналистах с РБК, которые в конце мая приехали в Чечню в официальный пресс-тур, а в свободное время сняли сюжет о том, что в центре Грозного собранный мусор бросают на государственный флаг России. «Выяснилось, что это подстава», — говорит Мурат. На вопрос о том, как это выяснилось, он отвечает так: «Очень просто. Логически выяснили, ведь здесь люди живут по 20-30 лет и никогда в жизни не видели, чтобы кто-то флагами убирал мусор». И добавляет, что журналисты женщинам дали по тысяче рублей, а «они престарелые и славянской внешности доверяют сразу, и то, что от них исходит, безопасно и хорошо, своего рода гостеприимство». Впрочем, российские журналисты постановочность сюжета отрицают.

Неприятно, что везде ищут кавказский след, проявляют кособокое отношение к республике и Кавказу в целом, жалуется Мурат. Оба журналиста опровергают негативные представления о чеченцах, бытующие в российском обществе. Аслан говорит, что если побывает во Франции и увидит Эйфелеву башню, то скажет «Вау, вау»; вот и чеченцы, которые впервые приехали в Москву или Волгоград, танцуя лезгинку на площадях, просто «проявляют эмоции, им хорошо, им хочется танцевать». «В Москве же выступают индейцы, и никто им не говорит: чего вы поете тут свои языческие песни», — немного обиженно говорит Аслан.

Мурат уверен, что в России идет «планомерное очернение кавказцев». Частью этой кампании они считают и освещение драки около академии имени Маймонида в Москве. «Там ОМОН ворвался в общежитие и вытащил всех чеченских студентов в чем мать родила. И потом все СМИ говорили, что зарезали болельщика «Спартака», хотя у него был пистолет, из которого он сделал восемь выстрелов, а у чеченца был только перочинный нож, которым он нанес один удар» (смертельный — прим. «Ленты.ру»). «Если кавказец, то это для СМИ как красный цвет, а у нас по каждому факту есть доказательства. Из всех сводок МВД выбираются именно кавказские преступления и транслируются в федеральный эфир, у каждого сидящего в Иркутске в голове — вот кавказцы подонки», — добавляет Мурат.

Не нравится им и то, что жителей России так волнует положение чеченских женщин. «Мы же не говорим о положении российских женщин, хотя это нас, может, тоже волнует. Что плохого, если девушка ходит в платках? Это значит, что она замужем. Вот у вас кольца надевают, а у нас платки. Если девушка без платка, то смело можете к ней подходить», — говорит Аслан. По его мнению, антипиар в отношении исламского мира — это планомерная работа Запада и США.

«Я журналист, я хочу говорить правду, у меня болит сердце за людей — иначе я бы не пришел в журналистику. Если бы я жил здесь и не мог сказать, что я хочу, я бы давно уехал за границу. Но это не так», — в завершение разговора еще раз проговаривает Мурат и просит не искажать его слова.

* * *

25-летний мэр Грозного Ислам Кадыров и 22-летний глава департамента, которого глава республики Рамзан Кадыров назначил министром по связям с гражданским обществом, а потом понизил в должности, от разговора с «Лентой.ру» отказались, сославшись на занятость. «Они же спят в машинах, приезжают домой на два часа, поспят — и снова на работу. Я
однажды в их ритме жил неделю, это невозможно», — защищает чиновников тележурналист Мурат.