Алла МАКСИМЕНКО
Ручки от набитых пакетов врезались в ладони. Стараясь не запачкать ботинки, Таня отошла с грязного тротуара на обочину и поставила сумки на ржавую оградку. Редкие снежинки медленно кружились в сгустившихся сумерках. Таня поймала одну губами. На вкус снежинка отдавала химической дрянью. Мимо спешили прохожие — до Нового года оставалось всего ничего. По слякоти шлепали дядечки с подешевевшими елками, парочки с многозначительно звякающими пакетами и такие же, как Таня, женщины неопределенных лет — вроде еще не тетки, но уже явно не девочки. Пожилые девушки — так называла Таню и ее подруг мама.
Таня подхватила сумки и сделала шаг на тротуар, как вдруг какой-то мужик буквально выхватил их у нее из рук.
— Новогодняя служба спасения! Разрешите помочь?
Таня рванула сумки к себе.
— Оставьте меня в покое! Я не разговариваю с посторонними.
— А может, я не посторонний. Может, я с вами в одной школе учился.
От неожиданности Таня выпустила сумки и отступила в ледяную грязь. Напротив, улыбаясь во весь рот, стоял довольно-таки ничего себе мужик — в распахнутой дубленке, лет сорока, без особых, как говорится, примет.
— Разве? — с сомнением произнесла Таня, в который раз подумав, как несправедливо, что женщины с каждым годом стареют, а мужчины с возрастом становятся все лучше.
— Тань, ты что, в самом деле меня не узнаешь? — удивился мужик.
Таня вгляделась в симпатичное лицо, обиженно хлопающее на нее совершенно, как она всегда считала, ненужными мужчинам густыми ресницами. Потихоньку, как на переводной картинке из детства, сквозь мужика стали проступать полузабытые черты одноклассников, которые сфокусировались, наконец, в ухмыляющуюся физиономию Димки Малышева из параллельного класса.
— Дима? — недоверчиво спросила Таня.
— Ну! А я тоже иду, смотрю — ты это или не ты? Потом вижу — ты!
— Димка! Как я рада тебя видеть! Я же почти ни с кем из наших не общаюсь.
— Вот это напрасно. С одноклассниками надо встречаться. Десять лет — не кот наплакал.
— Да у меня, знаешь, такая жизнь — все наперекосяк.
— Уж вижу. Не замужем?
— Что, так заметно?
— Да больше дедукция. 31 декабря, вечер, ты одна тащишь сумки, без мужа, без машины…
— Мы развелись в прошлом году. Вернее, он ушел к молодой-силиконовой.
— Понятно. Я тоже в разводе, но пока один, и детей нет. А у тебя?
— Девчонки. Двойняшки. Но они еще вчера уехали с отцом в Египет.
— Так ты что, одна в Новый год получаешься?
— Да ну его, этот Новый год. Без детей это вообще не праздник. Ленка звала к себе и мама, но я отказалась — лучше высплюсь.
— А давай ко мне! Я вообще-то в Питере живу, тут в командировке, но номер у меня отличный. Бросим твое барахло, посидим в ресторане, вспомним прошлые деньки.
Таня заколебалась. Идти в пустую квартиру со следами разгрома от сборов Дашки и Машки не хотелось. Но тащиться в ресторан, да еще оставлять вещи в каком-то там гостиничном номере не хотелось еще больше.
— Нет, Дим, я лучше домой.
— Давай я тебя хотя бы провожу. А то пакеты вот-вот порвутся.
Дима одной рукой подхватил обе сумки, другой зацепил Таню под локоть и почти перенес через лужу.
— Через дворы ближе, — только и нашла что сказать Таня.
В прихожей Дима деловито скинул ботинки и прямо в носках протопал на кухню разгружать порвавшиеся прямо у дома пакеты. На плите сиротливо стояла кастрюля с картошкой в мундире.
— О! Оливье намечается! А говорила — не будешь праздновать.
— Да это я для мамы. Она утром заедет.
Таня открыла воду, чтобы вымыть руки, испачканные в тщетной попытке спасти пакет. Проклятый кран брызнул во все стороны, окатив Диму с ног до головы.
— Ой! Дима, извини! Как же ты теперь пойдешь?
Дима снял свитер и разложил на спинке кухонного диванчика.
— Спокойно. Пока чинимся — высохнет.
Он полез под раковину, чем-то погремел, и фонтан в кухне иссяк.
— Плоскогубцев у тебя, конечно, нет? — придушенно спросил он из-за мусорного ведра.
— У Дашки должны быть. Она у нас юный техник.
Дима выполз из-под раковины.
— У тебя там пауки.
— Знаю. Но Машка не разрешает их трогать, она у нас юный биолог. Пойдем, покажу, где инструменты. Только там не очень убрано.
Дима смахнул с уха паучка и пошел за Таней в маленькую комнату. Не очень — это, в общем, слабо сказано. И в лучшие времена комната девочек не отличалась порядком, а уж после сборов в отпуск… Но Дима справился на редкость быстро, просто выволок из-под Дашкиной кровати ящик с инструментами и ушел на кухню чем-то там бренчать.
К тому времени как Таня прибрала в большой комнате, Дима починил краны на кухне и в ванной, натянул леску для сушки белья и укрепил полку над чайным столиком. Свитер по-прежнему был мокрый.
— Может, повесить на батарею? — спросила Таня.
— Повесь. А пока он сохнет, давай, что ли, чаю выпьем.
Когда, пристроив свитер на батарею в кухне, Таня вернулась, на столике уже красовались заваренный Димой чай, нарезанный сыр, коробка конфет и бутылка шампанского. Дима сидел на диване и листал школьный альбом с фотографиями. Вид у него был озадаченный. Таня плюхнулась рядом.
— Какими же мы были смешными! Ой, Неля Иванна, ваша классная! Это мы на лыжах ходили, оба класса — и ваш, и наш, помнишь? А ты же болел тогда… Смотри, вот мы с Ленкой на последнем звонке. А вот ты… Ну, твой затылок.
— С чего ты взяла, что мой?
— Просто помню, когда эту фотку делали. Ты меня пригласил на медленный танец, мы танцевали, потом выключили свет, и ты меня поцеловал, потом свет включили, ко мне подлетела Ленка, а ты повернулся и ушел… Не помнишь?
— Конечно, помню, — сказал Дима, обнял Таню и поцеловал.
Пока Таня думала, как бы намекнуть, что она не специально завела этот разговор, а просто к слову пришлось, Дима уже раздел ее и разделся сам, а потом Тане стало и вовсе не до разговоров.
Никогда в жизни ей не приходилось слушать речь президента в таких обстоятельствах, да и бой курантов пришелся кстати. Потом они выпили шампанское и съели сыр с конфетами, а под утро доели картошку прямо в мундире. Грохот фейерверков совсем не мешал, и Таня уснула на Димином плече, так толком и не придумав, как же повежливее ему отказать — ведь нельзя же ложиться в постель с каждым встреченным одноклассником, тем более не из своего, а из параллельного класса.
Утром позвонила Ленка. Сонная Таня взяла трубку. На подушке белела записка — «Уезжаю. Целую. Жди». Таня глупо заулыбалась. Ленка из трубки заорала прямо в ухо.
— Зря ты к нам не приехала! Отпадно было! Ванька петардой попал соседу в машину! Лаялись всю ночь, потом помирились и вместе наклюкались! А ты как встретила?
— Знаешь, такая смешная история… Помнишь Димку Малышева из параллельного?..
— С которым ты на выпускном целовалась? Конечно. Он на каждую встречу выпускников приходит. Женился на чьей-то там дочке, дети у него, бизнес. Короче, процветает мужик. Эй, ты чего там заглохла? Тань?
— Я… ничего. Я в порядке. Я тебя слушаю… — Таня медленно скомкала записку.
— А что это ты вдруг про Малышева вспомнила?
— Да так просто…
— Ты мне зубы не заговаривай! Встретила Малышева и гульнула? Только не ври!
— С чего ты взяла?
— С того, что этот кобель каждый вечер встречи мне под юбку залезть пытается. И не только мне. Тань, ты что, серьезно? С Малышевым?
Таня потерла лоб. В глазах все плыло, хотелось закричать или заплакать.
— Я тебя не осуждаю, ты девушка свободная, но он же толстый, совсем не в твоем вкусе…
— Вовсе нет. Он отлично выглядит. Живет в Питере, тут в командировке…
— Ну, тогда это не Малышев. Малышев в Москве тусит, да ты про него в интернете можешь почитать. А с чего ты взяла, что это он? Ты его, вообще, где подцепила?
— На улице… Он мне сумки нести помог.
— И сказал, что это он?
— Нет, сказал, что мы учились вместе, я спросила: Дима? — а он говорит: да… Меня по имени назвал…
— Ну, ты дура, каких поискать! Да этих Тань и Дим в Москве, знаешь… как донов Педров в Бразилии! Ну даешь! Приперла с улицы постороннего мужика и… Ему, небось, ночевать негде было, вот и приклеился — видит, баба одинокая бредет…
— Да нет, у него номер в гостинице… Он меня приглашал…
— Скажи спасибо, что клофелином тебя не угостил. Иди, малахольная, проверяй, где деньги, где документы. Ключи от квартиры проверь! Тьфу, да что у тебя брать-то, кроме Машкиных жуков. Господи, он же мог тебя убить, изувечить! Тебя надо изолировать от общества для твоей же безопасности. Что ты там рыдаешь, дурочка с переулочка?
— Он мне… краны починил. На кухне и в-в-в в-ванной… И полку прибил… И… мы ели картошку… Лен, я его люблю!.. Я не знаю ни имени… ни адреса…
И Таня зарыдала в полный голос. Трубка завизжала Ленкиным голосом.
— У меня от тебя сейчас сердечный приступ случится!
— Лен, он мне записку оставил — что любит и чтобы я ждала. Мне ждать?
— Не могу с тобой говорить, умру сейчас! Подожди, выпью валидолу и перезвоню.
Из трубки понеслись сердитые гудки. Таня вытерла слезы и медленно пошла на кухню. Димин свитер красовался на батарее и уже совсем высох. На нем лежала записка: «Не сердись, но я, похоже, из другой школы». Таня глубоко вздохнула и погладила свитер, как кошку. Потом взяла его и прижалась к нему щекой. В комнате зазвонил телефон, но она не стала брать трубку. За окном светило солнце. Подморозило, и свежий снег сверкал поверх вчерашней грязи. Наступил Новый год.
Итог голосования: «+» 129, «-» 38