Британского премьер-министра Дэвида Кэмерона в парламенте открыто обвинили в расизме. Поводом послужила неудачно сформулированная фраза: критикуя лейбористов, премьер заявил, что «оппозиция встретилась с кучей мигрантов в Кале и пригласила их в Британию». Скандал вокруг формы полностью затмил содержание — лейбористы действительно пригласили мигрантов в Англию. Однако видеть беженцев на берегах Туманного Альбиона хотят далеко не все: против политики открытых дверей выступает не только коренное население, но и этнические меньшинства, с большим трудом нашедшие свое место в британском обществе.
Выходцы из Азии и Африки поселились в Британии давно: еще в XVII веке в районе лондонских доков жили азиатские моряки-ласкары, прибывшие на кораблях Ост-Индской компании. В XIX веке на улицах имперской столицы можно было встретить негров из Африки и с Карибов, выходцев из Индии и Китая: они работали на фабриках, служили гувернерами, держали курильни опиума.
Но поистине великая миграция в Британию началась после Второй мировой войны. Империя-победительница трещала по швам, экономика метрополии находилась на грани краха. Лейбористское правительство Клемента Эттли нашло, как тогда казалось, отличный выход: завезти побольше народу из колоний, чтобы заполнить пустующие рабочие места. В 1948-м был издан Акт о гражданстве, позволявший любому подданному империи жить и работать в метрополии без визы, а подданных у британской короны тогда насчитывалось без малого 800 миллионов.
Из колоний в Англию никто особо не стремился, и чиновникам пришлось приложить немало усилий, чтобы завербовать побольше рабочих. Но британская экономика постепенно крепла, а бывшие колонии, провозгласив независимость, угодили в череду экономических и политических кризисов, и их население устремилось в бывшую метрополию. Если в 1953 году в Англию из стран Содружества прибыли всего три тысячи человек, то восемь лет спустя — уже более 136 тысяч. Поток мигрантов становился неконтролируемым. Глава МВД, консерватор Рэб Батлер предупредил: если тенденция не изменится, то вскоре на заработки в Британию переберется четверть населения земного шара.
Пришлось принимать меры. В 1962-м был издан «Акт об иммиграции из стран Содружества», разрешавший переезд в Британию только тем, у кого были дефицитные профессии. За этим законом последовали еще два — в 1968-м и 1972-м, причем последний вовсе стер любые различия в подходе к гражданам стран Содружества и прочих государств. Жесткие меры сработали: к концу 1980-х в Британию въезжали всего 54 тысячи мигрантов в год. Проблема, казалось, была решена. Однако в 1990-х очередной виток мировой нестабильности и финансовый кризис вызвал массовую миграцию из азиатских стран в тихую британскую гавань. Причем лейбористское правительство Блэра из соображений гуманности облегчило въезд родственникам тех понаехавших, которые уже обжились в Англии, а также упростило рассмотрение заявлений на предоставление убежища. Разумеется, количество заграничных родственников, срочно захотевших воссоединиться с британскими подданными, и беглецов от тиранических режимов резко возросло: в 1999 году в королевство прибыли почти 100 тысяч человек.
Иммиграционный закон Блэра — лишь один из эпизодов бесконечной войны между лейбористами и консерваторами, которая без перерыва идет с конца 1940-х. Лейбористы неуклонно следуют курсу Эттли, яростно критикуя любые инициативы, направленные на ограничение миграции — так, акт 1962 года тогдашний лидер лейбористов Хью Гейтскелл называл «жестоким и безжалостным законом, ущемляющим права цветных». В 1965-76 годах лейбористы провели через парламент серию законов, категорически запрещающих любые формы дискриминации по расовому признаку.
Консерваторы, в свою очередь, последовательно выступают за ограничение миграции. Самый известный представитель радикального крыла партии, Джон Энох Пауэлл в 1968-м выступил с речью, получившей неофициальное название «Реки крови». Министр обороны теневого кабинета консерваторов предрек, что Британия падет под наплывом мигрантов, подобно древнему Риму, и на место белой расы придут цветные и черные.
Это было слишком даже для его коллег по партии. Консервативная «Таймс» обвинила Пауэлла в открытом расизме, а лидер консерваторов Хит уволил его из теневого кабинета. Зато население Пауэлла поддержало: его завалили восторженными письмами, докеры и мясники устраивали демонстрации в его поддержку. На несколько лет Пауэлл стал самым популярным британским политиком. «Реки крови» принесли консерваторам 2,5 миллиона голосов и обеспечили победу на выборах 1970-го, а последующее изгнание Пауэлла из партии, наоборот, привело к поражению четыре года спустя.
Пауэлл до конца своих дней боролся с миграцией. Спустя десятилетия Маргарет Тэтчер признала, что неистовый Энох был прав, хотя не отличался разборчивостью в выражениях.
Популярность Пауэлла среди населения Британии легко объяснима. Создавая избыток неквалифицированной рабочей силы, иммиграция приводила к массовым увольнениям местных «синих воротничков» и падению уровня заработной платы. Недовольство выказывали и мелкие предприниматели, с трудом выдерживающие конкуренцию с понаехавшими, за которыми стояла поддержка диаспор. Основное раздражение вызывали черные и цветные: разумеется, в XX веке в Британию также въехали десятки тысяч белых — германских евреев, поляков, венгров, украинцев, — но по сравнению с 2,5 миллионами граждан Содружества это были сущие мелочи.
Первая ласточка пролетела еще в 1919-м, когда после окончания Первой мировой войны белые моряки, вернувшиеся с военного флота, обнаружили, что их рабочие места заняты арабами, сомалийцами, индийцами, китайцами и уроженцами Карибов. Дело закончилось беспорядками по всей стране, пятью трупами, отправкой зачинщиков на каторгу и массовой депортацией черного и цветного населения обратно в колонии.
В итоге все послевоенные десятилетия британское общество тихо, но упорно сопротивлялось мигрантам. В прессе это назвали «ползучим расизмом». В областях, куда государственный контроль не мог дотянуться — в первую очередь в малом бизнесе, уроженцы Африки и Азии постоянно сталкивались с дискриминацией. Их не брали на работу и старались не сдавать им жилье. Общественное недовольство эксплуатировали крайне правые: Лига имперских лоялистов, Общество защиты расы, Национальный фронт и Британская национальная партия. Особо сильны антимигрантские настроения были в Северной Ирландии: Белфаст даже прозвали «европейской столицей расовой ненависти». До сих пор считается, что у негра или азиата там в три раза больше шансов стать жертвой нападения, чем у белого туриста.
Подобный антагонизм вкупе с традиционным стремлением приезжих жить компактными общинами привел к созданию настоящих этнических гетто. В начале 1980-х Британию захлестнула волна расовых бунтов: чернокожая молодежь гетто, заселенных выходцами с Карибов и страдающих от безработицы, высокого уровня преступности и плохих жилищных условий, нашла выход накопившейся ненависти. Ее гнев был направлен в основном против полиции, которую мигранты обвиняли в расизме и предвзятом отношении к приезжим. Своеобразным чемпионом стал заселенный в основном черными лондонский район Брикстон, где массовые беспорядки происходили с завидной периодичностью — в 1981, 1985 и 1995 годах, и ливерпульский Токстет — там черная молодежь бунтовала в 1981 и 1985 годах.
Новая волна расовых беспорядков пришлась на начало 2000-х. На этот раз больше всего бунтовали маленькие городки Олдэм и Брэдфорд. В эпоху расцвета Британской империи они были значимыми индустриальными центрами, но теперь местная промышленность пришла в упадок. Копившееся годами взаимное недовольство представителей обедневшего белого пролетарского большинства и пакистанской общины вылилось в открытые столкновения.
С тех пор о крупных стычках белого большинства и мигрантов из стран Содружества британская пресса не сообщала. Вряд ли это объясняется внезапно выросшим уровнем толерантности (хотя опросы показывают, что за последние годы коренные англичане стали терпимее относиться к выходцам из Вест-Индии и Африки). Скорее, дело в том, что этническое размежевание, наконец, завершилось, и белое население окончательно покинуло районы компактного проживания мигрантов. Но на место белому расизму пришел расизм национальных меньшинств.
В 2005-м расовый бунт потряс город Бирмингем. В отличие от предыдущих случаев, в нем вообще никак не было замешано белое население: выходцы с Карибов делили город с выходцами из Азии.
Беспорядки начались с изнасилования 14-летней девочки из семьи нелегальных иммигрантов с Ямайки. Карибская община обвинила в преступлении проживающих рядом пакистанцев. Недовольные темпами расследования уроженцы Вест-Индии решили взять дело в свои руки и показать азиатам, кто в Бирмингеме хозяин. Закончилось все массовой дракой, подожженными машинами, разгромленными магазинами. Один человек погиб.
Бирмингемский инцидент ознаменовал новый этап в истории расовых конфликтов Соединенного Королевства. Представители карибской диаспоры заговорили о «новом апартеиде»: по их словам, в британском обществе сложилась четкая стратификация. Верхнюю ступень социально-расовой лестницы занимают белые, центр — азиаты, а внизу ютятся черные, которым достается самая низкооплачиваемая работа. Выходцы с Карибов и из Африки жалуются, что их теснят мигранты-конкуренты: еще недавно район Лозеллс, где развернулись основные события бирмингемского бунта, был полностью черным, а сейчас он более чем наполовину заселен пакистанцами и индийцами, взявшими под контроль почти всю мелкую торговлю в округе.
А выходцы из Азии недовольны тем, что полиция закрывает глаза на насилие, которое чинят чернокожие. «Если белый человек нападает на азиата — это расизм. Если черный человек нападает на азиата — это, по мнению полиции, бытовое преступление», — жалуется один из видных лидеров британской мусульманской общины Мансур Мугал. С точки зрения пакистанской общины Бирмингема, стражи порядка так рьяно пытались не оскорбить чувства чернокожих, что выпустили ситуацию из-под контроля и даже не закрыли радиостанцию, принадлежащую черной диаспоре и открыто призывавшую к погромам.
Очевидно, что рано или поздно расовая ненависть пойдет на спад — когда оформятся моноэтнические районы, как это произошло по итогам конфликтов белого населения с мигрантами. Но это, во-первых, может занять не один десяток лет, а во-вторых, если в Англию действительно хлынет новая волна мигрантов, на сей раз с Ближнего Востока, хрупкое равновесие снова нарушится. Не говоря уже о том, что вряд ли чернокожее меньшинство захочет вечно пребывать на низших ступенях социальной лестницы.