Группа «Ночные снайперы» 5 февраля представила новый альбом «Выживут только влюбленные» (доступен в российском iTunes). «Лента.ру» поговорила с лидером коллектива Дианой Арбениной о записи, событиях, повлиявших на жизнь и творчество, отмене концертов в 2014 году и гастрольных планах. Видеоверсию смотрите здесь.
Хотелось бы начать с того, что происходит сейчас. В Уфе 2 февраля убили транссексуала — что это, по-вашему?
Проявление частного заурядного зверства. Общество, скажем так, непримиримо, но это не первый год продолжается. Так было всегда, и сейчас, мне кажется, не больше и не меньше.
Речь только о России?
Россия отстает лет на 60. На несколько десятков точно. Я часто езжу по разным странам: во всем мире достаточно все равно, какой ты сексуальной ориентации. Я бы жестоко расправлялась с педофилами, потому что считаю, что это мерзота. Вот их я бы, конечно, ставила к стенке, как любой нормальный родитель. Или пожизненное давала. У меня двое детей, им по шесть лет, понимаете?
Что касается нетрадиционной сексуальной ориентации, я к этому очень спокойно отношусь.
Для вас нет разницы между транссексуалами и гомосексуалами?
Если говорить о транссексуалах, то мне за них страшно. Ломать свою природу, на мой взгляд, опасно. Как Бог создал, так он и создал. С другой стороны, найдется немало людей, которые скажут мне, что Бог, возможно, ошибся. И такая точка зрения тоже имеет право на существование. Но мне все же кажется, что это большая психологическая травма. Во мне, например, много и женского, и мужского. Я очень порывистая. Я помню, что в детстве играла с машинками, скакала по крышам, но мне никогда в голову не приходило менять свой пол. Наверное, кто-то в этом виноват. Родители, воспитание. Представляете, как чудовищно — взять и поменять свои половые органы? Это вообще!
Но если говорить о том, с чего начали… Они же отнимают человеческую жизнь. Какая разница, у кого — транссексуала, гетеросексуала, собаки или птицы. Это все жизнь. А получается, что жизнь — это разменная монета настроений. С какой стати?
Вы чувствуете себя естественно в жизни, творчестве?
Конечно. Я гармонична, мне кайфово в этом.
Когда вы слышите о подобных вещах, они вызывают у вас сильную реакцию или вы остаетесь спокойной?
А что такое сильная реакция? Поехать в Уфу и призвать к ответу Васю Иванова? Я не буду этого делать, потому что это не поможет. Я не буду переливать из пустого в порожнее — это тоже не решит вопрос. Можно, конечно, сказать: «Это все наше общество виновато!» Это не все наше общество — это отдельные мерзавцы. Другое дело, что их нужно наказать нормально — не за убийство транссексуала, а за убийство человека. По мне, так это тюряга и надолго.
Мотив смерти звучит в названии вашего альбома «Выживут только влюбленные». С чем это связано?
Тяжело жить, быть живым. Когда я писала альбом, поняла, что влюбленных людей мало. По улицам ходят роботы. Я вижу людей, которые забили на это. Им кайфово: работа есть, сходили поели, бухнули в пятницу, перепихнулись с кем-то, семью завели, но через какое-то время просто буэээ, родили детей и потом влом ими заниматься. Любви мало. Чтобы жить полноценно, нужно быть постоянно голым, влюбленным. Когда ты влюблен, у тебя нет лица, и ты выживаешь, потому что очень обнажен, уязвим, но ты действительно настоящий. Без брони.
Этот недостаток любви виден только сегодня?
В детстве всегда мороженое слаще. Не знаю. Раньше я бы сказала так: да, это тенденция сегодняшнего дня; убили транссексуала — тоже. И да и нет. Наше время по-хорошему заурядно, не хуже и не лучше. Со своими чертами, экономическим кризисом, свободами и отсутствием свобод. В каждом времени есть какие-то яркие черты. В 1937-м, например, были «черные воронки». А что, только они были? Нет! Люди так же друг друга любили, и страна жила не только «черными воронками». Я склонна думать, что современное общество такое, какое есть. Другое дело — как ты себя ведешь. Если ты овощ, если тебе пофиг, где ты живешь, что ешь, то такой твой выбор. Если нет, то живи иначе. Я живу иначе.
Любя.
Любя, я живу хорошо. Да, я сегодня в нашей стране живу хорошо. Меня окружают любящие люди, у меня отличные дети, классно выходит альбом. И мне совершенно не западло сказать, что я думаю — по любому поводу. Я не прячусь за слова «страшно», «убьют» или, например, «накажут».
Любя — это счастливо, спокойно или как-то еще?
Счастливо, конечно. И… не спокойно. Я не умею быть спокойной. У меня когда-то жил сенбернар, и я наблюдала его спящим: он все время дергался, словно бежал куда-то. Мне кажется, я сплю так же.
В одном из интервью вы говорили, что всегда держите себя в руках. Подавляете импульсивность?
Стараюсь, но не всегда получается. Если встанет выбор: либо двинуть туда, куда нужно, потому что я чувствую это сердцем, либо держать себя в руках, я себя в руках держать не буду. Незачем.
То есть, если речь идет о каких-то решениях…
Да, именно. Я принимала много тяжелых решений. За примером далеко ходить не нужно. Состав нашей группы менялся сильно и часто. Когда я предложила Свете Сургановой уйти, точнее попросила ее об этом, она спросила: «Когда?». Я ответила: «Сейчас». Не представляете, как мне было тяжело. На следующий день я проснулась, а мир словно рухнул. Но я понимала, что больше нельзя изображать, а мы изображали. Я увольняла близких людей и ни разу об этом не пожалела. Я осознавала, что это хоть и жестоко, но нужно. Жизнь вносит свои коррективы, и люди счастливы на своем месте. Та же Сурганова счастлива — у нее свой коллектив, все в порядке. Просто в какой-то момент необходимо решиться на максимальную честность.
Честности стало больше в творчестве? Или, может быть, это просто постоянное свойство характера?
Не, это не свойство характера. Я нерешительный человек. Я из тех людей, которым принесут тухлый суп в ресторане, и он съест. Я боюсь обидеть, понимаете? Боюсь показать, что мне что-то не нравится. Если делается какая-то аранжировка, я только в последний момент говорю: «Мне не нравится!» А раньше, даже будучи автором песен, я принимала то, что мне не нравилось, и песни получались уродливыми. Теперь я понимаю, что шла поперек не только себя, но и того, чем занималась. Так давайте будем честны. Этот альбом процентов на 99 состоит из того, что я хотела сделать. Все партии, практически все звуки, решения — мои желания, а не, условно, соло-гитариста.
Какие еще мотивы в этом альбоме?
В нем есть откровенно любовные песни, песни зрелого человека, например «Джагер» или «Странные дни» — размышления о выборе. Есть песни окологражданственные. Почему не в лоб? Я не конъюнктурщик и никогда не писала песни по принципу: что-то со мной случилось, и надо про это сочинить. Съездила я, например, в Чечню (лет восемь назад) — напишу-ка я песню про Чечню, еще пару слов вставлю на чеченском языке и офигенно мне будет. Это мне претит. Если песня попадает в настроение сегодняшнего дня, это значит, что мне просто не все равно.
А что важнее как художнику — отзываться на происходящее в мире или рефлексировать?
Мне больше всего интересна я сама. Все остальное потом. Даже дети. Я просыпаюсь и думаю: ага, я жива, уже хорошо, ничего не болит. Дальше я думаю про детей, а дальше — еще о чем-то. А так чтобы: «Боже мой! Как мне спасти мир, е-мое?» — такого нет. Я не верю в это.
Есть ли события в мире, которые влияют сначала на вас, а потом — через вас — на творчество?
Условно так: я открываю глаза, ощущаю себя, думаю о детях, а потом читаю газету, узнаю, что происходит в мире. Не могу сказать, что ко мне постоянно поступает политинформация, но новости доходят. Несмотря на мою крайнюю осторожность в отношениях с интернетом и социальными сетями, я не в лесу живу и знаю, что творится. Все оказывает влияние.
То, что с вами происходило в 2014 году, меняло вас или только оказывало какое-то влияние?
А меняло — это как?
Характер, взгляды на жизнь.
Да, я сделалась еще более упертой. Когда люди собираются вместе, они перестают быть личностями, становятся толпой. В школе я очень не любила, когда нас гнали на демонстрации, и поняла, что была права в своем чутье, интуиции. Общество жестоко. Все, что можно сделать, — гнуть свою линию и оставаться абсолютно спокойной. Если у тебя есть правда, с нее не стоит сворачивать. И мне нравится 2014 год: я поняла, кто чего стоит. Я потеряла много людей — они оказались дешевкой. Им сказали, что я враг народа, и они повторили: «Да, ты враг народа». Теперь говорят иначе, но уже все равно.
Это просто психология толпы, в которую можно попасть, как в ловушку?
Конечно. Вы можете попасть, и я могу. Если вы утратите гуманизм и человеческое лицо, то станете быдлом. Быдло — серое, оно не высовывается. Если принято говорить, что мы патриоты, значит все будут патриотами. А что такое патриотизм, никто не знает. А если человек встает и говорит: «Меня никто не просил, но я хочу вам, ребята, украинцам, посочувствовать из-за того, что вы попали в такую мясорубку». Не дослушав эту фразу и не пытаясь понять, конечно, очень легко засунуть голову в мартеновскую печь.
Но много друзей и появилось. Толпа неоднородна. Все равно есть личности, они всегда независимые, у них есть свое мнение.
Некоторые ваши коллеги ездят в Сирию и Донбасс, вы не собираетесь?
Откройте мой гастрольный график — там нет ни Сирии, ни Донбасса, ни Украины. Я начинаю тур исключительно со своей страны. Для меня сейчас это важнее. Мне хочется поставить хорошее шоу, поддержать музыкальную составляющую концерта грамотными видео и светом. Я работаю над этим, и у меня нет никакого желания ехать в горячие точки, если я не понимаю, что происходит. И, признаться, даже понимать не хочу. Я знаю, как и все, со школьной скамьи, что война — это плохо и не дай Бог, а политика — это грязно, поэтому тоже не надо.
Я бы, конечно, сыграла в Киеве и Одессе, потому что знаю, что такое Украина — у нас там было очень много концертов. То, что мы потеряли эту страну и возникло такое непонимание между Украиной и Россией — это никому не на пользу. Я недавно слышала, что они пытаются запретить у себя песни на русском языке и гастроли российских исполнителей — как мне может это нравиться? А мы давайте Гоголь-центр снесем — Гоголь же. Это маразм.
Вы говорили, что нашли и потеряли друзей. А поклонники — они менялись за последние пару лет?
Осенью 2014 года я увидела максимальное сплочение фанатов. Никто не прогнулся. Люди, с которыми я дружила, отказались от меня, а фанаты нет. Они, бывало, приезжают в один город, а там отменяется концерт; переезжают в другой город, а там тоже отменяется. Ездили, тратили деньги, время. Какой же был кайф, когда в Воронеже собрались все, кто обломался в других городах! Это, я скажу вам, круто. И у всех слоган: «Звучи!»
Расскажите про «Интимный дневник Анны Карениной». Кем вы были, когда исполняли саундтрек к этому фильму?
Я могла бы сказать, что Карениной, но соврала бы. Зачем? Мы с вами уже сошлись на том, что я рефлексирую и, в общем-то, эгоист. На том, что называется, стоим. Слава Богу, я интересна себе. Мне кажется, люди, которые себе неинтересны, совершают большие и тяжелые проступки. Грымов (Юрий Грымов, режиссер — прим. «Ленты.ру») рассказывал, что коллекционирует винил. Долго рассказывал. Потом помолчал и добавил: «Ну, это же лучше, чем спиться!» А я подумала: да, многие люди пьют из-за того, что не находят точку приложения сил. У сына так сейчас. Когда направляешь его в нужное русло, он все громит. То же самое со взрослыми. Так что «Анну Каренину» я очень жду.