Владимир Путин в конце минувшей недели напомнил, что в ближайшие годы США получит ракету, способную угрожать ракетно-ядерному потенциалу России. Речь шла о конечных результатах строительства американской ПРО в Европе, по ряду сведений президент имел в виду ракету SM-3 Block IIB.
«Мы даже знаем, в каком примерно году американцы получат новую ракету, у которой будет уже не 500 километров [дальность], а тысяча, а потом больше, и с этого момента они начнут угрожать нашему ядерному потенциалу. Мы по годам знаем, что будет происходить. И они знают, что мы знаем», — сказал Путин.
Переговоры о размещении в Европе компонентов американской системы ПРО начались в 2002 году. В Вашингтоне тогда хотели вынести на другой континент какой-то вариант базы в Форт-Грили (Аляска) или Ванденберг (Калифорния).
К размещению в Редзиково (Польша) предполагались шахтные стартовые позиции противоракет типа GBI. В районе Брды (Чехия) должна была быть возведена радиолокационная станция, представляющая собой собранный на новом месте и усовершенствованный высокопотенциальный радар GBR-P, до того момента находившийся на тихоокеанском полигоне ПРО США имени Рональда Рейгана (атолл Кваджалейн). Назначение этой инфраструктуры официально состояло в борьбе с иранскими ракетами.
На вопрос, зачем США нужен радар в Чехии, если для обнаружения ракетной атаки Ирана достаточно имеющейся радарной инфраструктуры в Туле и Файлингдейлс-Мур, в Вашингтоне отвечали, что эта система также предназначена для защиты европейских союзников.
Реальная торговля между Москвой и Вашингтоном началась уже на этом этапе. Россия в июне 2007 года на саммите G8 в германском Хайлигендамме выдвинула предложение о совместном использовании РЛС СПРН типа «Дарьял», расположенной в Габале (Азербайджан). Раз уж восточноевропейский компонент направлен против Ирана, подчеркнули в Москве, так давайте мы вас пустим на Габалу. К чему вам радар в Чехии, когда есть станция с теми же характеристиками, работающая, можно сказать, чуть ли не в зоне запуска? Получив информацию раннего предупреждения оттуда, можно задействовать низкопотенциальные станции ПРО в Европе для обстрела иранских баллистических целей. Американцы от этого предложения уклонились, что нетрудно понять: хороший радар в Чехии был дополнительным средством слежения за российскими ракетами, а Габала лишала их такой возможности.
Чехия к радару изначально относилась довольно прохладно, а вот Польша всеми силами пыталась заполучить пусковые GBI. Российские военные на эти попытки реагировали со свойственным им тяжеловесным черным юмором. В декабре 2005 года начальник Генштаба Юрий Балуевский в интервью Gazeta Wyborcza порекомендовал Варшаве подумать, «что потом будет падать вам на голову».
Юмор постепенно перерос в прямые предупреждения, которые уже можно было расценить как угрозы. В августе 2008 года заместитель начальника Генштаба Анатолий Ноговицын заявил: «Польша, размещая [инфраструктуру ПРО], ставит себя под удар, становится объектом воздействия. Такие цели уничтожаются по приоритету, в первую очередь».
В начале 2009 года в Белый дом въехал Барак Обама. Как бы ни относились к нему в России сейчас, нельзя не подчеркнуть: для нас он был одним из самых удобных американских президентов в истории двухсторонних отношений (если не самым). Достойно сожаления то, что его второй срок заканчивается. Впрочем, с учетом сложившейся в США предвыборной ситуации рискнем предположить, что и там немало людей, внутренне согласных с идеей третьего срока Обамы.
Обаме жизненно важно было продлить действие соглашения СНВ, истекавшего в декабре 2009 года, но Москва ясно дала понять, что без уступок по ЕвроПРО разговора не будет. В сентябре 2009 года Обама объявляет о больших переменах в восточноевропейском компоненте ПРО: провозглашается так называемый «гибкий поэтапный подход» (European Phased Adaptive Approach, EPAA), включающий четыре ступени, который предполагалось завершить после 2020 года.
Польские шахты GBI и чешский радар отменяются. Подчеркивается то, что до этого времени не особо афишировалось: ключевая роль мобильных компонентов (как информационных, так и огневых), интегрированных в распределенное «боевое пространство» глобальной системы ПРО. Выросла роль корабельных систем AEGIS, а боевые возможности ракет SM-3 по перехвату баллистических целей предложено постепенно наращивать.
Американская система ПРО и до перехода к EPAA, и после него неоднократно подвергалась критике и внутри США, причем не с политической, а с военно-технической точки зрения. Наиболее последовательным критиком ЕвроПРО был и остается профессор Массачусетского технологического института Теодор Постол, в прошлом советник начальника Главного штаба ВМС США.
Постол, известный также своей борьбой с общепринятыми трактовками результатов применения комплексов Patriot против иракских тактических ракет в 1991 году, регулярно публиковал и подробную критику технических решений, выбранных для европейского компонента ПРО. С его точки зрения, эффективность глобальной системы ПРО не так высока, как о ней говорят в Пентагоне.
Постол также указывал на то, что ЕвроПРО угрожает российским ракетам (официальные лица в Вашингтоне это отрицали, а Пентагон даже пытался проиллюстрировать «безвредность» системы расчетами), хотя приводимые им результаты моделирования имели определенные натяжки.
Тем не менее решения, принятые Обамой в рамках EPAA, по форме совпадали в том числе и с выводами Постола 2007 года. Профессор тогда утверждал, что заявленная Вашингтоном цель обороны от иранских ракет достижима либо при использовании РЛС в Габале, либо при развертывании радаров в Турции или Азербайджане, а пусковых установок — в Греции, Турции, Албании или Болгарии.
Размещение европейских компонентов американской глобальной системы ПРО теперь выглядит следующим образом. В юго-восточной Турции развертывается транспортируемый радар AN/TPY-2. Пусковые установки ракет SM-3 размещаются к 2016 году в Девеселу (Румыния), а к 2018 году — в том же самом польском Редзиково.
Эта конфигурация выглядела куда дружественнее российской стороне и больше отвечала задачам сдерживания ракетного потенциала Ирана. Тем не менее и в ней крылся определенный подвох.
Противоракеты с базы Девеселу никакого вреда российским СЯС нанести не в состоянии. Это будет попытка работы на догонных курсах, что с учетом энергетики имеющихся и перспективных перехватчиков в сравнении с твердотопливными МБР, имеющими сокращенный активный (разгонный) участок траектории, полностью лишено смысла.
С базы в Редзиково российские ракеты, стартующие в направлении Северной Америки из европейских районов страны, теоретически можно доставать, если там будут развернуты перехватчики типа SM-3 Block IIB (после 2020 года). Однако уже с 2018 года определенный ущерб потенциалу ответного удара может наноситься и ракетами серии Block IIA, если они будут запускаться не из Редзиково, а с кораблей AEGIS, развернутых в Норвежском море.
Корабли системы AEGIS, подготовленные к применению противоракет, дежурят в Европе на испанской базе Рота. В их число входит полюбившийся российской пропаганде Donald Cook, против которого весной 2014 года в Черном море якобы применялись средства радиоэлектронного подавления (что официально опровергалось разработчиком этих средств — концерном КРЭТ).
Именно этот подвижный компонент (если оставаться в русле его штатного применения — а к нештатному мы еще перейдем) сейчас и вызывает обеспокоенность российских военных. Выход группы таких кораблей в Норвежское море можно трактовать как вероятное начало угрожаемого периода — со всеми вытекающими тяжелыми последствиями. Проблема именно в мобильности, позволяющей сравнительно быстро массировать стрельбовые средства системы в требуемом районе.
Подозрения об ударном потенциале ЕвроПРО высказываются с 2002 года, причем поначалу совершенно безосновательно. Разглядев в непостроенных еще редзиковских шахтах ракеты GBI, отечественные алармисты высчитали, что это в основе своей две верхние ступени МБР Minuteman II, и перепугались: а вдруг перед нами замаскированная ракета средней дальности для обезглавливающего удара от самых границ? Тут же вспомнили напряженную ситуацию с «Першингами» в ФРГ и прочий угар гонки вооружений середины 1980-х.
Страх длился годами, несмотря на то, что с того же 2002 года проект GBI был полностью переделан и отныне ракета основывалась на верхних трех ступенях с коммерческого носителя Taurus XL. Требования к нагрузке и энергетике у противоракеты и ударной баллистической ракеты взаимно противоречат, и создать ракету двойного назначения на базе GBI, оптимизированной под нагрузку в виде 70-килограммового кинетического перехватчика, не представляется возможным.
Переход к EPAA снял эти опасения, но создал новые — на этот раз не столь беспочвенные. Огневые средства ЕвроПРО теперь были представлены объектами типа AEGIS Ashore, включающими, помимо стрельбового радара AN/SPY-1, установки вертикального пуска (УВП) Mk.41 для противоракет SM-3. Эти же самые установки на флоте используются для запуска крылатых ракет Tomahawk.
Мы не будем касаться очевидного нарушения Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД), кроющегося в этом (крылатые ракеты наземного старта с дальностью более 500 километров запрещены). РСМД все больше напоминает плохо набитое чучело: издалека вроде живой, а если присмотреться — то не очень. У Москвы и Вашингтона накопился вагон претензий друг к другу по этой части.
Естественно, были сделаны все необходимые реверансы: «томагавки», мол, не планируют использовать из этих пусковых установок, там даже нет для этого соответствующего программного обеспечения. Смысл первой части этого утверждения понять, по-видимому, невозможно. Вторая же крайне скользка: софт перезалить — не шахту вырыть. И никто не даст гарантий того, какое ПО на самом деле уже установлено в AEGIS Ashore — или эти коды выдадут на проверку?
Далее еще интереснее. Ракета SM-3 Block IIB, вводимая после 2020 года (пока программа официально под вопросом, но фактически не отменена), представляет собой существенный шаг вперед по возможностям перехвата. Это потребовало увеличения габаритов: вместо стандартной вертикальной пусковой установки Mk.41, рассчитанной на диаметр ракеты в 21 дюйм, предполагается использование «усовершенствованной», в которую влезет 27-дюймовая Block IIB.
Соответственно, возникает два вопроса: что будет с уже имеющимися наземными пусковыми — их доведут до уровня «усовершенствованной», и что еще можно будет применять из этой увеличенной шахты — возможно, имеет смысл присмотреться к разработке новых ударных крылатых ракет? Трудно поверить, что флот США возьмется за новые пусковые ради одного типа ракет, не для этого он переходил на универсальные установки.
То есть единственной страховкой от ударного потенциала является добрая воля эксплуатанта AEGIS Ashore. А вдруг в Вашингтоне в какой-то момент со всей невыносимостью станет очевидно, что Россия окончательно потеряла совесть, зарвалась и нуждается в по-настоящему мощном сдерживании? И вместе с Вашингтоном это станет очевидно всем людям доброй воли и цивилизованному человечеству?
Может быть, что-то помешает разместить в этих пусковых установках особые сдерживающие крылатые ракеты? И можно ли поинтересоваться, что именно помешает?