Франция отмечает национальный праздник — День взятия Бастилии. В память о разрушении этой крепости-тюрьмы граждане и в наши дни стараются что-нибудь разрушить, а торжества частенько перерастают в беспорядки. Так, в 2015-м во время «народных гуляний» французы сожгли 721 автомобиль, более 700 человек были задержаны полицией. Впрочем, беспорядки случаются во Франции не только 14 июля. Массовые протесты, перерастающие в погромы и столкновения со стражами порядка, давно стали неотъемлемой частью политической культуры страны. О самых ярких подобных эпизодах, которые так или иначе повлияли на судьбу Пятой республики, вспоминает «Лента.ру».
2 сентября 1945 года — в день, когда официально была поставлена точка во Второй мировой войне, — вьетнамский коммунистический лидер Хо Ши Мин провозгласил независимость своей страны от Франции. Париж с потерей колонии не смирился и отправил в Индокитай экспедиционный корпус. Несмотря на активную пропаганду — по всей метрополии висели плакаты с призывом вступать в армию и Иностранный легион — популярностью эта кампания не пользовалась. Антивоенные выступления, подогреваемые коммунистами, периодически перерастали в стычки с властями.
Одно из самых известных столкновений произошло в городе Тур. 23 февраля 1950-го на вокзал должен был прибыть эшелон с танками для последующей отправки во Вьетнам. Пути были оцеплены солдатами, но толпа прорвала их ряды. Одна из активисток — Раймонда Дьен бросилась на рельсы. Ее примеру последовали еще несколько человек. Состав был остановлен. Манифестанты начали выводить технику из строя — вытаскивать и разбивать аккумуляторы, вырывать электропроводку. Эшелон был задержан на девять часов. Раймонду Дьен судили, она получила год тюрьмы, но массовых протестов это не остановило. Выступления проходили в разных регионах страны под выдвинутым марсельскими докерами лозунгом: «Ни одного человека, ни одного су для грязной войны во Вьетнаме!»
Из-за акций саботажа и неповиновения воюющая во Вьетнаме французская армия испытывала острый дефицит снаряжения, боеприпасов, запчастей и техники. Считается, что именно по этой причине французы потерпели жестокое поражение под Дьенбьенфу: колониальные войска потеряли около 15 тысяч убитыми, ранеными и пленными. И тут еще одна усмешка истории. На следующий день после капитуляции гарнизона Дьенбьенфу на конференцию в Женеве прибыла вьетнамская делегация во главе с Хо Ши Мином, начавшая переговоры с представителями Франции по вопросам подписания мирного договора и прекращения французского военного присутствия в Индокитае. Это произошло ровно через девять лет после капитуляции нацистской Германии — 8 мая 1954 года.
Манифестации против вьетнамской войны были лишь цветочками. Ягодки поспели весной 1968-го. 22 марта в Нантере (пригород Парижа, где расположен один из крупнейших университетов страны) студенты захватили здание администрации. Акция стала ответом на арест шестерых активистов Национального комитета в защиту Вьетнама (на этот раз от американцев), которые двумя днями ранее устроили погром в парижском представительстве «Американ Экспресс». Эти события стали отправной точкой «парижской весны». Протестующие тут же сформировали «Движение 22 марта», ставшее основным двигателем дальнейших событий. В считаные часы волнения охватили весь студенческий Нантер. А через несколько дней к ним присоединились учащиеся главного университета Франции — Сорбонны. Студенты выдвигали разнообразные лозунги — от требований освободить товарищей до расширения прав профсоюзов, отмены решения о сокращении программы социального обеспечения. Далее события нарастали как снежный ком, а сообщения о беспорядках и столкновениях с полицией напоминали сводки с мест боевых действий.
3 мая в стычках, которые происходили в Париже, приняли участие две тысячи полицейских и две тысячи студентов, 600 человек были арестованы, счет раненых с обеих сторон шел на сотни. 6 мая Латинский квартал стал ареной еще одного уличного сражения: манифестация, участие в которой принимали до 20 тысяч студентов, была атакована отрядом из шести тысяч жандармов. Ранения получили около 600 человек.
На сторону студентов встали профсоюзы преподавателей, учителей и научных работников. Профессиональные объединения журналистов выступили с протестом из-за цензурирования сообщений о студенческих протестах в СМИ. Но власти были непреклонны. Президент Шарль де Голль заявил: «Я не уступлю насилию». В ответ на это группа французских интеллектуалов, среди которых были Жан-Поль Сартр и Франсуаза Саган, создала «Комитет против репрессий» и выступила в поддержку бунтующей молодежи. Студенты воздвигли в Латинском квартале баррикады и разобрали брусчатку на бульваре Сан-Мишель. Булыжники обрушились на головы жандармов. Атаки полиции в ночь на 11 мая манифестанты отбивали до шести часов утра. Итог — еще почти 400 раненых.
Премьер-министр страны Жорж Помпиду обратился к нации по телевидению и радио в попытке всех успокоить и примирить и пообещал, что власти пересмотрят дела всех арестованных студентов. Но обещаний было уже мало — профсоюзы вывели на улицы 10 миллионов протестующих и объявили 24-часовую общенациональную забастовку. В манифестациях в Париже приняли участие 800 тысяч человек, а колонну вели руководитель Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) коммунист Жорж Сеги и анархист Кон-Бендит (ныне — депутат Европарламента). Позже стачка переросла в бессрочную — митингующие выдвинули политические и экономические требования: отставка де Голля, а также формула «40-60-1000» (40-часовая рабочая неделя, выход на пенсию в 60 лет, минимальный оклад в 1000 франков).
По всей стране рабочие начали самозахваты предприятий. Над проходными висели плакаты «Занято персоналом», над крышами — красные флаги. К 16 мая прекратили работу порты Марселя и Гавра, количество оккупированных работниками крупных предприятий по стране достигло полусотни. Причем бастующие взяли на себя обеспечение общественного порядка, чтобы избежать хаоса, среди нуждающихся распространяли талоны на еду. После изгнания из цепочки поставщиков посредников в ряде регионов снизились цены на молоко, картофель и другие продукты. Преподаватели школ и лицеев организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Студенты и рабочие в буквальном смысле «ездили на картошку» — помогали по хозяйству фермерам. Те, в свою очередь, приезжали в город для участия в манифестациях.
Но долго подобное положение вещей не могло сохраняться. Начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Однако лидерам бастующих не удалось добиться ничего, кроме повышения зарплат, и ВКТ призвала к продолжению забастовки.
Но тут слово взял президент де Голль. Он выступил по радио с речью, в которой объявил о роспуске Национального Собрания и проведении досрочных парламентских выборов. Кроме того, президент «зачистил» правительство, отправив в отставку девять министров. Его сторонники провели свою мощнейшую акцию: на Елисейские поля вышла 500-тысячная демонстрация под лозунгами «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!»
После очередного раунда переговоров профсоюзы добились новых уступок — в частности, увеличения пособий по безработице, — и волна протестов стала спадать. В конце июня 1968-го в стране прошли парламентские выборы. Премьер Жорж Помпиду призывал в ходе предвыборной кампании к «защите республики» перед лицом «коммунистической опасности» и воззвал к «молчаливому большинству». Голлисты выиграли выборы.
Но «парижская весна» аукнулась французской экономике очень быстро. В стране резко скакнула инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен. Осенью того же года грянул финансовый кризис, и Шарль де Голль пошел на крайне непопулярные меры, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, повышение налогов и контроль за денежным обращением. А в следующем году был вынужден уйти в отставку.
Почти через 40 лет после «Красного мая», в 2006-м, французские студенты снова стали главными зачинщиками манифестаций и беспорядков. На этот раз, правда, речь не шла о кардинальных изменениях в обществе. Учащиеся требовали прекратить реформу образования — поводом стал рамочный закон «О равенстве шансов», который, в частности, предполагал возможность увольнения работников до 26 лет без соблюдения всех пунктов Трудового кодекса. И снова, как и 1968-м, на улицы вышли сотни тысяч манифестантов. Ассоциации с событиями «Красного Мая» напрашивались сами собой, хотя не все протестующие это понимали. Пресса приводит диалог между участниками митинга — молодыми людьми лет 20. «А мы готовы к новому маю 1968 года?» — спрашивает один. «Я не очень хорошо помню, что произошло в том году», — отвечает другой.
Как и в 1968-м, в полицию летели камни и все, что попадало под руки протестующим. В ответ жандармы применяли слезоточивый газ и водометы. На выходе — десятки пострадавших. В политическом пространстве ситуация тоже сильно напоминала «парижскую весну». Студенты и поддержавшие их профсоюзы на переговоры с правительством идти не хотели, премьер-министр Доминик де Вильпен отказывался подчиниться «логике ультиматумов и предварительных условий». Председатель Всеобщей конфедерации труда Бернар Тибо утверждал, что закон «ставит под вопрос весь Трудовой кодекс Франции». Особенно французов тогда возмутило использование властями статьи 49-3 Конституции, позволяющей принимать законопроект без парламентской дискуссии. Так или иначе, но противостояние затянулось на три месяца и разрешилось капитуляцией властей. Глава кабинета министров де Вильпен заявил, что спорную статью закона «О равенстве шансов» решено заменить: был предложен другой вариант трудового договора «в интересах молодежи, которая испытывает затруднения с трудоустройством».
Любопытно, что буквально за несколько месяцев до студенческих волнений предместья столицы и другие регионы страны тоже были охвачены бунтами — впрочем, совсем другого рода. Отправной точкой восстания стал пригород Парижа Клиши-су-Буа. Жандармы попытались задержать двух малолетних торговцев наркотиками тунисского и мавританского происхождения. Они спрятались от полицейского наряда в трансформаторной будке и погибли от удара током. Молодежь (в основном арабского происхождения) обвинила в этом стражей порядка. Протесты моментально переросли в беспорядки, которые вскоре перекинулись и на другие предместья.
Бунтующие жгли машины (по всей стране было уничтожено более девяти тысяч авто), разбивали витрины магазинов, мародерствовали, грабили отделения банков. А глава МВД Николя Саркози не стеснялся в выражениях в адрес хулиганов: называл их весьма оскорбительным словом, которое можно перевести как «отбросы общества». После критики в свой адрес министр заявил, что его высказывание хоть и было вырвано из контекста, но он от своих слов не отказывается, а заодно подтвердил намерение властей жестко подавить бунт — что и было исполнено. Это создало Саркози репутацию политика, который справляется с проблемами, что, как считается, принесло ему немало голосов избирателей.
Весной 2016-го Франция снова вышла на улицы. В конце февраля в прессу просочилась информация, что власти готовят изменения в Трудовой кодекс, которые предусматривают увеличение продолжительности трудовой недели, сокращение обязательных выплат при увольнении, а заодно наносят удар по профсоюзам, являющимся сегодня главными посредниками между работниками и работодателями. Согласно реформе, синдикаты будут лишь наблюдателями при заключении отраслевых соглашений, а не участниками. Как и десять лет назад, власти оказались под огнем критики за применение все той же статьи 49-3 Конституции.
Первая массовая демонстрация против реформы состоялась в марте. А дальше сценарий протестных выступлений повторился как под копирку: несколько месяцев столкновений с полицией в разных городах, захват предприятий, отраслевые предупредительные забастовки пилотов, сотрудников АЭС и НПЗ и так далее.
Протестующих не остановил даже проходивший в стране чемпионат Европы по футболу. В назидание властям именно в этот период было организовано несколько массовых манифестаций. Профсоюзы пригрозили провести общенациональную бессрочную забастовку — крайнее средство протеста, которое называют «атомным оружием» синдикатов.
Парадокс ситуации в том, что все понимают, что реформы необходимы, но никто на уступки идти не хочет. Правительство отдает себе отчет в том, что у него нет другого выхода, чтобы перезапустить экономику и остановить уход капиталов и компаний в другие юрисдикции из-за очень высоких социальных отчислений, которые платят работодатели, из-за очень короткой продолжительности трудовой недели — 35 часов, из-за сложностей при увольнении сотрудников. Профсоюзы не хотят терять свое влияние. Работники напрочь отказываются поступиться социальными завоеваниями.
Но выход, вероятно, будет найден. С небольшими послаблениями в пользу трудящихся реформа, скорее всего, состоится. Социалисты поплатятся за это своим ближайшим политическим будущим. И так непопулярный президент страны Франсуа Олланд и ведомые им социалисты вряд ли смогут удержаться у власти. Их сторонники не простят самого факта наступления на права граждан и покушения на завоевания прошлых десятилетий. Противники обязательно припомнят, что изменения в законы о труде носят половинчатый характер. А простые люди скажут, что стали жить хуже, что их опять обманули, — и «по зову сердца» снова пойдут отвоевывать свои права.