Проект «Норильск фильм» — живой портрет самого большого города Заполярья. Приступив к работе над документальным фильмом к 80-летию «Норникеля», продюсер Алексей Пивоваров и режиссер Александр Расторгуев решили отойти от традиционной формы и выбрали жанр веб-док. Команда проекта создала интерактивный сайт, наполненный множеством коротких сюжетов, архивных материалов, виртуальных панорам. «Лента.ру» поговорила с Александром Расторгуевым о его личном опыте встречи с Крайним Севером.
«Лента.ру»: Сколько времени вы провели в Норильске, работая над проектом?
Александр Расторгуев: Проект начинала два года назад небольшая группа наших ребят — мы вместе делали «Срок» и «Реальность». Часть поехала туда на разведку, создавать концепцию. Я подключился год или полгода спустя. Выехал на съемки в мае, пробыл там до декабря, иногда улетая в Москву по делам. То есть фактически полгода. Хотя ехал на пару месяцев.
Какие были первые впечатления от Норильска?
Мне кажется, это потрясающее кинематографическое место — по красоте, фактуре, визуальным возможностям, по спрессованности времени разного: советского сталинского, комсомольского задорного 1960-х, перестроечного, постсоветской разрухи и сегодняшнего… Не знаю, как его назвать, — сегодняшнего офисного времени. Вот это наложение одновременное, причем все это не просто существует в каком-то историческом плане, а живет реальной жизнью.
Потрясающе странная природа, удивительное лето, резкая зима. Меня там поразили все обстоятельства, начиная от света — жизни города в бесконечном полярном дне, заканчивая тем, как там устроился быт: такси, которое за две минуты подъезжает и отвозит тебя от подъезда к подъезду, если тебе очень холодно, и так далее.
Люди обосновались удобно и навечно. Есть ощущение островного мировоззрения, потому что туда можно только самолетом долететь или прийти по Северному морскому пути, или по Енисею сплавиться — вот такие пути, но все они какие-то островные. Остальную часть России называют Большой землей.
Многие, конечно, хотели бы перебраться на Большую землю и зажить там, но ощущения временщичества совсем нет. Люди укоренившиеся, и многие, кажется, только на словах хотят жить в Сочи. На самом деле «севера» так затягивают, прикрепляют к земле, что оторваться трудно.
А вы могли бы представить себя живущим там какое-то продолжительное время?
Я приехал для быстрой работы, а остался там на полгода, втянулся в ритм и уехал с чувством, что не доделал 90 процентов того, что планировал. Кроме того, знаете, у меня такая история: мой однокурсник по режиссерской школе в Питере Илья Тилькин — сейчас известный драматург, сценарист сериала «Тихий Дон», фильма «Сталинград», — с отцом они предприняли попытку в 1990-х годах устроить в Норильске телевидение, где тогда еще не было никакого, кроме государственного. И у них получилось. Они там прожили три года, и для меня его рассказы всегда были такими историями романтического покорения, открытия себя. И он, как я понял, тоже приехал туда на полгода, а получилось три. Все истории приезжих людей, с которыми мы там разговаривали, начинались с того, что человек подписал контракт на три года, чтобы заработать денег и решить свои проблемы на Большой земле, а с тех пор прошло уже 25 лет. Там какое-то другое время. Поэтому легко могу себе представить, что я живу там третий год, думая, что это третий месяц.
Вы сказали про ритм. А чем этот ритм отличается от городов на Большой земле?
Вы знаете, это метафизический вопрос. Потому что формально люди так же работают, у них такой же часовой график, и смены, и все — то же самое. И телевизор есть, и со скрипом какой-то интернет микроскопический. Просто время ощущается по-другому, что ли, — глобальное время. Природа, обстоятельства жизни кидают такие предъявы тебе, которые не решаются наскоком.
Это не ритм в том смысле, что все сонные или все быстрые, а это какой-то глобальный шаг времени. Единица измерения — это не «до отпуска», а длина человеческой жизни. Или поколение. Мне так кажется. Это что-то более серьезное, полнокровное…
Несуетливое?
Может быть и суетливым. Есть часы работы, с восьми до пяти, опоздать нельзя. Все эти производственные процессы, которые требуют своевременности. Нет, это не вопрос суетливости или размеренности, это вопрос крупности мышления, что ли. У времени более общий план. Там время не близорукое.
А насколько вам люди показались отличающимися от людей «материка»?
Кардинально отличающимися. Там люди сохранили какую-то… Знаете, в советской природе проживания были, конечно, и кривые вещи, вроде безответственности, обывательства, невключенности (естественной и понятной) в социальные процессы. Но было еще в советской жизни ощущение причастности к большой идее, глобальному смыслу, романтическое ощущение себя в большом народе великой страны и так далее. Вот все это в тамошних людях есть. Может быть, это связано с островным сознанием, может быть, с нераскачанностью теми возможностями, которые предоставляет Большая земля, в том числе близостью границ, всяких Кипров, Хорватий.
Хотя каждому полагается в год два месяца отпуска, потому что сложные профессии, «севера», и можно позволить себе отдыхать на Красном море, Средиземном — и почти все так и делают. То есть для них нет проблемы оказаться в пятизвездочном отеле в Египте и так далее. Не в этом штука, а штука в том, что… это глупо, наверное, звучит, но они как-то склеены с этой землей каким-то патриотическим чувством. Понимаю, как это звучит в наше время со всеми его пропагандистскими штуками, но это так.
У меня много друзей живет в Магадане, и там тоже присутствует островное мышление, понятие «материка» и так далее. Но Норильск, как я понимаю, все равно нечто иное?
Как я понимаю, на Чукотке и в Магадане все-таки довольно скудная по бытовой части жизнь. В Норильске не так, там, мне кажется, люди живут по мировым стандартам. Если им нужны, например, бананы полузеленые, то у них они есть, если нужны красные помидоры в минус 52 градуса, то они у них есть. Если им нужно плавать в стеклянном бассейне с температурой воды 24, а за окном минус 47, они могут себе это позволить. Есть аквапарк, спортивные залы, не сравнимая ни с какими другими «северами» почти московская комфортабельность.
Вам как человеку из теплого южного Ростова трудно ли было в Норильске физически?
Я же жил не в палатке, не шел на лыжах к Северному полюсу. Даже если бы я это делал, современная одежда обеспечила бы комфорт. Там люди реально перемещаются на такси, которое за пять минут довозит тебя до любого конца города. И ездить в булочную на такси — это нормально.
Что касается производства, то эта часть жизни сложная. Производство опасное, вредное, трудное. Но видимо, зарплаты там несравнимы с зарплатами на европейской части России. И я скажу, что мой интерес художнический, картинки, что я видел, — лично для меня это компенсировало все физические неудобства. Команда, в которой я работал, — молодые ребята, очень талантливые, заряженные желанием сделать что-то настоящее — они тоже, мне кажется, не замечали всех этих бытовых трудностей.