После назначения нового премьер-министра Турция умело скорректировала свою внешнюю политику, что позволило наладить отношения с Россией. Но в то же время диалог Анкары и Запада по-прежнему осложнен целым комплексом проблем. Хотя Турция и США нужны друг другу, нарочито сдержанная реакция Вашингтона на попытку переворота в Турции, судьба проповедника Гюлена и разногласия по курдскому вопросу не позволяют им по-настоящему сблизиться. Но и нормализацию отношений с Москвой не стоит переоценивать — для Анкары это тактический шаг, а не пролог к стратегическому альянсу. Такое мнение в интервью высказала старший аналитик по вопросам политики в брюссельском Центре европейской политики (EPC), эксперт клуба «Валдай» Аманда Пол.
В каком состоянии находятся отношения Анкары с Европой и США? Как отразилась на них попытка военного переворота в Турции?
Аманда Пол: После провала переворота отношения Турции с США и ЕС заметно ухудшились, поскольку Анкара вполне справедливо расценила, что их реакция на это событие, потрясшее страну, была неадекватной. Причем отношения не были идеальными и до переворота. Например, Вашингтон и Анкара не сходились во взглядах по определенным вопросам, связанным с Сирией и, в частности, с сирийскими курдами. Анкара считает, что курдская партия «Демократический союз» и ее ополченцы — Отряды народной самообороны (YPG) — это сирийская ветвь запрещенной в Турции «Рабочей партии Курдистана» (РПК). А США воспринимают курдов как главного союзника в борьбе против «Исламского государства» (ИГ; запрещена в РФ). Вашингтон, как и Анкара, признает РПК террористической организацией, но не распространяет это на «Демократический союз». Диалог с США осложняет и то, что Фетхуллах Гюлен, которого турецкие власти считают инициатором неудачного переворота, живет в добровольном изгнании в Пенсильвании.
Кроме того, и Соединенные Штаты, и Евросоюз озабочены тем, что стиль правления президента Эрдогана становится все более авторитарным. Турция, несомненно, остается очень важным партнером как для США, так и для ЕС в таких вопросах, как решение проблемы сирийских беженцев, борьба с терроризмом, а также в сфере энергетики и обеспечения региональной безопасности. Турция по-прежнему крайне важный союзник США по НАТО, даже более важный, чем некоторые европейские страны. Большое значение для американцев имеет возможность использовать авиабазу Инджирлик. Поэтому неудивительно, что в последнее время мы наблюдаем поток высокопоставленных гостей из ЕС, США и НАТО, которые предлагают поддержку Турции и обсуждают ключевые для обеих сторон вопросы. Среди прочих в Анкаре на днях побывал генсек Североатлантического альянса Йенс Столтенберг.
Что вы думаете о российско-турецком потеплении? Это просто нормализация отношений, или можно говорить о том, что Москва и Анкара готовятся создать некий стратегический альянс?
Нормализация отношений России и Турции — это хорошо, поскольку их разрыв имел негативные последствия для обеих стран и повысил напряжение в регионе — в частности, в районе Черного моря. Однако маловероятно, что сегодня это стратегическое партнерство, а не просто брак по расчету. Для Анкары главное, что улучшение отношений позволило ей довольно эффектно вернуться в Сирию и снова стать там важным игроком, хотя до этого Турция была несколько месяцев в изоляции. То, что Анкара после назначения премьером Бинали Йылдырыма разумно скорректировала свой подход к политике в регионе, смягчила риторику в отношении президента Асада и действий России и Ирана в Сирии, сыграло ключевую роль в этом возвращении.
Сближение с Россией также обеспечило возможность новых переговоров по «Турецкому потоку», и этот процесс набирает обороты. После прекращения строительства «Южного потока» в долгосрочной стратегии по снижению значения украинского маршрута газовых поставок в Европу Москва делает ставку именно на взаимодействие с Турцией.
Мой коллега по Центру европейской политики, Марко Джули, недавно писал, что одна нитка «Турецкого потока» принесет пользу Турции, а вот две противоречат ее интересам, так как, если «Газпром» наводнит турецкий рынок своим газом, это повысит риски, связанные с инвестированием в альтернативные источники (от восточной части Средиземноморья до Ирана, Северного Ирака и Каспийского региона). Турция хочет стать региональным газовым хабом — конкурентным рынком, где голубое топливо из разных источников хранится и продается по спотовым ценам. Но если в Турцию будут протянуты две нитки «Турецкого потока», она скорее станет транзитной страной. В этом случае Анкара будет получать выгоду от транзитных пошлин, но вовсе не обязательно усилит свою геополитическую значимость для Европы, которая будет рассматривать Турцию всего лишь как другой коридор для поставок все того же российского газа. Эрдоган, возможно, понимает, что нынешнее примирение — чисто тактический ход, и не в интересах Турции расширять влияние России на турецкий газовый рынок (56,3 процента газового импорта Турции), отвлекая внимание от необходимости инвестиций в обеспечение стабильности этого рынка. Москве «Турецкий поток» гораздо нужнее, чем Анкаре, поскольку у России нет иного способа вернуть 12 миллиардов долларов, потраченных на модификацию внутренних транзитных мощностей под «Южный поток» и «Турецкий поток». Это обстоятельство обеспечивает Анкаре сильные переговорные позиции.
Многим Турция видится наполовину азиатской (или ближневосточной) и наполовину европейской страной. Сейчас мы наблюдаем ухудшение отношений Запада и Анкары, а также попрание в Турции ценностей, которые принято называть «европейскими». Что в Турции сегодня западного, а что чисто турецкого? В условиях новых угроз безопасности некоторые обозреватели пишут, что Турция постепенно становится типичной ближневосточной страной. Тем не менее она — член НАТО и готова помогать США…
Турция сейчас — это ближневосточная страна и более азиатской она не становится. Есть несколько способов продемонстрировать «европейскость» Турции: например, реакция на попытку переворота была европейской (в «ближневосточной стране» такого не увидишь); миллионы турок требуют высочайших демократических стандартов. Хотя там и существуют ограничения, наложенные на работу независимых СМИ, граждане имеют возможность высказывать критические суждения, используя альтернативные каналы передачи информации. Люди в Турции живут по-разному, в том числе хватает и тех, кто ведет очень консервативный образ жизни, но жизненный уклад главных городов европеизирован. Стамбул, Анкара, Измир, Анталья, Бурса Адана и другие турецкие города мало похожи на типичный ближневосточный город. Западные ценности по-прежнему лежат в основе политического курса. Хотя кто-то в реальности, может, и не очень-то их разделяет, но, по крайней мере на уровне риторики, сохраняется приверженность этим ценностям. Все-таки европеизация Турции продолжается уже 200 лет. Обратить этот процесс вспять не так уж и просто, даже если Турция переживает трудные времена. Что касается НАТО, Турция была важным союзником с тех пор, как вступила в альянс в 1952 году. Она укрепляла евроатлантическую безопасность в годы холодной войны и участвовала во множестве операций НАТО по всему миру. «Зонтик безопасности», который НАТО предлагает Турции, очень важен для этой страны.
После попытки государственного переворота более 40 тысяч человек были задержаны, более 20 тысяч арестованы, 79 тысяч уволены с государственной службы. С другой стороны, мы видим, что 38 тысяч преступников готовятся выйти на свободу, чтобы освободить место для тех, кто обвинен в причастности к путчу. Как вы думаете, эти меры способствуют укреплению режима Эрдогана или, напротив, приведут к новым выступлениям оппозиции?
В Турции идет массовая чистка. Правительство утверждает, что это необходимо для выявления всех, причастных к движению Гюлена, который, по версии турецких властей, организовал попытку переворота. Более 80 тысяч человек были арестованы, уволены или временно отстранены от службы. Это военные, госслужащие, ученые, губернаторы, прокуроры, судьи, бизнесмены, дипломаты, тюремные охранники и футбольные функционеры. И не только те, кто имел хоть какие-то (пусть и самые отдаленные) связи с Гюленом, но и те, кто вообще никак с ним не связан. Чистка уже коснулась правящей Партии справедливости и развития (ПСР). Заместитель председателя ПСР Хаяти Языджи недавно заявил, что партия будет крайне жестко подходить к «очищению от сочувствующих» движению Гюлена.
Если разделить население Турции на сторонников и противников Эрдогана, получится ли, что по одну сторону окажутся «исламисты», а по другую — «приверженцы неисламских ценностей», или ситуация несколько сложнее?
Это очень непростой вопрос. Нынешние трения — это как раз трения среди исламистов. Надо понимать, что Турция — страна множества культур, религий и национальностей, и она может очень быстро расколоться, если такие чувствительные вопросы, как вероисповедание или этническая принадлежность будут педалироваться или использоваться для провокаций. Поэтому Турции следует дорожить принципами демократии и секуляризма на всех уровнях государственной системы. Нет сомнения, что одной из главных причин внутренних проблем Турции служит эксплуатирование религиозных и этнических разногласий. В стране, где существует такое многообразие, лучше вообще избегать разговоров о различиях и, наоборот, пытаться «строить мосты», культивировать демократию, свободу самовыражения и принцип секуляризма для сплачивания общества.
Как, по-вашему, сложится судьба Фетхуллаха Гюлена? Ждет ли его экстрадиция? Есть ли у него политические перспективы в Турции?
Как сказал вице-премьер Нуман Куртулмуш, Анкара ждет от Вашингтона экстрадиции Гюлена. Между Турцией и США заключен договор о выдаче преступников. Это значит, что обе стороны должны выполнить несколько юридических процедур и соблюсти критерии приемлемости доказательств — только в этом случае просьба об экстрадиции может быть удовлетворена. Это, конечно, долгий процесс. Сейчас мне кажется маловероятным, что Гюлена выдадут: Анкара должна предоставить неопровержимые доказательства его вины. Но даже если это сделают, сомнения в том, что суд над Гюленом будет справедливым, и общая ситуация с правами человека в Турции могут повлиять на итоговое решение.