Родина — отдельно, ГУЛАГ — отдельно «Табакерка» открыла сезон в новом здании

У Олега Табакова теперь три площадки — кроме Художественного театра и подвала «Табакерки» на улице Чаплыгина, его концерн располагает ныне и свежепостроенным зданием на Сухаревской. Художественная политика театра при этом меняться не будет — утверждает выбранная для открытия новой сцены премьера.

Семь этажей театра

Четвертый «дом Табакова» — филиал Художественного театра в Коломенском — должен появиться в 2018 году, в позапрошлом марте там начались строительные работы. «Корпорация» расширяет свои владения, и это тот самый случай, когда такое расширение точно пойдет на пользу любителям театра: чем больше залов у этой корпорации, тем больше шансов купить билет на хороший спектакль. Только что открытая новая сцена «Табакерки» на Сухаревской осчастливит поклонников именно этого, «меньшого» театра — ведь в старом подвале на Чаплыгина, где всего 120 мест, билеты на некоторые спектакли не удавалось «поймать» годами. Теперь эти постановки переедут на новую сцену, где мест уже 400, и увидеть их станет проще. Ровно на этой цифре — 400 — настаивал при начале проектирования театра сам Олег Павлович: по его мнению, именно столько зрителей способен «пробить» своей энергетикой артист.

Театр-студия под руководством Олега Табакова отсчитывает свою «личную» историю с 1978 года, когда в подвале на Чистых прудах сыграли премьеру «И с весной я вернусь к тебе», а историю «официальную» лишь с года 1986-го, когда знаменитому артисту наконец удалось добиться статуса государственного театра для своей уже обожаемой театральной Москвой труппы. Труппе этой — богатой талантами, молодой, и все время прирастающей новыми учениками мэтра — довольно быстро стало тесно в родном подвале; Табаков долго хлопотал о новом здании, но даже когда «главное» решение уже было принято, все время что-то мешало осуществлению великих планов. В 2007 году на Сухаревской наконец заложили первый камень нового театра, обещали достроить в 2010-м, достроили вот сейчас.

В итоге театр занимает четверть многофункционального комплекса, что и было предусмотрено инвестиционным контрактом, — из 20 тысяч квадратных метров ему принадлежат пять тысяч. На остальных метрах — банк, офисы и подземная парковка. Фасад его выходит на улицу Гиляровского — это ровно пять минут пешком от метро «Сухаревская», поэтому театр официально называет свой новый дом «сценой на Сухаревской». (Подвал на Чаплыгина теперь стал «сценой на Чистых прудах»). Внутри — рай для актеров и постановщиков: самая современная сценическая техника (все декорации въезжают-уезжают быстро и бесшумно, поднимается и опускается пол, мгновенно перенастраивается свет, а в закулисье актерам соорудили гораздо более просторные, чем в подвале, гримерки). Семиэтажное здание содержит еще и репетиционную сцену — такого же размера, как и основная. Она находится как раз над зрительным залом и устроена так, что публика на сегодняшнем спектакле не услышит ни звука из спектакля, что только готовится к постановке. Зрителей здесь никто обижать не собирается: быстро и профессионально работает служба безопасности, не задерживая гостей театра на входе, юные гардеробщики просто летают с куртками и номерками, и главное — ряды в зале не притиснуты друг к другу, и к своему месту можно пройти, не поднимая уже сидящих людей. Четыре ряда плоского партера, далее дюжина рядов поднимающегося амфитеатра и две боковые ложи — в этом зале нет неудобных мест. Хотя уж совсем идеальным это здание назвать нельзя: не урезая ни в чем главное — сцену и зал — проектировщики сэкономили метры на фойе, и в ситуации аншлага (которая, как водится, будет там всегда) приходится просто продираться сквозь толпу ко входу в зал. Буфетные закутки мгновенно превращаются в муравейник; в дамскую комнату змеится очередь вдоль буфета. Казалось бы, ну отодвиньте стенку еще на пять метров вбок, сразу в фойе можно будет вздохнуть, но на берегу Садового кольца, земля, конечно, золотая.

Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости

По морям, по волнам

Для открытия новой сцены Олег Табаков выбрал спектакль, двадцать шесть лет назад ставший одним из самых громких триумфов «Табакерки», — «Матросскую тишину» Александра Галича в собственной постановке. И это не новое прочтение, не ревизия — те же декорации Александра Боровского и те же интонации артистов. Табаков настаивает на том, что есть вещи, которые в этом мире не меняются и не подлежат пересмотру, — и это родина и отцовская любовь.

Галич называл эту пьесу своей «последней иллюзией». Он задумал ее в 1945 году, эту историю про обитающего в городке Тульчин кладовщика Абрама Шварца и его сына — скрипача Давида Шварца. Три небольших акта (в «Табакерке» спектакль идет без антракта и укладывается в полтора часа) предъявляют нам персонажей в 1929, 1937 и 1944 годах. Вначале Абрам Шварц понемножку мухлюет с дефицитным мылом и шпыняет сына-подростка, заставляя того бесконечно упражняться на скрипке; затем он — смешной и суетливый провинциал — приезжает в Москву, где его ненаглядный сын учится в консерватории и подает большие надежды; в последнем акте тяжелораненый Давид в санитарном поезде в бреду разговаривает с явившимся к нему отцом, которого уже нет на свете: немцы ликвидировали евреев в том маленьком городке. Двадцать лет назад были другие актеры: Абрама Шварца играл Владимир Машков, Давида — Евгений Миронов, теперь в роли отца мы видим актера петербургского БДТ Федора Лаврова, а в роли сына — сына самого худрука Павла Табакова, — интонация же абсолютно неизменна.

Фото: Ксения Бубенец

Спектакль все так же о том, что есть вот этот кусок земли, выданный тебе судьбой и покидать его навсегда негоже. (Тут важный персонаж — коммерсант Меер Вольф, в 1929-м вернувшийся в Тульчин из Палестины, потому что в Тульчине был его дом; разумеется, его быстро отправили много восточнее). И все так же это утверждение звучит с известной долей обреченности. В 1956-м Галич закончил пьесу «счастливым» четвертым актом, где после военных потерь возрождалась надежда, где Меер Вольф возвращался из лагеря, порядочному парторгу возвращали партийный билет, и новый мальчик по имени Давид Шварц упражнялся на скрипке, — так вот, этого «счастливого» акта не было в 1990 году в «Табакерке» и нет сейчас, все заканчивается войной. Табаков обходится без тех иллюзий, что вспыхнули в Галиче в 1956-м. Он все понимает, он же сам пережил в советские времена многочисленные запреты этой пьесы (в том числе в «Современнике», где он должен был играть). Но этим спектаклем продолжает утверждать: родина — отдельно, закадровый ГУЛАГ — отдельно.

Родина — прежде всего в родных. И «Матросская тишина» — поэма отцовской любви. Нервный, смешной, надоедливый, способный спьяну и ударить сына кладовщик Абрам Шварц живет ради великого будущего своего ребенка. Он собирает открытки с видами иностранных городов и отчетливо понимает, что никогда вживую эти города не увидит. Но его Давид, его Додик, будет стоять со скрипкой на лучших концертных сценах земного шара, и ради этого можно этого самого Додика доводить придирками до ненависти к себе и тратить собственную жизнь на спекуляцию мылом. Федор Лавров играет Абрама Шварца беспощадно, отчаянно и вдохновенно — и мы в каждую минуту понимаем, почему сын в Москве так мучительно стесняется своего приехавшего отца и почему, когда сын отца фактически прогоняет, нам так хочется встряхнуть мальчишку, чтобы он понял, что натворил. Актерская задача Павла Табакова проще: в ситуации «родители-дети» всегда проще сыграть объект любви, а не любящего (ведь именно в этой ситуации не надо никак доказывать, что в твоего героя вообще можно влюбиться). Но Табаков-младший в свои двадцать лет работает абсолютно профессионально, и его герой достоверен во всех — и военных и невоенных — обстоятельствах.

В пьесе Галича нет ни слова про знаменитую тюрьму на улице Матросская тишина. На этой улице просто живет девушка, влюбленная в Давида Шварца, и, когда она диктует адрес, он представляет себе, что там рядом гавань со старыми кораблями, а на берегу сидят старые моряки. Милый тебе мир можно придумать в абсолютно любой реальности. Для того чтобы этот мир функционировал, нужно быть Олегом Табаковым.