Вплоть до XIX века европейцы нередко попадали в руки к туркам. Одни ассимилировались, других продавали на невольничьих рынках. И всех заставляли принимать ислам. Кому-то потом удавалось бежать на Мальту, где правил орден госпитальеров и было представительство Святой инквизиции. В своей статье, опубликованной в журнале Journal of Religious History, историк Франс Чиаппара рассказывает, почему инквизиторы без особых вопросов возвращали принявших ислам в лоно церкви.
Принято считать, что христиане, обращенные в ислам, редко возвращались к своей вере. Однако в книге французских историков Бартоломе и Люсиль Бенассаров говорится о 1,5 тысячах отступников, упомянутых в архивах Мальтийской инквизиции в период между 1550 и 1700 годами. Историк Анна Брогини насчитывает 922 человека, выразивших желание отказаться от своей новой веры и добровольно представших перед инквизитором на Мальте.
И это далеко не все. Некоторые отказывались от ислама, когда теряли всякую надежду на выкуп, другие — перед смертной казнью. Многим рабам хозяева-мусульмане запрещали ступать на порог священной канцелярии.
К тому же в 1637 году Папа римский Урбан VIII даровал миссионерам в Леванте право заново крестить отступников на месте, теперь им не нужно было для этого представать перед инквизицией лично. Это были в основном мальтийцы, греки, русские, французы, итальянцы, испанцы и турки, реже — венгры, поляки, голландцы и англичане.
Интересно, что женщин среди отступников было всего 7,1 процента. Им было сложнее совершить побег и выкупали их реже. Кроме того, почти всех женщин отдавали замуж, и они рожали детей.
Европейцы попадали в плен в морских баталиях и битвах на суше (чаще всего — в пограничных областях). Пленников привозили обычно на невольничий рынок в Константинополе. Кроме того, янычары похищали детей.
Были и такие, кто сам отказывался от своей родной культуры. Они гнались за «турецкой мечтой», считая, что христианское общество несправедливо к ним, заставляет их влачить жалкое существование. Ислам давал им пропуск в новый социум.
Среди обращенных встречались также бывшие пираты. Большинство из бедных семей, нападения на христиан были для них формой сопротивления, возможностью отомстить за унижения.
Ислам порой принимали по-настоящему, полностью меняя свой менталитет. Такие отступники считали, что мусульманам уготовано Царство небесное, поскольку они щедры и тщательно следуют религиозным уложениям, в отличие от европейцев, которые постоянно подгоняют религию под собственные нужды.
Так, некий Андреа, принявший имя Регеб, сказал инквизиции: «Я не хочу проклинать секту Мухаммеда и не хочу вновь становиться христианином. Я хочу быть турком».
В конце XVII века мальтийская инквизиция относилась к отступникам достаточно мягко. Лишь 22 процента из них, если судить по сохранившимся документам, были формально объявлены еретиками.
Как рассказывал некий Гуэро из Кастельнуово, он «еще лежал в пеленках», когда его родители умерли. Его воспитала мусульманка, сделавшая ему в шесть лет обрезание. «Я не знаю, плох ислам или хорош, я просто выполнял то, что мне говорили турки», — говорил он. У многих была похожая судьба.
Таким людям объясняли основы христианской доктрины, а потом крестили. Либо, если они были крещены при рождении, повторный обряд проводился сразу после разговора с инквизитором.
Тех отступников, которых действительно подозревали в ереси, никто не сжигал заживо, как, по их признаниям, им говорили турки. Обычно просто отпускали после публичного покаяния. Более того, церковь охотнее принимала в свое лоно урожденных христиан, перешедших в ислам, чем урожденных мусульман, пожелавших примкнуть к христианству.
Логично предположить, что отступники не говорили всей правды и многое придумывали в стремлении оправдать себя. Обычно переход в ислам старались представить как долговременную стратегию выживания во враждебной среде. Особенно подчеркивалось, как плохо относились к ним мусульмане: «Хуссейн держал меня на цепи и почти не давал мне есть»; «Мой хозяин бросил меня в тюрьму на четыре месяца, и, боже, как я страдал!» В 1658 году Вито, грек из Зары, рассказал инквизитору, что, когда он был рабом, его хозяин-мусульманин привязал его к дереву во дворе на «18 долгих дней», где он страдал от «ветра и дождя до последних дней декабря».
Отступники приводили множество доводов в свое оправдание. Например, угрожала смерть за связь с мусульманкой или за то, что они поносили ислам, отомстили мусульманину или соблазнили его другой верой. Некоторые уверяли, что если бы они не приняли ислам, их бы выбросили в море с камнем на шее. Некий Николо говорил инквизитору, что в 1669 году он убил раба-христианина и паша предложил ему выбор: быть похороненным заживо вместе с убитым или принять ислам.
Антонио Прото из Неаполя, представший перед инквизитором в 1669 году, обвинял мусульман в том, что те совершили над ним обряд обрезания в невменяемом состоянии: «Они дали мне вино, я напился, а потом заснул». Венгр Паоло возложил вину на своего хозяина: «Он заставил своего слугу держать меня и сделал мне обрезание».
В связи со всем этим возникают два вопроса. Во-первых, мог ли инквизитор не понимать, что отступники многое недоговаривают, а кое-что вообще придумывают? Неужели он верил тем, кто оправдывал свое пиратство «надеждой, что меня поймают и вернут в лоно христианского мира»? Во-вторых, если христианам полагается хранить свою веру до самой смерти, как говорится в Откровении Иоанна Богослова, почему инквизиторы обычно не выносили строгого приговора?
Ответ прост: церковь была больше заинтересована в возвращении христиан, чем в их наказании, причем в скорейшем возвращении. Для христианского мира это означало обретение новых солдат, моряков и вообще специалистов разного профиля, которые до этого находились в руках мусульман. К тому же они располагали бесценной информацией о военной силе врага.
В конце концов, они все же добрались до христианских земель. Значит, они не забыли о своей прежней вере. Отступники поднимали бунт на кораблях, крали лодки, чтобы добраться до Мальты.
Были и другие причины снисходительности инквизиции. Ведь инквизиторы тоже люди, и их не могли не трогать истории отступников, часто чрезвычайно драматичные. Например, мальтиец Амвросий, находившийся в рабстве на острове Родос, писал своему духовнику 10 ноября 1652 года:
«Увы, они заставили меня отречься от моей религии, но лишь посредством силы, ибо я никогда бы не принял эту секту добровольно. Напротив, сердце мое более чем когда-либо обращено в сторону христианской веры. Я молю Господа о возможности вновь лицезреть Ваше Преподобие и моих родственников, прежде чем я умру. Это величайшее счастье, на которое я только могу надеяться в этом мире. Я нахожусь в добром здравии, чего желаю и всем вам. Пожалуйста, вспоминайте меня в ваших молитвах. Я посылаю свои наилучшие пожелания вам, моим возлюбленным отцу, брату и всем родственникам и друзьям».
15 сентября того же года Маттео Абела отправил письмо своей матери, в котором рассказывал о несчастье, приключившемся с ним. Его обвинили в убийстве мусульманина и под страхом смерти заставили принять ислам. Однако он писал: «Я никогда не предам веру в Господа нашего Иисуса Христа и убегу при первой же возможности. Не печальтесь, но молитесь Богу и Матери Божьей Деве Марии, чтобы они помогли мне вернуться в христианские земли, где я смогу умереть христианином».
Наконец, инквизиторы прекрасно понимали, что они имеют дело с людьми, не особенно хорошо разбирающимися в вопросах веры. Так, некий Мамет, он же Никола, на вопрос о том, может ли мусульманин спасти душу другого человека, ответил: «Я туповат, и потому не знаю».
Инквизиторы руководствовались положениями о том, что вера познается не на словах и не в поступках, но в мыслях и воле человека. Например, кардинал Деодато Скалия писал, что христиане, совершившие акт отступничества под угрозой насилия или смерти, являются отступниками лишь на словах, а не на деле, и потому после поучительной беседы должны быть приняты обратно в лоно церкви.
Венецианец Антонию, подхвативший в 1684 году чесотку, решил, что это наказание за отречение от Христа. Но большинство отступников считали, что главное — это хранить веру не на словах, а в сердце, и отступничество не тяготило их.
Так, хозяин женил Джорджо из Загреба на замужней женщине, но в душе он не воспринимал этот брак как настоящий. Когда у отступников рождались дети, они втайне крестили их и давали им христианские имена, помимо мусульманских.
Свои воззрения эти люди держали при себе, но общество таких же «криптохристиан», среди которых они жили, не позволяло им впасть уныние. Они молились вместе и крестились хотя бы раз в день, напоминая друг другу о своей религии и западных корнях.
* * *
Большая часть отступников хранила свою изначальную веру, оставаясь в христианской общности. Они знали, как правильно рассказать о своей нелегкой судьбе инквизитору, чтобы вернуться в лоно церкви. Как писал теолог Валентин Вигель, эти люди позволяли своему «внешнему человеку» жить по исламским законам, в то время как «внутренний человек жил верой в Господа».