Великая Французская революция — это и кульминация политических процессов, и столкновения королевской армии с протестующими, и захлебнувшаяся кровью попытка обрести свободу. При этом в тени своего грандиозного детища остается исполинская фигура, стоящая чуть поодаль. О режиссере одного из первых в европейской истории «майданов» рассказывает «Лента.ру».
Некоторые встречи, на первый взгляд малозначительные, впоследствии оказываются судьбоносными для целых континентов. Они познакомились в один из промозглых лондонских дней 1780 года: молодой 32-летний адвокат Джереми Бентам и 43-летний мастер игр теней Уильям Петти, граф Шелберн. Юрист и разведчик.
Бентам только входил в мир большой политики — незадолго до описываемых событий к нему обратился его коллега по юридической практике и близкий знакомый Джон Линд, предложивший крайне заманчивую сделку. Линд получил неофициальный заказ от британского правительства на памфлет, который стал бы политическим ответом Лондона на провозглашение американскими колониями независимости 4 июля 1776 года, и искал, выражаясь современным языком, аутсорсера, способного воплотить идею на бумаге. В результате Бентам сочинил разгромный и едкий 130-страничный трактат «Краткий обзор декларации». Его тут же пустили в печать и наладили распространение в охваченных революцией американских штатах. Неизвестно, как бы дальше сложилась карьера Джереми, если бы его работой не заинтересовался, помимо прочих, лорд Уильям Петти, граф Шелберн. Он разглядел в нем таланты, простирающиеся далеко за пределы амплуа сочинителя пропагандистских брошюр.
Петти, в отличие от своего визави, вращался в политических кругах довольно давно. Начав карьеру в качестве армейского офицера, он блестяще проявил себя на полях сражений Семилетней войны (1756–1763), за что был приближен к особе короля Георга III. В 1760 году Петти вошел в состав парламента, а уже год спустя заседал в палате лордов. Вскоре граф Шелберн был назначен на должность министра по делам торговли в правительстве Джорджа Гренвилла, а в 1766 году возглавил так называемый Южный департамент — ведомство, совмещавшее функции министерства иностранных дел и службы внешней разведки (в ведении Южного департамента находились страны Азии и католические государства Южной Европы, в ведении Северного — протестантские государства Северной Европы и Северная Америка).
Спустя два года он покинул пост секретаря в департаменте, однако продолжал оставаться негласным куратором службы внешней разведки Великобритании. Именно в таком статусе он в 1780 году предстал перед удивленным Бентамом, выражая неподдельное восхищение его литературным талантом. Вскоре граф предоставил адвокату апартаменты в своем поместье Бовуд, по сути, оборудовав там для него полноценный офис. В помощь Бентаму он выделил двух редакторов, один из которых был франкоговорящим — чтобы тексты юриста оперативно переводить на французский. Это было крайне важно для грандиозных планов экс-министра.
К лету 1780 года внешнеполитическая обстановка для Великобритании складывалась неважно: войска короля уже который год не могли подавить мятеж североамериканских колоний, а в 1779 году чуть было не вспыхнул мятеж в католической Ирландии, где местные сепаратисты открыто симпатизировали американцам. Кабинет премьер-министра Фредерика Норта стремительно терял популярность, и этим решил воспользоваться находившийся тогда в оппозиции Шелберн, желавший вернуться на политический олимп.
Кабинет Норта в свое время принял ряд законов, облегчавших положение британских католиков, с целью привлечь как можно больше ирландских призывников в королевскую армию, воевавшую в Северной Америке. Критики этих законопроектов окрестили их «ирландскими реформами» и «актами о папистах». Именно католическую карту решил разыграть Шелберн, придумавший наконец способ подсидеть Норта. Идея была проста — инициировать массовые антикатолические беспорядки в Лондоне, якобы спровоцированные непопулярными законопроектами действующего правительства, и под давлением волны народного гнева вынудить премьер-министра подать в отставку.
Для любой революции, как известно, нужны деньги. Финансовым обеспечением занялись друзья и сторонники Шелберна из так называемой Венецианской партии (название восходит ко временам короля Генриха VIII, активно пользовавшегося субсидиями венецианских финансистов и с тех пор приобретших немалое влияние при английском дворе) — могущественная Ост-Индская торговая компания и банк братьев Бэринг, обслуживавший ее активы.
У Шелберна был еще один старый агент — лорд Джордж Гордон, глава «Ассоциации протестантов». Получив все необходимые инструкции, он на деньги, предоставленные «венецианцами», подготовил массовое выступление протестантских активистов, которые теперь ждали лишь отмашки.
Утром 2 июня 1780 года на лондонские улицы вышла огромная толпа вооруженных сторонников Гордона. Более 40 тысяч человек с приколотыми к шляпам голубыми кокардами — символом «Ассоциации протестантов» — маршем двинулись за своим предводителем к Вестминстерскому дворцу. Там Гордон потребовал, чтобы парламент принял его и услышал «глас народа» — отменил проклятые «папистские акты». Лорды, однако, отказались идти на поводу у толпы, и тогда протестующие, заводимые своим лидером, ворвались во дворец. Почтенных парламентариев избивали и спускали с лестниц, тех, кто пытался бежать, вытаскивали из карет.
После разгрома парламента толпа взяла штурмом и разрушила тюрьму Ньюгейт. На ее стенах восставшие огромными буквами начертали: «Его Величество король Толпа». Заключенные, естественно, тут же присоединились к погромщикам, и затем эта живая лавина хлынула в ирландский квартал в районе Мурфилд. Досталось, впрочем, не только ирландцам — «гражданские активисты» по дороге разгромили посольства Сардинии и Баварии.
Пять страшных дней гулял по Лондону король Толпа, пылали часовни посольств католических держав, в ужасе прятались по погребам семьи горожан ирландского происхождения, а правительство не могло санкционировать введение в столицу войск для подавления бунта. Лорд Шелберн, будучи главой внутреннего комитета палаты лордов, всеми правдами и неправдами откладывал вступление в силу Акта о беспорядках, позволявшего привлекать войска к подавлению волнений. В его интересах было, чтобы молодчики Гордона нанесли как можно больший ущерб и тем самым окончательно подорвали позиции премьера Норта и его кабинета.
Наконец 7 июня Акт о беспорядках вступил в силу, и «красные мундиры» промаршировали по пылающим улицам столицы — солдаты получили приказ стрелять на поражение и не жалели патронов. Бунт был подавлен, но город находился в плачевном состоянии. Под его развалинами вместе с сотнями горожан оказалась погребена и карьера Фредерика Норта, вынужденного подать в отставку.
Новым премьер-министром стал маркиз Рокингем — человек еще далеко не старый, но слабый здоровьем, а Уильям Петти вошел в правительство в качестве министра иностранных дел. Он мог ликовать: политические противники устранены, дорога в высшие эшелоны власти расчищена, но главное, что его проект управляемой революции полностью удался. Первые испытания были признаны успешными, и теперь нужно было найти более серьезную цель.
Маркиз Рокингем недолго находился у руля правительства — высокий пост подкосил его и без того слабое здоровье, и он скончался 1 июля 1782 года. Спустя три дня, 4 июля, на пост премьера был назначен Уильям Петти, граф Шелберн. Он наконец получил то, к чему стремился, и был готов сыграть по-крупному.
За помощью обратился к проверенным агентам. Лорда Джорджа Гордона в 1780 году арестовали за организацию погромов и посадили в Тауэр, но быстро освободили — благодаря вмешательству Шелберна, приготовившего для него очередное поручение. Из Лондона Гордон отправился прямиком в Амстердам, где сошелся с местными банкирами-евреями. Профессия шпиона располагает к самым удивительным метаморфозам, и ревностный протестант Джордж Гордон принял в Голландии иудаизм, взяв себе имя Исраэль Бар Авраам.
Войдя в местную иудейскую общину и получив доступ к активам еврейских банкиров, он отправился в Париж, где смог втереться в ближний круг королевы Марии-Антуанетты и даже стать ее конфидентом. Все сведения о жизни французского двора Гордон отправлял своему патрону в Лондон. А деньги амстердамских банкиров шли на создание агентурной сети и подготовку восстания.
Пока Гордон в Версале изображал из себя сына Израилева, в поместье Бовуд, принадлежавшем Шелберну, скрипели гусиные перья. Джереми Бентам вел активную переписку с рядом европейских интеллектуалов, в том числе с экономистом Адамом Смитом и одним из будущих вождей французской революции Оноре Мирабо. Шелберн к тому моменту уже покинул пост премьера — под давлением оппозиции, где не последнюю роль играл его заклятый враг Фредерик Норт, подавший в отставку в апреле 1783 года.
Тем не менее он еще некоторое время продолжал курировать свой главный проект и даже расширил штат своего бовудского отдела пропаганды, предоставив в распоряжение Бентама еще несколько агентов, так же мастерски владевших пером: швейцарца Этьена Дюмона, англичанина Сэмюела Ромилли и других.
Все вместе они готовили революционные прокламации, речи и другой агитационный материал, который спешно переводился на французский и доставлялся в Париж дипломатической почтой. Там при содействии старой агентуры Гордона и благодаря знакомству Бентама с видными революционерами эти боевые листки распространялись среди горожан, формируя в толпе нужные настроения. Более того, якобинские вожаки, такие как Робеспьер и Марат, заводили своих последователей пламенными речами, написанными Бентамом и его отделом пропаганды из Бовуда, а сама французская революция, как и лондонские погромы девять лет назад, по-настоящему началась именно со штурма тюрьмы Бастилия 14 июля 1789 года. Что же до денежного обеспечения, то в Британском музее до сих пор хранятся отчеты о выплатах Ост-Индской компании некоторым видным деятелям французской революции.
К моменту, когда пламя восстания разгорелось по всей Франции, лорд Шелберн уже отошел от политики. Он и так сделал для своей страны достаточно и теперь мог с удовлетворением заслуженного пенсионера наблюдать за революционным хаосом, творившимся в стане извечных врагов по ту сторону Ла-Манша.
Джордж Гордон, он же Исраэль Бар Авраам, в 1787 году был обвинен в оскорблении королевы Марии-Антуанетты, что, вероятно, на самом деле означало его изобличение как шпиона, и бежал сначала в Нидерланды, а затем — в родную Англию. По прибытии домой он был арестован по запросу французской стороны и, по иронии судьбы, заточен в заново отстроенную тюрьму Ньюгейт, которую когда-то сжег. Там же он и скончался в 1793 году от тифа: его бывший патрон давно оставил государственную службу, а больше помочь провалившемуся агенту было некому.
Джереми Бентам принял от нового революционного правительства звание почетного гражданина Франции, но после усиления в начале 1790-х годов якобинского террора прекратил контакты с французскими друзьями. Он по-прежнему оставался одним из виднейших интеллектуалов Европы, и в 1808 году завел знакомство с генералом Франсиско де Мирандой, венесуэльским революционером, борцом за независимость и предвестником Симона Боливара.