В 2015 году канцлер Германии Ангела Меркель открыла страну для сотен тысяч иммигрантов из Африки, Сирии и других стран Ближнего и Среднего Востока. Одним из объяснений такого решения стала возможная выгода для крупнейшей экономики Европы, нуждающейся в трудовых ресурсах. Другой аргумент апологетов миграции заключался в том, что ФРГ позволит поселиться у себя только лучшим из лучших, людям с высокой квалификацией. План удалось реализовать частично. Пока экономический выигрыш от встраивания мигрантов в немецкое общество не очевиден— они отправляют на родину рекордные суммы, раздувают европейскую теневую экономику и меняют потребительский рынок.
Термин «гастарбайтер» — немецкого происхождения. После Второй мировой страна лежала в руинах, а потенциальные работники остались на полях сражений в Европе и Северной Африке. Поначалу, впрочем, ФРГ обходилась своими силами, а вскоре обнаружился трудовой резервуар в виде жителей ГДР, рвавшихся в капиталистическую часть Германии за любой работой, какую дадут.
Экономический рост Западной Германии в 50-е годы прошлого века был настолько стремительным, что к этому никто оказался не готов. Рабочие места создавались слишком быстро, чтобы медленно улучшавшаяся после войны демография (бэби-бума как такового в Германии практически не было) обеспечила их нужным количеством рук. К тому же в 1961 году возвели Берлинскую стену, и поток рабочий силы из ГДР иссяк.
Именно тогда руководство ФРГ приняло решение выписывать работников из-за границы. Немцам это виделось как взаимовыгодное сотрудничество, симбиоз: неквалифицированные иностранцы приезжали в переживающую подъем Западную Германию, перенимали у местных профессионалов рабочие навыки и возвращались домой умелыми специалистами, тем самым поднимая экономику родных стран.
Первоначально предполагалось брать «гастеров» только из Европы — точнее, из южной ее части. На рубеже 1950-1960-х годов были заключены соглашения о привлечении работников из Италии, Испании, Греции и Португалии. Затем возникла идея с Турцией. По вкусу политической элите ФРГ она не пришлась: министр труда Теодор Бланк заявлял, что культурная разница между германским и турецким народом слишком велика, чтобы сотрудники из этой страны успешно прижились. Но в дело вступили США: для американцев Турецкая Республика была очень ценным союзником, при этом не вылезавшим из хронических проблем в экономике. Из-за океана надавили на Бонн, в результате чего в 1964 году Турция присоединилась к списку стран, с которыми были заключены соглашения о труде. Очень быстро турки стали самым многочисленным этносом среди всех гастарбайтеров в Германии.
Планировалось, что иммигранты из Турции будут прибывать и убывать из Германии «волнами»: одни уехали — другие приехали. Срок их пребывания сперва был ограничен двумя годами, привозить с собой семьи было запрещено. В начале 1970-х правительство захотело отправить домой задержавшихся рабочих (в основном молодых мужчин), но попытка оказалась неудачной. Они предпочли остаться в ФРГ, так как в Турции для них банально не было работы. Да и для немецких компаний оказалось слишком дорого учить все новых и новых спецов. В 1974 году власти смирились с этой ситуацией и разрешили турецким гастарбайтерам перевезти в страну жен и детей. Позже планы сократить число турок в Германии вынашивали консерваторы, в частности, канцлер Гельмут Коль, но дальше проектов дело не пошло.
В итоге к 2010-м годам Германия, где еще до конца 1990-х гражданство получали почти исключительно немцы, оказалась на одном из первых мест в мире по относительному количеству населения, рожденного за рубежом (впереди такой иммигрантской державы, как США, например). Хотя темпы экономического роста с 50-60-х годов значительно замедлились (сейчас они составляют 1-2 процента против 4-5 процентов 50 лет назад), число ищущих работу в самой развитой из крупных стран Европы и мира только увеличивалось.
В середине 2010-х поток иммигрантов резко увеличился за счет беженцев из охваченной войной Сирии. Канцлер Ангела Меркель прямо позвала обездоленных сирийцев в Евросоюз — и, в частности, в Германию. Пользуясь случаем, к ним примкнули многочисленные иммигранты из Ирака, Ирана, Афганистана, Йемена и африканских стран — всего более 1,5 миллиона человек. Предполагалось, что нагрузку примут на себя все страны ЕС более-менее справедливо, в соответствии со своими возможностями.
Хотя официально прием такого количества народу объяснялся прежде всего мотивами гуманности, многие политики, а также представители финансового сообщества заявляли о несомненной экономической выгоде, которую Германия получит в результате «инъекции» миллиона потенциальных работников. Эти оценки опирались на успешную практику привлечения гастарбайтеров в 1960-е годы, когда в ФРГ так же въехали в общей сложности больше 1 миллиона человек. Сторонники размещения мигрантов, в частности, заявляли, что принимается в основном квалифицированная рабочая сила. Среди бежавших от войны сирийцев действительно было много людей с высшим образованием. Именно на них и рассчитывали немцы, когда приняли решение разместить беженцев. Расчет делался на то, что на находящуюся в центре Европы Германию придутся все «сливки», так как туда будут прибывать обеспеченные граждане на самолетах. Предполагалось, что остальные менее «качественные» рабочие осядут в странах с выходом к Средиземному морю.
Однако львиная доля беженцев спешила именно в ФРГ, а попытки расселить их равномерно по Европе провалились: восточноевропейские страны во главе с Польшей и Венгрией оказали яростное сопротивление процессу, да и в других государствах к переселенцам отнеслись с прохладцей. В итоге подавляющее большинство новой миграционной волны (около 1 миллиона человек) оказалось в Германии. Для сравнения, Франция приняла чуть более 100 тысяч человек, Испания — около 30 тысяч. После неудачи программы расселения ФРГ пришлось работать со всеми категориями соискателей.
В конце 2015 года Еврокомиссия опубликовала прогноз, согласно которому ВВП Германии, благодаря прибытию новой волны мигрантов, должен прибавить около 0,8 процента. В целом ожидания совпали с результатом: экономика, как и предрекали эксперты, выросла на 1,9 процента в прошлом году.
При этом основная часть выигрыша, как считали в Еврокомиссии, должна прийтись на увеличение государственных расходов, связанных с размещением и обеспечением беженцев. Здесь у Германии все неплохо, так как бюджет профицитный. Считается, что правительству на данный момент по силам обеспечивать трудящихся из других стран. По разным оценкам, содержание одного беженца стоит Германии 12-20 тысяч евро в год. Минфин ФРГ заложил в свое среднесрочное планирование на 2016 -2020 годы траты объемом 99,8 миллиарда евро или около 20 миллиардов в год.
Тот же аргумент приводили и экономисты, опрошенные Chicago Booth Review в 2016 году: 36 процентов заявили о конечной выгоде для немецкой экономики, 38 процентов сочли ситуацию «неопределенной», а 6 процентов увидели в размещении беженцев в основном риски.
Из тех, кто был настроен положительно, большинство высказывалось в поддержку роста государственных расходов, которые, оказавшись в руках мигрантов, превратятся в потребительские траты. Благодаря тому, что немецкое правительство старается размещать переселенцев равномерно по стране, есть ожидания, что эти расходы поддержат немецкую экономику не только в мегаполисах, но и в провинции.
В то же время, есть серьезные основания полагать, что далеко не все деньги, вложенные государством в иммигрантов, остаются в немецкой экономике. По данным, опубликованным Бундесбанком, в 2016 году мигранты перевели домой 4,2 миллиарда евро — самую большую сумму в истории ФРГ. Какая доля этих денег пришлась на новоприбывших — сказать сложно, но переводы в Сирию выросли за год в четыре раза — до 67 миллионов евро.
Разумеется, в сравнении с ВВП всей страны или даже выделенными на обустройство мигрантов суммами это не такие уж и большие деньги, однако тренд на увеличение перечислений заметен. Вымывание денег из страны — явно не тот эффект, на который рассчитывают в Берлине. Отметим, кстати, что опасения по поводу переводов и утечки денег за границу являются одним из факторов, препятствующих внедрению единого базового дохода в Европе.
Официальные цифры переводов — это, вполне возможно, не более чем верхушка айсберга. Дело в том, что в мусульманской общине существует неофициальная система переводов «хавала». Работает она исключительно на доверии, в полной аналогии со средневековыми финансовыми сетями северо-итальянских и еврейских купцов. По оценке политолога и экономиста Кристофера Делизо, ежемесячный оборот системы только внутри Европы составляет 300 миллионов евро, а ее участниками являются несколько десятков тысяч человек. Подобного рода параллельная финсистема не только неведомыми путями выводит деньги из экономики, но и представляет широкие возможности по финансированию терроризма и прочих нелегальных занятий. А рост теневой экономики только мешает государству получать доходы.
Изменения этнокультурной структуры населения отражаются не только на финансовой сфере. Причудливым образом они влияют и на некоторые отрасли хозяйства. В июле сообщалось, что потребление свинины в Германии упало до минимума с 2005 года. Правда, свою роль тут сыграл и тренд на вегетарианство и веганство среди молодежи. Как бы то ни было, вряд ли немецкие животноводы в восторге от таких изменений.
Второй по важности аргумент в пользу размещения в Германии (и вообще в Европе) большого количества иммигрантов — старение населения и сокращение доступной рабочей силы. Сейчас коэффициент фертильности в ФРГ — один из самых низких в Европе (1,3 ребенка на женщину). В перспективе это означает уменьшение численности населения на десятки процентов за одну смену поколений. При этом пенсионеров все больше, а деньги на их содержание нужно откуда-то брать. Считается, что мигранты способны компенсировать недостачу в людях.
Оппоненты массовой миграции утверждают, что в отличие от «точечного» переселения высококлассных специалистов иммиграция в больших масштабах приводит к росту государственных расходов и увеличению нагрузки на социальную сферу. Исследований на эту тему не очень много, а те, что есть, демонстрируют противоречивые результаты. Так что убедительных доказательств ни у той, ни у другой стороны нет.
Пока можно констатировать, что в обозримом будущем новоприбывшие в Германию иммигранты останутся без работы — в основной своей массе. Комиссар ФРГ по вопросам иммиграции и беженцев Айдан Озогуз в июле фактически признала провал программы по снятию трудовых «сливок» и привлечению только образованных гастарбайтеров. Мигрантов оказалось куда больше, чем планировалось. По ее словам, только четверть новоприбывших в ближайшие 5 лет смогут влиться в ряды рабочей силы, «для многих других» потребуется до 10 лет. Она добавила, что ожидания экономического прорыва и широкой занятости среди мигрантов не оправдались.
Озогуз считает, что причина этого в ошибочно завышенных ожиданиях, связанных с прибытием первой волны беженцев, которые часто имели высшее образование и принадлежали на родине к среднему классу. Вслед за ними пошел совсем другой контингент. Интересно, что сотни тысяч безработных беженцев практически никак не отражаются в статистике, которая показывает рекордно низкую безработицу. Это связано с несколькими факторами. Во-первых, многие иммигранты избегают регистрации на бирже труда. Во-вторых, большая их часть ходит или формально числится на языковых курсах, а такие люди не регистрируются как безработные.
Большинство экспертов ранее упомянутого опроса Chicago Booth Review сошлись на том, что беженцы и мигранты не смогут внести серьезный вклад в экономику Германии как работники на протяжении многих лет. Таким образом можно констатировать, что инвестиции, сделанные германским правительством в иностранных работников, в лучшем случае отобьются очень не скоро.