В сентябре 2017 года исполнится год с того момента, как Узбекистан попрощался с первым президентом республики Исламом Каримовым. Избранный в декабре 2016-го новый глава государства Шавкат Мирзиёев опубликовал программу реформ: власти намерены либерализовать режим выезда из страны, отменить жесткое валютное регулирование и «перезагрузить» отношения с соседями. «Лента.ру» разбиралась, как за этот год изменился Узбекистан.
29 августа 2016 года агентство «Фергана» сообщило со ссылкой на собственные источники о смерти первого президента Ислама Каримова.
Исполняющим обязанности главы государства стал премьер-министр страны Шавкат Мирзиёев. Он анонсировал реформы уже в ходе предвыборной кампании. Возможным преемником Каримова Мирзиёева называли задолго до сентября 2016-го. Претендентом на высший пост в государстве называли и вице-премьера и министра финансов Рустама Азимова. Но в точном соответствии с достоверными слухами Азимов оказался все-таки технократом высокого уровня, а не амбициозным политиком. В 2017 он возглавил компанию «Узбекинвест».
Избрание нового президента породило надежды на то, что принято называть оттепелью, но каждый вкладывал в это собственные представления. В чем-то, как выяснилось, все слои общества и власть оказались солидарны. В феврале Мирзиёев представил программу действий — стратегию развития до 2021 года. В ней открытым текстом было четко написано все, чего намерен добиваться Ташкент.
Принятие стратегии, кстати, отличалось любопытной деталью: драфтовая версия документа была опубликована заранее, а затем власти инициировали его обсуждение. Тут, как и в случае с выборами президента, прошедшими в декабре 2016-го, Ташкент скрупулезно соблюл все необходимые демократические процедуры — пусть и несколько напоказ, но факт остается фактом.
В стратегии была обещана либерализация — например, «поэтапное внедрение передовых рыночных механизмов валютного регулирования» — с тем, чтобы прийти к свободной конвертации сума, и «сокращение присутствия государства в экономике». Как показала практика, все написанное в документе отвечало намерениям власти, но она ударение сделала на слове «поэтапное».
До недавнего времени рынок валюты в Узбекистане был жестко зарегулирован. Официальный курс мог отличаться от того, что давали на черном рынке, примерно в два раза. При этом экспортеры были обязаны продавать часть валютной выручки. Некоторые предприятия делали хитрый финт (известный, впрочем, всем, в том числе и властям): заключали соглашения с импортерами и приобретали товары для внутреннего рынка за валюту, чтобы выручку получать в сумах. Жесткие ограничения давали властям известную управляемость валютного рынка, но участников торговли все это не очень устраивало.
С августа Ташкент отменил норму о продаже валюты для ряда экспортеров. На шоковую либерализацию это, конечно, не похоже: в июле Центробанк Узбекистана информировал, что только «прорабатывает» меры по либерализации валютного рынка. Осторожничает тут Ташкент по понятным причинам: рыночный курс сума станет благом для экспортеров, но подстегнет инфляцию, а для небогатого населения страны это может стать серьезным испытанием.
Такими же темпами Ташкент ведет либерализацию и на других направлениях. 30 августа стало известно, что страну может посетить делегация Human Rights Watch. В 2011 году Верховный суд Узбекистана удовлетворил иск министерства юстиции республики, утверждавшего, что деятельность этой организации противоречит законодательству страны. После мятежа в Андижане отношения властей и иностранных правозащитников были довольно холодными — главы представительств HRW не могли получить аккредитации. После того, как представителей организации выставили из страны, они жестко критиковали власти Узбекистана, и даже новому президенту страны не было выдано никаких авансов — мол, после смены власти грядут изменения. Так что этот визит может стать первой ласточкой и в перезагрузке отношений с вечно озабоченной западной «общественностью». Никаких предпосылок к возобновлению сотрудничества, кроме доброй воли Ташкента, не было.
Еще одна новость стала сенсацией внутри страны, но осталась малопонятной для тех, кто не успел застать советские порядки. 16 августа стало известно, что с 2019 года отменят выездные визы и введут загранпаспорта. Этому предшествовал длительный подготовительный период. С просьбой об отмене выездных виз граждане страны обратились к Мирзиёеву — тогда исполняющему обязанности президента — еще в октябре 2016-го. Весной 2017 года СМИ сообщили, что органы внутренних дел и юристы готовят предложения в правительство республики по внедрению загранпаспортов вместо разрешительного стикера отдела виз и регистраций (ОВИР). И в августе власти официально сообщили, что несколько ведомств — от МВД и Службы национальной безопасности до министерства образования — будут задействованы в мероприятиях, «направленных на ввод в обращение биометрического паспорта гражданина Республики Узбекистан для выезда за границу».
Еще одно знаковое заявление Мирзиёева — он раскритиковал работников прокуратуры, назвав их «ворами старой мусорной системы». Он подчеркнул, что сотрудники надзорного ведомства должны уважать предпринимателей. Для страны с сильной вертикалью исполнительной власти это был сигнал: президент не намерен смотреть сквозь пальцы на участие правоохранительных органов в переделах собственности.
Трудовая миграция, преимущественно в Россию, является фактически одной из отраслей экономики Узбекистана — на отхожих промыслах за пределами страны находится около 3 миллионов человек (при 32-миллионном населении). В апреле Ташкент и Москва наконец заключили соглашение об организованном наборе и привлечении граждан Узбекистана для осуществления трудовой деятельности в России.
Так же без помпы Ташкент начал проводить новую политику в отношениях с соседями. Новый президент страны нанес первые визиты не в столицы великих держав, а в Ашхабад и Астану. Для многих это стало полной неожиданностью: отношения между Узбекистаном и Туркменистаном, например, в президентство Вечно Великого Туркменбаши — Сапармурата Ниязова теплотой не отличались. Доходило до дипломатических скандалов и пограничных инцидентов — туркменские силовики открывали огонь по гражданам Узбекистана. При преемнике Ниязова Гурбангулы Бердымухамедове, как говорят дипломаты, появилась положительная динамика. Но все равно выбор Ашхабада в качестве приоритетного направления для первого посещения нового главы государства показал, что Ташкент исповедует прагматизм.
Как всегда бывает, у первых визитов нового главы республики была предыстория: в декабре 2016-го в Ташкент сам приехал президент соседней Киргизии Алмазбек Атамбаев. Этот шаг назвали прорывным, так как между двумя государствами раньше было не все гладко — от споров из-за воды до ошских событий 2010 года, в которых пострадало много этнических узбеков, проживающих в Киргизии. В отношениях с Душанбе быстрой «перезагрузки» не получилось, но между странами возобновилось авиасообщение. Учитывая, что раньше граница между республиками минировалась, это можно считать если не прорывом, то как минимум серьезным улучшением.
А каким Узбекистан был год назад? Удивительно, но практически таким же. До этого страна менялась такими же внешне неспешными темпами. Например, за четверть века, прошедшие после распада СССР, представление об Узбекистане как об аграрной республике устарело. Во-первых, Ташкент приложил значительные усилия к тому, чтобы избавиться от «хлопкового проклятия»; во-вторых, изменил структуру экономики, создав совместные предприятия со странами Запада, Китаем и Южной Кореей; в-третьих, другим стало и население — доля городских жителей хоть и немного, но превысила долю сельских.
В начале 1990-х в стране перспектива прихода к власти исламистов была вполне реальной — достаточно сказать, что в 1991 году Каримов в Намангане был вынужден успокаивать митинг радикалов, скандировавших «Аллаху Акбар!» Тогда идеологи крайних религиозных учений реально претендовали на власть. Рядом с президентом республики стоял... Тахир Юлдашев — основатель «Исламского движения Узбекистана (Туркестана)» (признана экстремистской и запрещена в России). Ташкент смог вытеснить исламистское подполье из страны — Юлдашев погиб в Пакистане в 2009 году. Эффективную работу спецслужб дополняет контрпропаганда — власти страны целенаправленно противодействуют в СМИ медиа-активности «Исламского государства» (признана экстремистской и запрещена в России).
О том, что Узбекистан, как и другие республики Средней Азии, сильно изменился за прошедшие 25 лет, эксперты предупреждали еще до смерти Ислама Каримова и анонсированных Мирзиёевым реформ. Но меняется он постепенно. Надежды на то, что новые власти будут критиковать предыдущего президента, не оправдались: за год только раз СМИ нашли нечто похожее на ожидаемое «развенчание культа личности», но и это оказалось фейком. Власти продолжают подчеркнуто уважительно относиться к памяти первого президента республики: 27 августа Мирзиёев посетил мемориальный комплекс Хазрати Хизр, где находится место упокоения Каримова.
Уголовное дело против Гульнары Каримовой, о котором Ташкент сообщил летом 2017-го, даже критики узбекской власти не стали относить к преследованиям семьи первого президента — прокуратура начала расследование против «Гугуши» (сценический псевдоним Гульнары, выступавшей в качестве певицы) еще при жизни Ислама Каримова.
Сравнение года без Каримова с оттепелью, которая то ли началась, то ли не удалась, вряд ли удачно. Да, в прошлом году в Узбекистане поменялся глава государства, но за этим фактом многие не заметили, что до этого сильно изменилась и сама страна. Меняться она будет и дальше — постепенно, не ломая старое, а преобразовывая его. А это значит, что меняться будет и весь регион, в центре которого лежит Узбекистан — вся Средняя Азия.