В октябре 2017 года компания Gucci в лице своего главы Марко Биццари объявила, что больше не станет выпускать меховую одежду, а всю уже произведенную продаст на благотворительных аукционах. Деньги пойдут организациям, защищающим права животных. «Лента.ру» выясняла, грозят ли любителям меха искусственные шубы.
История самой, пожалуй, агрессивной организации по защите прав животных — PETA (People for the Ethical Treatment of Animals, «Люди за этичное обращение с животными») — началась почти 40 лет назад, в 1980 году. А истории использования шкур животных для изготовления одежды почти столько же лет, сколько и самому homo sapiens. Наши предки заворачивались в шкуры и обрабатывали их с тех самых пор, как научились держать в руках примитивные орудия труда. Большую часть человеческой истории разумность использования меха не вызывала сомнений у большинства человеческой популяции, особенно той ее части, что населяет северные полушария.
Характерно, что даже буддисты, в чьих религиозных убеждениях заложено то самое «этичное обращение с животными», за которое радеют современные европейцы, тем не менее используют и меха, и шкуры: без них ни в Монголии, ни в Тибете было не прожить, по крайней мере, до изобретения современных пуховиков.
Мех в высоких широтах и горных районах применялся практически повсеместно, его выбор зависел только от особенностей местной дикой фауны и пород прирученных животных. Если на Крайнем Севере люди одевались в мех нерпы, которую убивали на охоте, и северного оленя, которого разводили, то в тайге и лесистых районах Европы утеплялись мехом грызунов вроде белки и бобра и лесных хищников — от енота до волка. Наконец, в степях и горах местные жители шили одежду из овчины (позже овец стали держать и в лесостепных районах), шкуры яков и монгольской козы. У наших предков меха заменяли деньги: одна из первых серебряных монет Древней Руси называлась «куна», в память о предыдущей валюте — куньих шкурках.
Шкурки соболей и горностаев из русских лесов были валютой, они стоили баснословных денег и представляли собой одну из ведущих статей экспорта как в средневековую Европу, так и на Ближний Восток. Горностаевые мантии символизировали не только богатство, но и власть: их носили короли, императоры и высшая аристократия. На Руси в почете был соболь, мех легкий и теплый; в путешествиях укрывались медвежьими полостями, а бояре — представители самых родовитых русских семейств — носили, как знак отличия, трубообразные «горлатные» шапки из бобрового меха.
Мех — от соболя и куницы до банальной овчины — оставался символом статуса для богатых и единственным надежным средством спасения от холода для всех слоев населения практически до начала прошлого века: альтернатив ему не было. С развитием колониализма к привычным разновидностям дорогих мехов прибавились экзотические: светские дамы в 1920-е годы, например, носили обезьяньи и леопардовые шубки.
Люди превратились из потребителей меха в защитников его, так сказать, природных обладателей на волне послевоенного гуманизма середины прошлого века. В межвоенное и тем более военное время было не до подобных душевных тонкостей: в советском тылу люди не только обдирали мех с лис и песцов, но и порой ели их мясо, которое, вообще-то, считается несъедобным и даже опасным для здоровья. Однако после войны, когда все немного пришли в себя и вернулось благосостояние, люди вспомнили о братьях меньших. Началось все с частных лиц: так, дочь знаменитого «битла» Пола Маккартни Стелла, дизайнер одежды, была воспитана своей матерью-вегетарианкой и никогда не использовала в коллекциях натуральный мех и кожу.
В 1954 году в США основали Humane Society of the United States (HSUS) — одну из самых влиятельных и по сей день организаций защиты животных (в 1991 году у нее появилось международное подразделение Humane Society International (HSI)). В 1977 году итальянцы, уже бывшие одними из лидеров мировой моды, обзавелись своей аналогичной организацией LAV, в 1980 году была создана PETA, быстро снискавшая своими акциями скандальную известность.
В наши дни более сорока организаций, борющихся против использования натурального меха, объединены в Fur Free Alliance (FFA). Все эти организации, помимо морального авторитета и немалого влияния, обладают и немалыми финансовыми возможностями: им перечисляют средства как юные любители животных, так и богатые филантропы и компании, получающие за это налоговые льготы или репутационные преимущества. Поэтому, как ни цинично звучит, у защитников животных есть и вполне прагматичные причины для своей деятельности.
«Слезинка зверенка», безвинно убиваемого в живой природе или на звероферме, разумеется, весома. Никому из тех, кто не увлекается охотой и не занимается разведением животных ради меха, мысль о том, как добывается сырье для шубы или шапки, удовольствия не доставляет. Однако зоозащитники оперируют не только сентиментальными, но и практическими аргументами о вреде живой природе и экономичности искусственного сырья. Однако здесь-то и возникают вопросы. Зверофермы, уже десятилетиями идя на компромисс с зоозащитниками, разработали и реализовали правила гуманного содержания и забоя животных, а промысловая охота на диких животных во многих регионах служит основой местной экономики. Так, один из датских брендов модной одежды, использующий для своих коллекций мех нерпы, во время своих показов на Неделе моды в Копенгагене доводил до сведения присутствующих, что запрет охоты на нерпу лишит коренное население Гренландии практически единственного источника дохода.
«Канадские ученые изобрели гуманный способ добычи пушнины — как в дикой природе, так и в условиях искусственного воспроизведения, — говорит Вера Максимова, дизайнер и партнер мехового бренда Gutseriev & Maximova. — Сделано это было не только для того, чтобы люди могли носить мех, но и для того, чтобы соблюсти природный баланс, необходимый в экологии. Если не регулировать популяцию бобров, количество плотин достигнет критических показателей, что крайне актуально для Канады». Кроме того, дизайнер отмечает, что «искусственные материалы, которыми производители активно заменяют мех, нельзя назвать равноценными по степени тепла, к тому же синтетика, в отличие от меха, разлагается столетиями, нанося вред экологии».
С коллегой согласна дизайнер Екатерина Батищева, основательница бренда Dreamfur, который специализируется на одежде из меха животных, добытых в дикой природе. «Соболь и куница — исконно русский мех, исконно русское сырье. Добыча до сих пор происходит традиционным способом, охота — всегда столкновение человека с природой, — отмечает Батищева. — Но соболь и куница — всеядные и прожорливые зверьки, они нападают на грызунов и даже косуль. Охотники говорят, что если запретить их промысловый отстрел на три года, то в сибирской тайге не останется никаких животных из тех, на кого охотятся эти зверьки».
Разумеется, при всей справедливости замечаний дизайнеров-меховщиков, натуральный мех не может удовлетворить всех потребностей современного человечества в теплой одежде, поэтому развитие инновационных текстильных технологий необходимо. Пуховики и пальто из искусственного меха, трикотаж и различные синтетические утеплители представляют вполне достойную альтернативу шкуркам норки и шиншиллы — по крайней мере, для веганов и для тех, кто не хочет тратить на одежду слишком большие суммы — например, молодых покупательниц спортивных брендов одежды или демократичных магазинов вроде H&M, Uniqlo, Benetton, Monki и других. Мех обезьяны, леопарда и других редких животных, промысловая охота на которых ставит под угрозу само существование этих видов, уже давно запрещена под угрозой уголовного наказания.
Однако главное для большинства производителей одежды и любых товаров из натуральных материалов — все же пожелания покупателей, репутационная выгода. «Когда компания Fendi предложила мне разработать для нее мебель с декором из натурального меха, я согласилась, — рассказывает итальянский промышленный дизайнер Кристина Челестино. — Я совсем не жестока, но люди всегда использовали мех, так же, как они ели мясо. Если клиент хочет диван с натуральным мехом — я придумаю для него такой диван».
В том, что клиент всегда прав, с итальянкой согласна российский дизайнер аксессуаров из кожи, основатель бренда Pleathure Натали Лютровник: она, напротив, по просьбам покупателей ввела в свой ассортимент товары из синтетических материалов, так называемой экокожи. «В бизнесе важно дать клиенту то, чего он хочет, ограничивать неправильно, поэтому я удовлетворяю просьбы, — говорит Натали. — В последнее время потенциальные заказчики очень часто спрашивают именно экокожу, и я добавила варианты таких аксессуаров. Спрос на натуральную кожу в процентном отношении к искусственной — 70 к 30».
Тем не менее спрос на натуральные материалы — кожу и мех — остается высоким. Такие вещи представляет большинство домов моды, начиная с Louis Vuitton, Chanel и Hermes. Хотя все они не забывают подчеркнуть, что кожа и мех, использованные ими, добыты максимально щадящими способами — особенно убедительно звучат эти объяснения после очередных агрессивных нападок активистов PETA, которые то устраивают жестокие и отталкивающие инсталляции на тему негуманного обращения с животными, то буквально нападают на женщин в шубах, обливая их краской.
Отдельные производители, подобно Gucci, в чаянии репутационной выгоды демонстративно отказываются от таких материалов, но общей картины это не меняет: в мехах появляются на публике многие поп-звезды, голливудские актрисы, рэперы, известные спортсмены, светские львицы и it-girls. Большая часть меха и кожи, необходимых для индустрии одежды и обуви, добывается не в дикой природе, а с помощью искусственного разведения животных — от норки до аллигатора.
«Искусственное разведение никак не влияет на экологию, не ухудшает состояние природы, а лишь удовлетворяет текущие потребности рынка, — подчеркивает Вера Максимова. — Несомненно, животных убивают, и никак иначе это даже не стоит пытаться называть. Однако наука достигла определенных высот в этой области: насколько нам известно, никаких мучений животные не испытывают». Если же мучения от жалости испытывают клиенты модных домов, то они всегда могут выбрать вещи тех из них, которые, подобно Gucci, отказались от натурального меха.