«Лента.ру» представляет заключительную часть путевых дневников российского путешественника Ильи Бондарева, проехавшего через всю Америку на попутках и товарных поездах. Итак, что же случилось с Ильей по пути к мексиканской границе?
Вечером я остался один посреди огромной пустыни. Я спрыгнул с товарного поезда неподалеку от шоссе, еле дышавшего редко проезжающими автомобилями. Темнело стремительно, на небе высыпали звезды, наступила ночь, обволакивал холод. Я пытался поймать попутку, но никто не останавливался. Я не был зол, скорее это меня забавляло — забавлял тот факт, что никто не хочет подобрать человека ночью в центре густой пустоты. Скоро я оставил это дело, отправившись к озеру рядом. Под ногами скрипели ракушки и хрустели скелеты сотен рыб, выброшенных на берег. Радость, а затем и одиночество подступили. Мир был прекрасен, а после грохота колес грузового поезда необычайно спокоен. Вдоль озерной глади скользили чайки.
«Даже хорошо, что я здесь переночую»,— решил я. Когда ночь окончательно взяла свое и во мраке утонул весь мир, я нащупал в кармане коробок спичек и наломал колючего пустынного хвороста. От огня сразу стало уютнее и теплее. В этом бесконечном безлюдье, среди мертвых рыб, песка, ракушек и колючек появился очаг, настоящий жар жизни в темном мороке. На душе стало спокойнее. Я сидел, размышляя о свободе, и держал пари, что скорее приедет полиция и арестует меня, чем кто-нибудь из проезжающих водителей остановится и позовет к себе в тачку. Как раз тогда, когда я жарил хлеб, по шоссе пронеслась переливающаяся красно-синим мерцанием пожарная машина. «Отлично, — подумалось мне, — я как раз хочу пить».
— Что ты делаешь? — спросил меня пробирающийся через тьму к моему огоньку пожарный, лучом света из гигантского фонаря сражающийся с непроглядной тьмой.
— Привет, я готовлю хлеб, — ответил я и продолжил жарить хлеб.
— Ты не можешь делать это, — сказал он, словно произнес одну из семи библейских истин, известных каждому.
— Почему?
— Это незаконно, — ответил он.
— Хорошо. Можешь подвезти меня в какое-нибудь место, где есть люди?
— Здесь нет людей, — ответил он, затаптывая огонь тяжелыми ботинками.
— Можешь подвезти меня на свою пожарную станцию?
— Нет, ты спланировал свое путешествие не очень хорошо, — заметил он.
— Да, ты прав, я вообще редко что-то планирую.
— Не разжигай больше костер, — сказал он, уходя. — Если тебе нужно более хорошее место для сна, ты можешь пойти под мост, пару миль отсюда на запад.
— Под мост?
— Если будет дождь, то там будет сухо, — заботливо произнес он. Так трогательно, что я даже забыл попросить воды.
Пожарная машина уехала, я раза три глубоко вздохнул и разочарованно выдохнул. Как будто хотел всем своим видом сказать молчаливой темноте: «Ну что за фигня?» В этот момент мне даже стало как-то нетипично стыдно за этого чувака, за нелепую пожарную машину, несущуюся прочь, и за себя, сидящего у едкого дыма.
Я заново развел костер, и стоило мне прилечь — мгновенно заснул. Проснулся я, когда огонь погас, а угли совсем истлели. Стало холодно, я ждал рассвета.
Вся обстановка дома дышала его личным параноидальным одиночеством. Небрежно оставленные на своих местах много времени назад вещи, свалка пустых алюминиевых бутылок в кладовке, перегоревшая и не замененная лампа в гостиной, пыль на столе в кухне — все это свидетельствовало о том, что человек присутствует в окружающей его реальности лишь мельком, ровно настолько, насколько необходимо для поддержания жизнедеятельности.
Его приземистое укрытие находилось в долине, затерянной среди высоких безжизненных гор, окруженное высоким забором, с мощными решетками на окнах и пятью или шестью псами, сверкающими глазами из ночного мрака. Очень злыми псами, сидевшими на привязи или рычавшими в клетках.
— Твой телефон работает здесь? — спросил он, когда мы подъезжали к воротам его дома, и я ощутил себя в завязке типичного американского хоррора. Открывая входную дверь, он серьезно нервничал. Кажется, я слишком часто выписываю кредит доверия чужакам. Может, хватит?
Он налил мне тарелку мексиканского супа из большой кастрюли, поставил на плиту железное ведро холодной воды, чтобы я смог принять горячий душ. И показывал мне клипы про ковбоев и родео на YouTube — он выводил их на большой плазменный экран своего телевизора, и вся комната превращалась в арену для разъяренных, дико скачущих лошадей.
— Если я тебя спрошу кое о чем, это будет нормально? — обычно после таких вопросов спрашивают что-нибудь неприличное. — Если я дам тебе двадцать баксов, трахнешь меня?
— Нет, я не хочу трахать тебя.
— Двадцать пять?
— Нет, нет я не хочу трахать тебя даже за двадцать пять баксов. Мне нравятся девушки.
— Ты из России, верно? Ты хочешь посмотреть русское порно? Я могу найти видео с русскими девушками для тебя! — сказал он с таким энтузиазмом, будто это решит все проблемы.
— Нет, я просто хочу спать.
Вчера я решил разнообразить свое путешествие на товарняках, поехав автостопом, — последние несколько дней я практически ни с кем не общался. В ожидании поездов на станциях и пересекая страну в межвагонном пространстве грузовых составов, я много времени провожу наедине с собой. За исключением неадекватных охранников или полицейских, пытающихся выпятить свое раздутое самомнение, спрятавшись за выписанные в американских законах формы. Если ты парень с рюкзаком за плечами, путешествующий на попутках, здесь ты сразу подозреваешься в чем-то худом. Насколько худом — зависит от личных представлений и страхов встретившегося тебе человека. Если играешь не по правилам — будь готов: извращенцы могут предложить тебе секс за двадцать пять баксов, пожарные затаптывают твой костер в пустыне, полицейские надевают наручники.
Утром он отвез меня до ближайшего городка Барстоу. Не успел он остановить машину, как я выпрыгнул и побежал на сортировочную станцию: издали я заметил поезд, отправляющийся на восток, в Аризону, а я направляюсь как раз туда, к Большому каньону. Мигом я перемахнул через забор, догнал поезд и, схватившись за поручень, едва удерживаясь от резкого рывка уходящего состава, запрыгнул на платформу. Через секунду мы уже стучали колесами под сто километров в час в центре песчаной бури. Холодный ветер напирал с севера, застилая горизонт мглой цвета капучино. До конца путешествия оставались считаные мили.