Ларс фон Триер все-таки согласился показать свой новый фильм вне конкурса, хотя этот факт подается организаторами Каннского фестиваля как акт примирения. Игнорировать стареющего датского классика после громкого скандала, случившегося семь лет назад, — обвинений в антисемитизме и последующего за этим бойкота — больше невозможно. И хотя фон Триер неоднократно извинялся за неосторожные высказывания, взаимная обида тянется шлейфом: «Дом, который построил Джек» демонстрировался в ряду основной программы, в главном зале «Люмьер», естественно — при полном аншлаге, но без предваряющего любой показ фестивального ролика, как бы отдельно. На премьере картины более сотни зрителей демонстративно покинули зал . Глупо думать, что из-за брутальных сцен, рассказ о которых предстоит, — в Канне видали ужасы покруче. Скорее — из-за тупого высокомерия, о котором режиссер снял добрую половину своих фильмов. С трудом передвигающийся по красной дорожке фон Триер, в свою очередь, не давал пресс-конференций и всячески избегал интервью, ссылаясь на проблемы со здоровьем. Он устал. Тем не менее его последний проект качественно повысил уровень программы да и всего кинофорума.
Инженер-строитель Джек (Мэтт Диллон) едет по пролеску на обшарпанном минивэне. У обочины голосует пробившая колесо туристка (Ума Турман). Машина застряла, домкрат у нее сломался, а у Джека другого нет. Леди пристает и манипулирует, не просит, а беспардонно требует решить ее проблему. Делать нечего, приходится искать ближайшую мастерскую, чинить инструмент, возвращаться на место, а чертов домкрат опять ломается! Настырная тварь вновь требует помощи, попутно объяснив, как опасно женщине садиться в машину к незнакомцу, ведь тот может оказаться серийным убийцей. К тому моменту, когда домкрат вдавит нос ей в затылок, мы начнем сочувствовать Джеку. Хотя еще не поняли, что Ума не ошиблась.
За следующим эпизодом мы будем наблюдать куда пристальнее. Дело происходит в каком-то полузабытом поселке. Джеку открывает дверь немолодая хозяйка, и он хочет зайти под видом полицейского. Когда просят показать значок, он на ходу меняет версию: дескать, это была проверка, он страховой агент — и глупая тетка все-таки сдается. Спустя минуту Джек накидывается и душит ее голыми руками. Но тело несчастной снова дергается. Спустя пять минут бедному Джеку приходится снова сжимать горло этой курицы — и мы снова ему сочувствуем: души, души ее, заразу, а то убежит!
Однако подумать, что Триер хочет сыграть на поле Тарантино или братьев Коэнов, нельзя. Параллельно за кадром Джек общается с каким-то собеседником — то ли автором, то ли воображаемым другом — об искусстве и архитектуре. Причем с иллюстрациями и на высоком английском. И хотя сцены чудовищных преступлений, выглядящие дайджестом сериала «Декстер», могут шокировать слабонервных и беременных (о чем предупреждают в программке) и занимают большую часть картины, фон Триер снимает вовсе не комедию и тем более не массакр. Действие сопровождает голос Вергилия, незримо идущего с протагонистом по кругам земного ада. Кровавый маньяк предстает метафорическим символом безграничного насилия, и нам попутно покажут главных убийц прошлого — Гитлера и Сталина, объясняя учиненный ими геноцид попыткой создать произведение искусства из человеческих трупов. Режиссер как бы извиняется за приписываемую ему после неосторожной реплики симпатию к нацистам. Чтобы сомнений не осталось, он заявляет, что инженер Джек мечтает стать архитектором и построить дом из трупов, точно так же, как тоталитарные вожди строили свои империи на костях миллионов.
Чтобы очиститься от подозрений до конца, пародировать Данте мало, как и рассыпать скрытые цитаты из песен Джима Моррисона. Нужна картинка, и Триер покажет во всех подробностях, как на охоте папаша палит в сыновей на глазах обезумевшей жены; как одну отрезанную женскую грудь прилепляют на стекло полицейской машины, будто штрафной талон, а из второй делают кошелек для мелочи; как маньяк потрошит трупы детей и создает инсталляции из жутких чучел в подвале-холодильнике, где он хранит все тела. И картинка эта, надо сказать, работает.
Ближе к финалу, превращенному в прямую цитату из «Божественной комедии», становится очевидным, что Джек не страдает обсессивно-компульсивным расстройством, как в самом начале зачем-то сообщает автор. И уж тем более он не шизофреник. Да, перед нами какая-то неведомая парафилия, но дело в другом. Из ошметков чужих страданий несостоявшийся архитектор словно собирает свою собственную личность. Лишь на первый взгляд кажется, что, приписывая герою десятки бессмысленных преступлений, а в некоторых сценах невозможную беспечность — убивает, чтобы попасться, Триер тем самым обличает бездействие полиции и равнодушие окружающих. Джек родился садистом, отстригающим ножницами ноги утенку, чтобы посмотреть, сможет ли он после этого плавать, и стал убийцей, потому что люди не только ему не препятствовали, а еще и способствовали своим безрассудством и глупостью. Но другой Джек — Мистер Изощренность (так он себя называет) — это сложносочиненная мозаика, символ и знак. Чтобы до наивного зрителя дошло, что никакого «реального» маньяка тут нет, нам показывают скалящих клыки тигров и скачущих по травке ягнят. Библейские аллюзии проиллюстрированы картинами великих художников, играет Вивальди, а фабула намеренно многоступенчата, с кучей анахронизмов и намеренных нестыковок: ну, чтоб не так страшно было. В конце концов все плохие парни попадут в геенну огненную. А вот как построить дом — неизвестно.
Знаменательно, что в первые дни фестиваля в программе «Особый взгляд» был показан фильм 37-летнего аргентинского режиссера Луиса Ортеги «Ангел», спродюсированный Педро Альмодоваром. Несмотря на то что в нем рассказана история реального, а вовсе не выдуманного убийцы по имени Карлос Робледо Пуч, кино тематически перекликается с историей Джека-строителя. Конечно, всех страшных подробностей преступлений прототипа главного героя мы не узнаем, и вряд ли они копируют рассказанные фон Триером ужасы, однако сухая информация гласит, что 28-летний Робледо Пуч по прозвищу Ангел смерти был обвинен в 12 убийствах и 17 ограблениях, изнасиловании и похищении людей и приговорен к пожизненному заключению (максимальное наказание в Аргентине) в тюрьме строгого режима Сьерра-Чика. Кстати, весной 2016 года, впервые за 44 года заключения, Карлитос, как он себя называл в момент совершения преступлений — дело было в 1971-1972 годах, и парнишке было всего 17 лет, вышел из тюрьмы на один день. Он был доставлен госпиталь в связи ухудшением здоровья. Карлоса сопровождали 12 полицейских.
«Я родился, чтобы быть вором», — с этих слов начинается история кудрявого старшеклассника с конфетной внешностью. Карлитос (Лоренцо Ферро), как он просит себя называть, — сын работника завода «Шевроле» и домохозяйки, совершенно не похож на родителей. Как и реальный прототип, он не верит, что его лысеющий занудный папаша — настоящий. Впрочем, предки его мало волнуют, как и школа, дурацкая игра на фортепьяно, вечный футбол и даже девчонки. Он домушник, его истинная страсть — деньги и дорогие безделушки из богатых квартир, куда он проникает так же просто, как ходят в магазин. Попадая в чужой дом, он совершенно не заботится о своей безопасности: военизированная аргентинская полиция 70-х выполняет политические карательные функции, а в глубинке появление фараонов вызывает разве что изумление.
Залезая в чужие спальни, Карлитос может снять со стены понравившуюся картину, а украденную золотую безделушку преспокойно подарить своей чике. Когда на уроке труда он знакомится с Рамоном (Чино Дарин), подпалив тому горелкой волосы и получив за это в глаз (всего лишь детские шалости), то после примирения выясняет, что в семье нового друга живут по понятиям. Тут папа — наркоман, отсидевший за вооруженные грабежи, да и мама не подарок. «Пули стоят дорого», — сообщает глава семейства при первом знакомстве, и Карлитос тут же предлагает обчистить оружейную лавку. Так шайка новоиспеченных гангстеров легко и непринужденно обретает целый арсенал огнестрельного оружия. Воровские эскапады с предками во главе заканчиваются, когда висящие на стене ружья начинают палить.
В отличие от триеровских кошмаров, Ортега, под явным влиянием Альмодовара, снимает фарс. От прославленного испанца картине досталась интимная интонация, когда от происходящего одновременно смешно и грустно, и легкий гомосексуальный флер. Вообще «Ангел» очень альмодоваровский фильм, именно такое стало мейнстримом лет 25 назад, и с тех пор ни один фестиваль без подобной темы не обходится. Наш Карлитос, как и положено существу из высшего мира, красив, легок, весел и немного с приветом. В отличие от брутального Рамона, мечтающего стать поп-звездой и ради этого способного поступиться ориентацией, Ангел асексуален. Он апатичен и вял, пока не чувствует опасности. В нужный момент он может вокруг пальца обвести тюремную охрану, предать напарника или спустить курок.
Безоценочный, не морализаторский и, самое главное, предельно ироничный взгляд авторов радикально отличается от подхода фон Триера. Фильму Ортеги сопутствует как минимум обаяние. Шутка еще в том, что если не знать, что речь идет о реальных событиях (например, не читать эту статью, не смотреть рекламу), то фильм воспринимается как вполне оригинальная и драйвовая гангстерская комедия в лучших традициях жанра. Зато когда в финальных титрах появляются реальные фотографии Ангела смерти и вырезки из газет того периода, зрительское удивление лишь прибавляет очков этому и без того вполне законченному высказыванию.