В среду, 23 января, Настя Рыбка (настоящее имя Анастасия Вашукевич), заподозренная в сутенерстве, но освобожденная из изолятора, должна была дать свою первую пресс-конференцию, но прогуляла ее. Адвокат девушки Дмитрий Зацаринский объяснил это тем, что девушка отдыхает и приходит в себя. Но ближе к полуночи Рыбка нарушила обет молчания — и вышла в эфир Instagram. Впервые она рассказала о суровых условиях тайской тюрьмы, о том, кто и что стоит за ее преследованием, и о своих планах на будущее. Откровения Насти Рыбки записала корреспондентка «Ленты.ру» Мария Фролова.
Я вот сейчас думаю, как офигенно пить чай, есть мандарины... Какие планы на будущее, когда такая эйфория от настоящего? Счастье — оно в свободе, все остальное — такая *** [фигня]. Ощущения после нормальной ванны бомбические. Я пока наслаждаюсь простыми моментами жизни: вот у меня мандарины, вот «Рафаэлло». Многих продуктов, к которым я привыкла, там [в Таиланде] просто не было — мне там колбаса снилась.
Я просто ем, моюсь, пытаюсь это все с себя убрать. Дико скучала по парфюму, для меня духи — это просто нечто. Вот эти простые мелкие радости, которые есть у любого свободного человека, — вы не представляете, как это важно и ценно, как без этого тяжело. Алекс [Александр Кириллов] тоже охреневший ходит, не понимает вообще, где он.
Я вчера в торговый центр зашла, у меня же одежды нет — все в Минск улетело. Один спортивный костюм, больше ни хрена. Я, короче, такой бомжишка. Я иду и не могу пока адаптироваться к людям, к тому, что все идут по своим делам. Меня кто-то узнает, но я лицо заматываю шарфом. Чтобы просто ходить среди свободных людей — для этого адаптация нужна: кто не был в тюрьме, тот не поймет. Дело не в том, что ты не можешь с кем-то общаться, — просто психологически тяжело.
Но [в тюрьме] ты становишься сильнее. Я могу сказать, что лет на 20 старше стала, пока там сидела. Я села таким ребенком... Сейчас все по-другому. Сегодня у меня голова чугунная, все на лице повысыпало, подбородок другого размера стал — все лимфоузлы повоспалялись. Перепад температуры большой [между Таиландом и Россией], 40 градусов, нелегко дается. Покер, Алекс и Машка [остальные подозреваемые по делу] подписали подписку о неразглашении — а я ее не подписывала, у меня адвокат хороший. Он объяснил мне, четко объяснил, что я могу по закону делать, а что — нет.
У следствия есть свой интерес что-то скрывать — а мне скрывать нечего, я невиновна и по тому, за что нас пытались посадить в Таиланде, и по тому, что [нам] сейчас пытаются пришить в России. Нет у меня никакой вины — и следствие это доказало. Если бы считали иначе — меня бы не выпустили, а посадили в СИЗО. Его [Дерипаску] больше трогать не буду, нет. Кто-то из ребят сказал, что в книжке про Гарри Поттера есть тот, кого нельзя называть [главный злодей Волан-де-Морт]. Ну, вы меня поняли.
Невозможно в нашей стране быть уверенным, что уже не посадят. Меня отпустили без подписки, под обязательство о явке. Я могу выезжать из страны — мне просто нужно поставить в известность следственную группу. В Беларусь пока не собираюсь, хотя Александр Григорьевич [Лукашенко] будет очень рад меня видеть, как я понимаю. Когда мы летели сюда [в Россию], было столько разговоров — мол, вам безопасно приезжать. Были даже какие-то официальные высказывания, что проблем не будет. И вы видите, как мы прилетели.
Я знала, я предполагала с 90-процентной вероятностью, что примут в аэропорту, потому я летела прямо в Минск. Но моя родина уже Москва — я слишком долго здесь живу, мне уже будет тяжело в Минске адаптироваться. Мне говорят — надо уходить от Алекса и темы [вероятно, имеются в виду секс-тренинги]: но понимаете, в них нет ничего плохого.
Что касается Травки [бывшая подруга Рыбки, обвинившая ее в проституции]... Может, забашлял кто-то ей. Но у меня есть варианты, почему она на это пошла. Я уже ни в ком не разочаровываюсь — окружение ваше может просто целиком вас сдать, и ничего за это [не будет]. Я удивлена, что люди спокойно спят после каких-то вещей и нормально потом с этим живут.
Я так не могу — я бы даже за деньги не сделала такого. Хотя я не знаю, что могло случиться с Травкой, почему она решила пойти на такие вещи. Мне кажется, ее в очередной раз поймали с амфетамином, — и она пошла на сделку со следствием. Это мое мнение, я не уверена, что это так.
Ведь просто деньги — вряд ли они нормального адекватного человека заставят идти лжесвидетельствовать на другого. А ее показания от первого и до последнего слова — все ложь. Слава богу, они проверяются. Мне не хочется думать, что это были просто деньги, и поэтому она [Травка] просто пошла это делать. Я пытаюсь ее оправдывать — ну знаете, когда человека загоняют в угол и у него нет другого выхода. Думаю, это что-то такое.
Меня спрашивают: поедете еще в Таиланд? Не нужно ехать туда. Никого не хочу обижать — вот как в Москве себя чувствуют хачи, так я себя чувствовала в тайской тюрьме. Ты изгой, ты говно, ты не человек.
Я даже смотрю, как ведут себя люди, которые в ИВС [изолятор временного содержания] приходили, те кто сидел уже некоторое время в СИЗО. Там была девочка — она уже два года сидит в СИЗО, следствие у нее ведется, и ее вывезли на 10 дней в ИВС со следователем поговорить. И они [арестанты] ведут себя так, как будто у них есть права, как свободные люди, которые под защитой чьей-то находятся, под защитой государства.
Вот в Таиланде этого нет. Просто забудьте про это. Ты — чмо, ты не человек, с тобой могут сделать все, что угодно. Это страшно. И физически страшно, и психологически страшно. Когда нас посадили, то Маша сразу в истерику, у нее был сдвиг. А я предполагала, что так будет. У меня разные мысли есть, кто нас посадил, — не думаю, что там были только американцы. Но, предположительно, да — у русских там такого влияния нет.
В тайской тюрьме мы спали на полу: нам давали три одеяла — одно под голову, на одном спишь, третьим накрываешься. Мне жестко было очень, на костях таза первое время синяки были. Потом легче, научились ништяки вырывать [получать необходимое], одеяло купили. Кормили так, что свиней кормят лучше. Стоит чан железный, как мусорка, — это еда. Завтрак приехал. Английский я знаю свободно, немного по-тайски говорила — но настоящих разговоров [с местными] не было. Я примерно понимала, что мне хотели сказать — сядь, иди...
Алекс вообще *** [офигенно] жил — у него был VIP, короче. Не знаю, насколько VIP может быть в тюрьме, но у него были получше условия. Сама тюрьма была разделена на женскую и мужскую. Конечно, что-то было хорошо — там тепло, не мерзнешь. Это плюс. Мы не в самой плохой тюрьме сидели — есть места гораздо хуже.
Например, Immigration Department, откуда нас отправили [в Россию] — там был вообще *** [очень плохой финал]. Там спали на полу без всяких одеял, писали в угол... Лучше не вспоминать. И там тараканы *** [очень плохой финал]. На меня раз ночью залез такой — я так орала... А они еще и летают. В Таиланде у нас и драки были, разборки — чего только не было.
Никогда не летайте в Таиланд — там людей садят по щелчку, и оттуда нахер нет выхода, если у тебя нет денег и человека, который за дверями тюрьмы будет за тебя что-то решать. У нас там остались телефоны, компьютеры, *** [украли] такую кучу денег... Андрей Покер правильно сказал: за неделю там понимаешь все. А когда ты там год...
Алекс [Александр Кириллов] мне в тюрьме очень помогал, вел себя очень достойно. Касаемо того, из-за кого нас взяли [в Таиланде], за что, — просто неприятная ситуация… Но я не хочу об этом говорить. Конечно, с моей стороны было недальновидно некоторые вещи делать, но они уже сделаны. Алекс меня очень многому научил чисто по-человечески — я не имею в виду только секс. Он в меня как в личность много вложил — и я не могу его за это не благодарить.
Когда уже в Москве зашла в ИВС — на моей кровати сидела тетенька. Раньше я была интеллигентным человеком, а сейчас захожу и говорю: «Хер ли на моей кровати сидишь?!» Я очень изменилась. Купола набью обязательно (смеется), книгу про тюрьму напишу — людям надо знать.
Спасибо большое — столько людей помогали деньгами, по-братски просто книги присылали в тюрьму. Если бы не книги, мы бы сошли с ума. Кто сидел, понимает, насколько это важно. Я пока буду приводить себя в порядок — будем жить, будем жечь! Жизнь продолжается, ее много. У нас в тюрьме сидели «девочки» лет пятидесяти — и они жгут. Поэтому не думайте, что больше никогда меня не увидите. Увидите — просто в более аккуратном и легальном формате.