18 февраля «Лента.ру» выпустила материал о новых исполнителях электроники, возрождающих жанры музыки 1990-х и 2000-х. Одна из таких групп — «Лава», состоящая из Фила Гинзбурга, Ильи Дмитриева, Насти Лидер и Кати Логачевой. В 2018 году коллектив представил дебютный альбом «Фаталити», который можно назвать почти академическим исследованием электроники и российской танцевальной поп-культуры 20-летней давности. Исполнители рассказали о том, почему возникла мода на 90-е, что она несет помимо музыки и что ждет этот тренд в будущем.
С первым же релизом в прессе вас окрестили группой-ностальгией по девяностым, и не без оснований. Вас такое звание устраивает?
Фил: То, как это назовут, не так важно. Главное, чтобы люди ходили на концерты, слушали.
Настя: Каждый сам решит, ностальгия для него это или что-то новое. Я думаю, что ребята, которые родились в нулевых, даже не могут пока ностальгировать.
Фил: Мне в 1990-м году было два года — о какой ностальгии может идти речь? Я не помню и половины артистов, которых я люблю и знаю, я их нашел уже позже. Какие-то артисты меня впечатлили, группы, клипы. Но я скорее тут работаю с травмами — когда ты берешь свои травмы детства, пытаешься их преодолеть и попутно травмируешь других.
Илья: Сейчас для поколения школьников из «ВКонтакте» эта музыка — нечто совершенно новое. Прослеживается классная тенденция — не знаю, насколько она массовая, — что тренды стираются. Много моих знакомых в возрасте 19 и 20 лет слушают все подряд — музыку восьмидесятых, психоделический рок, рейв, транс девяностых, happy hardcore — для них все параллельно сосуществует, и нет уже какой-то определенной моды. Я надеюсь, что такая форма постмодернистского восприятия останется в будущем. Потому что сейчас непонятно, чему делать revival (возрождение — прим. «Ленты.ру»), — потому что revival всему уже был как минимум один раз.
Но тренд все равно есть: за последний год появилась масса групп, которые работают именно со звучанием электропопа девяностых.
Настя: Ну, это история. Было бы странно, если бы никто ничего не переосмысливал.
Фил: Круг замкнулся.
Настя: Недавно была мода на восьмидесятые...
Фил: А сейчас началась мода на девяностые.
Илья: Наверное, тема в том, что мы просто немножко отстаем от западного мира — там уже мода на девяностые была пять-семь лет назад. Мы можем назвать это очередным «ревайвалом». Почему именно сейчас — непонятно. Мы находимся в какой-то нестабильной атмосфере насчет нашего будущего, будущего нашей страны, может быть. Приходит определенное время перемен.
Фил: Или ожидания перемен. Это все очень пластично.
Чем ценна культура тех лет лично для вас?
Фил: Наверное, незашоренностью. Ощущением вседозволенности и какого-то первого опыта, когда все в новинку.
Настя: Сега-мега-драйв! (Смеется)
Илья: Я в конце 1990-х много занимался классической музыкой, учился в колледже при Гнесинке. И я приходил домой, включал по телику MTV — так, чтобы родители об этом не знали. Почему-то у меня был какой-то комплекс: я же классический музыкант, я занимаюсь серьезной музыкой, а тут сижу, смотрю «12 злобных зрителей», «Иванушек». И мне все дико нравилось, то золотое время MTV, «Бивис и Батхед». Мне было 11 лет. Для меня это очень позитивные, можно сказать, ностальгические воспоминания из детства. Одновременно с этим, уже будучи взрослым, я открыл для себя целые пласты музыки, которые я до этого не знал, которые даже не к нашей стране относятся — к Бельгии, Голландии, евродэнс, ранний транс. Мне очень нравится это звучание.
Фил: Присоединяюсь.
Илья: Эта эйфорическая музыка, конечно, связана с тоннами веществ, употреблявшимися в то время людьми, которые это делали и слушали. Но она даже на трезвой волне воздействует очень позитивно.
Фил: Я под эту музыку могу протанцевать до утра, даже не употребляя алкоголь, настолько она трогает. До сих пор для меня она не устарела и звучит очень классно. Хотя про нее у нас в массах, мне кажется, не знают.
Илья: Ну, вечеринки проводятся.
Фил: Да. Но это не массовая культура.
Что вас выделяет из этой новой волны — про наркотики в песнях ни слова, только в клипе что-то было. Но все новые исполнители говорят о тесной связи электроники и веществ.
Фил: В 1990-х, конечно, эти истории были тесно связаны. В России именно в это время наркотики вообще появились в таком объеме, в каком были в остальном мире: открылись границы, люди открыли для себя экстази, MDMA. Конечно, это на многих повлияло, для многих это было в новинку, но мои более взрослые друзья и знакомые, которые застали эту клубную историю, говорят, что в этой истории была большая беда: наркотики появились, все попробовали сначала экстази, потом появился героин — все попробовали героин. А потом начали умирать. И отношение к наркотикам у тех, кто успел эту историю осознать и пережить, очень сильно изменилось. Хорошо это было или нет — сложно сказать. Такое время было.
Илья: Тема наркотиков в наших песнях не поднимается. В клипе «Знаки» это чисто аллегорически было, нужна была завязка, так сказать. С одной стороны, наверняка многие, кто нас слушает, молодые люди пробуют наркотики, и им это будет близко. Но это поверхностная близость — есть более глубокие темы, которые не менее близки людям, гораздо большему их числу. Мы стараемся исследовать эти темы.
Фил: Мы же не Элджей, не Лена Темникова.
Илья: Да и тем более сегодня это слово уже нужно заменять на «компотики». (Смеется) Здесь не разгуляешься.
Фил: С одной стороны, отрицать наркотики невозможно, потому что это очень актуальная для многих наших друзей и знакомых тема...
Настя: Но она неактуальна для нас.
Фил: У меня и здоровье не очень хорошее, я даже алкоголь не употребляю.
Настя: Скиньте Филу на лечение. (Смеется)
Фил: Это вокруг нас, выходишь на улицу — видишь рекламу на стенах, на асфальте, идешь в клуб — слышишь, как люди обсуждают, идешь по улице — слышишь, как дети 16-летние говорят, что они забрали закладку.
Настя: Все знают, что такое «Тор», у всех есть компьютер, и от этого, к сожалению, никуда не деться.
Фил: В 1990-е наркотики были социальной историей — люди доставали их «вживую», через общение, через знакомство, и с ними можно было работать.
Настя: Можно было отлавливать, чтобы помогать.
Фил: Можно было раздавать шприцы, вести социальную работу. Сейчас все заказывают через интернет, поэтому социальную работу вести очень сложно.
То есть вы себя не цензурируете специально — как с теми же «компотиками»?
Илья: Абсолютно нет. Желания на этом пропиариться нет — это уже кое-кто сделал, второй раз будет не так мощно в любом случае.
Фил: Хочется не брать какие-то очевидные штуки, а работать с более сложными вещами.
Настя: В нашей жизни это не присутствует, и было бы странно, если бы это было в нашем творчестве.
Илья: Было бы неискренне.
Фил: Хотя, глядя на Лену Темникову, мне сложно представить, что в ее жизни есть наркотики.
Настя: Да она переживает за детей просто!
Та музыка, которую вы играете, тесно связана с рейвами. Вы такие мероприятия часто посещаете?
Фил: Посещали, посещаем, родители посещали. Конечно, отразилось. И играем мы сами на рейвах с удовольствием.
Илья: Есть небольшой дисклеймер: то, что мы сейчас называем рейвами, — это вечеринки. Это не совсем то, что называлось рейвами изначально. На настоящих рейвах мы на самом деле не были — на нашем веку их уже не было.
Фил: Signal можно назвать рейвом?
Настя: Да проводятся в России рейвы. И во Франции, и в Голландии.
Илья: Они уже все перешли в рамки фестивалей. Тот же Tomorrowland — фестиваль. Это не просто рейв с парой промогрупп в лесу или на заброшенном заводе. Я вот две недели назад играл на одной вечеринке, которую устраивал Саша Розет, приезжал Liquid, английский чувак, на одном лейбле с Prodigy работает. На следующей день Катя с Филом играли на вечеринке в Powerhouse. И музыка схожая, но была абсолютно другая публика.
Фил: Столько подростков!
Илья: Там, где я играл, были все за 30.
Фил: Нас с Катей поставили уже под утро, и мы приехали туда, будучи уверенными, что там уже полупустой клуб и все разойдутся спать. А там полный танцпол подростков, которые танцуют, будто они только что пришли, и всем все очень нравится. Это был один из лучших моих сетов.
А на «Лаву» какая публика ходит?
Илья: Наша аудитория, во-первых, достаточно невелика, а во-вторых, складывается из московской тусовки.
Фил: В принципе, фидбек из регионов довольно большой.
Илья: Да, многие хотят концерты в Питере, в Екатеринбурге. Но пока нам сложно с логистикой — у нас шоу с большим количеством людей.
Фил: Большие требования по свету — мы хотим, чтобы все выглядело классно. Мы не видим смысла выступать без света, потому что это не будет иметь такого эффекта. Нам всегда хочется проводить настоящее шоу — танцы, свет, звук, все должно быть здорово.
Илья: Сейчас такое время, когда финансово что-то решать сложно, ни у кого нет денег. Но одна гастроль у нас была — в Казани.
На концертах вы кого видите — школьников, студентов, людей постарше?
Настя: Старше. Это все из-за того, что мы еще не массовая группа. Совсем молодых ребят нет.
Фил: Я вообще на эту тему не думал — просто делаю что-то интересное. Хотя после диджей-сета в Пауэрхаусе ко мне подходили люди совсем молодые, спрашивали в том числе про «Лаву» — про нее они знают.
До появления «Лавы» у вас были музыкальные проекты?
Илья: У меня очень много проектов, в том числе группа «Поехали». С Катей Селебрин у нас уже много лет существует проект Celebrine, мы выпускались в Голландии. Но музыку в стиле 1990-х раньше я не делал.
Фил: Я музыкой занимаюсь с недавнего времени. Мне всегда это нравилось, но в силу того, что у меня нет музыкального образования, мне это долгое время казалось невыполнимым. Когда мне было 15 лет, я написал песню для группы t.A.T.u., меня показали в первом выпуске реалити-шоу, песню не записали, и на этом все закончилось. Последние два года я наконец-то закрываю гештальт — благодаря знакомству с ребятами и с Максимом Назаровым, хозяином лейбла AVEC, на котором мы записываемся и издаемся. Мы сделали с Максимом альбом для Саши Старость, это психоактивистка и художница. У нее был недавно перформанс «Груз 300» — про пытки в России. С [художником] Лешей Мордашей у нас недавно был концерт.
Илья: Стоит сказать еще про лекции.
Фил: Да, еще на моей работе в павильоне «Книги» на ВДНХ в прошлом году я вел цикл лекций про музыку 1990-х, потому что я эту тему очень люблю и хорошо в ней разбираюсь. Звали разных гостей на разные темы — от кооперативного диско до русского рейва. Лекция про русский рейв прошла в павильоне «Космос», где была первая Gagarin Party в России. Пообщались там с [диджеями] Грувом, [Владимиром] Фонаревым, с синти-поперами русскими. Мы брали совсем разные темы, звали людей, которые могли что-то рассказать, — довольно здорово было, потому что многих артистов ты в детстве слушал, а сейчас их открываешь заново, удалось с ними пообщаться и из первых уст узнать, как все это было.
В вашем дебютном альбоме «Фаталити» есть как спокойные треки, так и весьма энергичные. Вы еще пока ищете свой стиль, или вам интересны разные направления?
Фил: Мы не ограничиваем себя вообще никаким направлением. Довольно глупо сегодня говорить «мы делаем только транс и евродэнс, ни шагу в сторону» — это неинтересно. Гораздо круче, когда ты можешь работать так, как тебе нравится, не думая о стилях.
Илья: Например, насчет второго альбома: никто не знает, что там будет вообще. Можно ожидать чего угодно.
Фил: Новая песня, которая сейчас вышла, довольно сильно отличается от первого альбома. Мы себя никак не сдерживаем.
Вот я смотрю на оборудование, на котором вы пишете музыку, — тут довольно старая аппаратура из девяностых. Это преследует какие-то технические цели или же просто фетиш?
Настя: Илья сошел с ума! (Смеется) Девяно-остые-е!
Илья: Конечно же, это не фетиш, это предпочтения в стиле работы. Музыку можно делать как угодно, на чем угодно, хоть на айфоне, на Garage Band можно делать офигенные штуки. Просто мне так нравится — и все.
Какие музыкальные группы вас вдохновили?
Фил: Из русских — естественно, Лика, Шура, у «Hi-Fi» первый альбом очень люблю, первый альбом «Иванушек», Органическая Леди — великая артистка. Из украинских это — Руся, старшая сестра Наташи Королевой, просто великолепная певица, украинская группа «Вечерняя школа», Aqua Vita — украинский евродэнс, очень смешной и милый. Из зарубежных — спасибо Илье, — главное открытие последних лет [для меня] это бельгийский транс, то, с чего транс начался в мире. Настолько эта музыка оказалось тем, что меня трогает, хотя по структуре она довольно простая.
Илья: Фил ответил за всех. (Смеется)
Сегодня тот жанр, в котором вы делаете музыку, может считаться андерграундным?
Илья: Мне кажется, прямо сейчас он является и андерграундным, и неандерграундным одновременно. Как в любом жанре, который выходит на острие моды, на острие ревайвала — возьми синти-поп восьмидесятых, там были мейджер-имена и были миллионы андерграундных групп, которые делали то же самое. И здесь так же — есть какие-нибудь GSPD, которые пытаются апеллировать к массам… Ладно, это плохой пример. Есть хороший пример?
Фил: Коммерческая русская музыка в жанре евродэнс сейчас? Ох, хороший вопрос.
Илья: Ты бы кого назвал?
Коммерчески успешным можно назвать GSPD, почему нет? Он же Adrenaline Stadium скоро собирает.
Илья: Ну, у него это все превращается в мем. Очень поверхностная вариация на тему 1990-х — «это модно, и я сейчас так сделаю». Если бы не это было модным, он бы сделал не евродэнс, а трип-хоп. Кстати, возможно, это следующий пункт ревайвала.
Фил: У нас никогда не было цели гнаться за трендами и делать что-то в угоду публике. Мы просто искренне все это любим и делаем то, что нам нравится.
Настя: Показательно было, когда я пришла сюда в первый раз и спросила: «А вы эту музыку написали, потому что это сейчас очень модно?» И они такие: «Че-о-о, да мы всю жизнь слушаем эту музыку, она нам просто нравится!» И обиделись так еще!
Фил: Так и было. Наверное, если бы мы хотели делать что-то в угоду публике, то и Stadium собирали бы сейчас. А может, и не собирали бы. Тем не менее мне очень нравится то, что мы делаем сейчас, потому что мы ни разу не наступили на горло своим убеждениям и вкусам, делаем то, что сами любим.
Илья: Мы до сих пор андерграунд, мы не собираем Adrenaline Stadium. Поэтому — сосуществуем. Что будет дальше — непонятно. Скорее всего, как всегда происходит, это увлечение 1990-ми быстро пройдет.
Фил: Хотя оно довольно долго уже не проходит.
Илья: Я сомневаюсь, что через год мы будем с вами здесь сидеть и говорить о том же самом.
Настя: Мы уже рэп читать будем.
Фил: С автотюном.
Илья: Вот он никуда не исчезнет, мне кажется.