В канун 80-летия заключения между сталинским СССР и гитлеровской Германией Московского договора о ненападении 1939 года, более известного как пакт Молотова — Риббентропа, в российском обществе о нем с новой силой разгорелись бурные споры. Почему эта тема у нас и в некоторых соседних странах до сих пор остается острой? Можно ли ставить знак равенства между нацизмом и сталинизмом? Кто больше виноват в развязывании Второй мировой войны? Кто победил в дипломатическом противостоянии 1939 года? Зачем в СССР много лет скрывали секретный протокол к пакту Молотова — Риббентропа, и где его теперь можно увидеть? Об этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, директор Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) Андрей Сорокин.
«Лента.ру»: Еще 30 лет назад, в 1989 году, высший орган государственной власти Советского Союза — II Съезд народных депутатов СССР — официально осудил секретные протоколы к пакту Молотова — Риббентропа и признал их юридически несостоятельными. Десять лет назад, в 2009 году, нынешний президент России Путин в своей статье для польской «Газеты Выборча» назвал пакт аморальным и достойным осуждения, сравнив его с Мюнхенским соглашением. Как вы думаете, почему именно сейчас, в год 80-летия его подписания, у нас снова ведутся ожесточенные дискуссии на эту тему?
Андрей Сорокин: Дебаты по такого рода сюжетам велись и ранее, не закончатся и в будущем. Причем они ведутся на разных уровнях — простыми гражданами в сфере обыденного сознания, в рамках научного дискурса, и, наконец, на политическом уровне. Во всех этих случаях мы сталкиваемся с разными мотивами вовлеченных в дискуссию людей, разным уровнем аргументации и прочими факторами. В данном конкретном случае очевидно, что дебаты намеренно политизируются, а историческая проблематика мобилизуется в политических интересах конкретных субъектов политического процесса.
Базовой причиной является, на мой взгляд, процесс строительства национальных государств, развернувшийся на пространстве Центральной и Восточной Европы после распада Советского Союза и социалистического лагеря. Предрекавшийся западными аналитиками «конец истории» не наступил, а процесс глобализации на европейском континенте встретил сопротивление со стороны национальных государств, возникших после Первой мировой войны, но не прошедших цикла своего становления и развития. Сейчас эти процессы национального строительства активно разворачиваются.
Надо понимать, что элиты любого национального государства ищут основания для национального и государственного строительства в историческом прошлом, — причем, разумеется, основания исключительно позитивные. Героизм и (или) жертвенность в отношениях с соседями остаются двумя главными профилирующими характеристиками этого национального нарратива. Неудобное историческое прошлое в лучшем случае игнорируется.
То есть нынешнее возвращение в официальный дискурс советских трактовок событий 1939 года стало ответной реакцией на настойчивые попытки Польши и прибалтийских стран навязать Европе свою версию истории Второй мировой войны, где они представлены жертвами двух одинаково преступных тоталитарных режимов? Ведь все эти споры идут не о конкретных исторических фактах, которые в целом давно известны, а об их интерпретациях.
Вряд ли можно согласиться с постановкой вопроса о возвращении в официальный российский дискурс советских трактовок событий 1939 года. Прежде всего следует сказать, что и советские трактовки менялись с течением времени. Долгое время наличие секретных протоколов попросту не признавалось. Затем, как вы уже упомянули, постановление II Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 года №979-1 «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» осудило факт подписания «секретного дополнительного протокола».
Позвольте вернуться к позиции государств Центральной и Восточной Европы. Насколько корректно ставить на одну доску сталинский СССР и гитлеровскую Германию, что мы видим по недавней резолюции Европарламента от 19 сентября 2019 года?
Я принадлежу к тем историкам, которые, соглашаясь с наличием сходства двух упомянутых вами политических режимов, настаивают на глубоком различии между ними. В этой связи стоит напомнить, что в 2009 году в издательстве Кембриджского университета (Cambridge University Press) участники большого международного проекта, реализованного в начале 2000-х годов, опубликовали работу Beyond Totalitarianism, где сочли возможным вообще зафиксировать их «несовместимую асимметрию». Эта книга в 2011 году была издана на русском языке в серии «История сталинизма» под названием «За пределами тоталитаризма. Сравнительные исследования сталинизма и нацизма».
Что касается дебатов о виновниках начала Второй мировой войны, то я бы не стал отрицать, что СССР и его политическое руководство несут свою долю ответственности за ее начало, — но для меня при этом очевидно, что далеко не главную. Основным фактором, обеспечившим создание условий для реализации Гитлером своих планов, стала политика умиротворения агрессора, проводившаяся Великобританией и Францией, и к авторству которой СССР не имеет отношения. Советский Союз встал в ряды таких «умиротворителей» последним. Пакт, по мнению советского руководства, был призван отодвинуть сроки военного конфликта с Германией, в неизбежности которого никто не сомневался.
Подписанием секретного протокола Сталин, как ему казалось, выжал из этой ситуации максимум выгод для СССР. Договоры и декларации о ненападении с Германией и договоры о дружбе, сотрудничестве к тому времени подписали многие страны Европы, включая Великобританию, Францию, Польшу, Эстонию, Латвию, Литву. Сталин пошел на заключение аналогичного документа только тогда, когда ему стало ясно, что коллективная безопасность остается недостижимой целью.
Почему?
В том числе потому, что СССР так и не получил никаких внятных предложений со стороны Великобритании и Франции во время переговоров, вяло протекавших в течение 1939 года. Именно поэтому Сталин принял логичное решение об обеспечении безопасности СССР на основе двусторонних договоренностей. Точно так же, как это сделали ранее остальные акторы международного политического процесса.
А сильнейший удар по коллективной безопасности был нанесен годом ранее на переговорах в Мюнхене, получивших меткое название Мюнхенский сговор. Как известно, в сентябре 1938 года Германия, Италия, Великобритания, Франция подписали соглашение о передаче Германии Судетской области, являвшейся частью Чехословакии, поставили перед фактом и затем принудили президента Чехословакии Бенеша принять его к исполнению. Советский Союз был изолирован от участия в урегулировании чехословацкого вопроса, хотя он был связан с этим государством договором, предусматривавшим оказание военной помощи.
Сталин подтвердил готовность выполнить этот договор при условии, что так же поступит и Франция, являвшаяся еще одной стороной этих договоренностей, а Польша пропустит через свою территорию советские войска. Франция, как известно, не подтвердила своей готовности исполнять эти договоренности, а Польша отказалась пропустить советские войска.
В итоге состоялся раздел Чехословакии, санкционированный не только Великобританией и Францией, но и президентом США Рузвельтом, который одобрил принятые решения. Польша и Венгрия беззастенчиво использовали ситуацию и приняли участие в разделе территории независимого государства. Неслучайно позже на одном из заседаний Нюрнбергского трибунала Геринг, обращаясь к судьям от Великобритании и Франции, скажет: «Это вы развязали нам руки в Мюнхене, господа». Я не юрист и не готов ответить на вопрос, имеются ли в действиях руководителей названных государств нарушения международного права (действовавшего на тот момент), и уж тем более рассуждать о составе преступления. Не готов я предъявлять подобные обвинения и Сталину.
Очевидно, однако, и не юристу, что признаки таких нарушений разной степени присутствуют в действиях практически всех вышеназванных субъектов. Мировая война, завершившая этот политический процесс, ясно указывает на то, что руководители целого ряда стран совершили серьезные политические ошибки. К числу таких ошибок советской стороны лично я отнес бы не сам пакт Молотова — Риббентропа, как это часто делается, а лишь секретный протокол к нему. В нем, кстати, не содержится агрессивных намерений сторон. Не могу при этом не обратить внимание, что такой пристрастный наблюдатель, как Уинстон Черчилль, например, в письме к Сталину от 21 июля 1941 года отметил, что выдвинутые вперед западные границы СССР, по его мнению, позволили частично ослабить силу первоначального удара вермахта.
Как вы уже напомнили, вплоть до конца 1980-х годов Советский Союз отрицал существование протокола от 23 августа 1939 года и других секретных протоколов с Германией, которые все-таки очевидным образом грубо нарушали международное право. Расскажите, пожалуйста, где хранились оригиналы этих документов и почему нет оснований сомневаться в их подлинности.
Сам пакт был опубликован немедленно после подписания. Что касается секретного протокола, то, по утверждению руководителя аппарата президента СССР Валерия Болдина, в советский период истории он хранился в общем отделе ЦК КПСС. 31 мая 2019 года сканы советского оригинала договора о ненападении между СССР и Германий от 23 августа 1939 года и секретного протокола к нему были впервые опубликованы в России. Ранее историкам были доступны лишь фотокопии немецких оригиналов.
Сканы были предоставлены историко-документальным департаментом МИД России и опубликованы в издании «Антигитлеровская коалиция 1939: формула провала». Не вижу никаких оснований сомневаться в их подлинности. С основными событиями на европейской арене, представленными в важнейших документах этой эпохи, включая сам пакт и секретный протокол к нему, всех желающих приглашаю ознакомиться на историко-документальной выставке «1939 год. Начало Второй мировой войны» в выставочном зале федеральных архивов на Большой Пироговской улице, дом 17.
Имелись ли в секретном протоколе к пакту обязательства СССР вступить в войну с Польшей?
Ни в самом тексте пакта, ни в секретном протоколе к нему не шло речи о военных действиях обеих сторон по отношению к кому бы то ни было. Секретный протокол был призван зафиксировать итоги обсуждения вопроса «о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе». Были определены границы этих интересов на случай «территориально-политического переустройства». Вопрос об этом самом переустройстве не фиксировался как предрешенный. Вопрос «сохранения независимости Польского государства» и его границ «мог быть окончательно решен только в течение дальнейшего политического развития». Секретный протокол не налагал на стороны никаких юридических обязательств.
На ваш взгляд, стала ли Вторая мировая война неизбежной после подписания пакта Молотова — Риббентропа и секретного протокола к нему? Осмелился ли бы Гитлер напасть на Польшу, предварительно не договорившись со Сталиным?
Имел ли значение для Гитлера при приятии им решения о нападении на Польшу фактор наличия подписанного пакта о ненападении с СССР? Безусловно, имел. Было ли это значение решающим? Мое мнение — нет, решающего значения этот фактор не оказывал. К тому времени геостратегическая доктрина Гитлера давно сформировалась. Продвижение на Восток с целью расширения жизненного пространства было запрограммировано. План нападения на Польшу был утвержден в апреле 1939 года. Гитлер, договариваясь со Сталиным, «всего лишь» обеспечивал себе максимально комфортные условия реализации своих замыслов. Уверен, что и в менее благоприятных для себя обстоятельствах он бы приступил к их выполнению.
Как вы думаете, почему СССР, Британия, Франция и Польша не смогли накануне Второй мировой войны создать единый антигитлеровский фронт и для защиты своих интересов шли на тактические соглашения с нацистской Германией? Разве Московский договор 1939 года, равно как и Мюнхенское соглашение 1938 года, не позволил Гитлеру нейтрализовать своих противников поодиночке?
Думаю, что ключевой проблемой, не позволившей состояться договоренностям Великобритании и Франции с СССР о создании коллективной системы безопасности, были идеологические разногласия. Советская Россия провозгласила и предприняла попытку реализовать на практике новые принципы и задачи социального строительства, переустройства мировой системы капитализма, тотального отказа от обязательств предшествующих правительств, провозглашенного курса на мировую революцию. Сам факт возникновения антикапиталистической Советской России означал системную угрозу для сложившегося мирового порядка.
В результате с момента создания Советская Россия попала (и не могла не попасть) во враждебное окружение. Системное недоверие удалось преодолеть (причем только на короткий по историческим меркам отрезок времени) лишь тогда, когда гитлеровская Германия сделала очевидной угрозу физического уничтожения своих противников. Думаю, что вы во многом правы, говоря о том, что и Мюнхенское соглашение, и пакт Молотова — Риббентропа, и (добавлю от себя) ряд других аналогичных упомянутым выше договоров позволили Гитлеру нейтрализовать своих противников поодиночке.
Можно ли сказать, что пакт Молотова — Риббентропа сделал Германию и СССР ситуативными союзниками, или после его заключения оба государства просто координировали свою политику?
Нет. Ни Сталин, ни Гитлер не рассматривали друг друга в качестве союзника. Это были отношения, в которых каждый из «партнеров» стремился максимально использовать другого к своей выгоде.
Как вы считаете, была ли катастрофа лета 1941 года прямым следствием пакта Молотова — Риббентропа?
На мой взгляд, катастрофа 1941 года не была прямым следствием подписания пакта. Историки называют ряд факторов, приведших к поражениям начального периода войны. Но опосредованное влияние на уровень готовности к войне пакт, конечно, оказал. Сталин чрезмерно оптимистично оценил его значение, был уверен по не ясным для меня основаниям, что Гитлер будет его соблюдать более длительное время, чем в реальности оказалось. «Роковой самообман», — так афористично и очень точно определил эту ситуацию видный израильский историк Габриэль Городецкий.
При этом стратегически Сталин был уверен в неизбежности войны с Германией, поэтому страна интенсивно готовилась к войне. Главным образом — в военно-техническом отношении, но, к сожалению, не политически и организационно. Главный просчет был допущен именно здесь. Не было подготовлено никакой модели управления на случай начала военных действий, а руководители политических и государственных органов власти не имели никаких указаний, как действовать в такой ситуации.
На ваш взгляд, стал ли СССР с августа 1939 года по июнь 1941-го более подготовленным к войне с Гитлером? Или, наоборот, это Германия стала мощнее после двух лет непрерывной мобилизации и наращивания своего потенциала путем постоянной агрессии в Европе?
Чтобы детально ответить на ваш вопрос, — Гитлер или Сталин лучше использовал выигранное время, чтобы подготовиться к войне, — требуется предварительно провести сравнительные исследования. Но, если судить по итогам военного противостояния, Сталину удалось это лучше.
Созданная им мобилизационная система управления, сделанные в довоенный период заделы (вспомним о втором угольно-металлургическом центре на востоке страны, созданном в 1930-е годы) позволили быстро оправиться от шока катастрофы лета 1941 года. Потеряв к ноябрю 1941 года значительную часть территории, 40 процентов населения и важнейшую часть промышленного потенциала (а это свыше 60 процентов производства стали, чугуна, угля, алюминия, электроэнергии), наша страна уже к 1943 году нарастила такие объемы военного производства, что превзошла аналогичные показатели гитлеровской Германии и ее сателлитов. Это стало одним из важнейших слагаемых Великой Победы 1945 года.