В последние годы на Западе поднимаются не только новые правые партии и консервативные движения, но и их противники, в частности феминистки. В некоторых государствах, например в Польше, они даже возглавляют прогрессивную оппозицию: протесты за право на аборт объединяют всех недовольных антимиграционными законами, гендерной дискриминацией и ростом политического влияния церкви и консервативных кругов. По просьбе «Ленты.ру» философ и социолог Анастасия Кальк рассказывает историю современного польского феминизма, представительницы которого встали в первые ряды сопротивления правому повороту в современной Польше.
Все началось с солидарности — или, точнее, с ее отсутствия. В 1989 году лидеры профсоюзного движения «Солидарность», центрального голоса недовольной антикоммунистической Польши 1980-х, вместе с представителями католической церкви договорились запретить женщинам аборты, которые были легализованы с 1956 года (до 20-й недели беременности — по социальным причинам, до второго триместра — по медицинским показаниям и в случае изнасилования).
Собравшись за круглым столом, активисты движения приняли решение пожертвовать женским правом на аборт с целью усилить коалицию с антикоммунистическими католиками и попасть в правительство, заручившись поддержкой большинства избирателей: 96 процентов поляков считали себя верующими христианами (и эта ситуация мало изменилась по сей день — к католикам себя причисляют 92 процента населения Польши). Это стало одной из первых законодательных инициатив руководства «Солидарности».
План сработал — в 1990 году в новой католической, посткоммунистической и свободной стране полностью ликвидировали право на аборт. В случае нарушения запрета врачам грозило до двух лет тюремного заключения, а тем, кто совершил операцию с использованием угроз (каковыми могло считаться, например, предупреждение о физических аномалиях плода), — до пяти лет.
Неожиданный запрет вызвал волну протестов внутри «Солидарности», но сразу после принятия законопроекта лидеры движения приказали распустить шумные женские ячейки. Активистки, которые были не согласны передать право распоряжаться своим телом церкви и бывшим товарищам по организации, также были исключены из руководящих органов независимого профсоюза.
«Женщин обменяли на благосклонность церкви», — говорит в беседе с «Лентой.ру» Ванда Новицка, известная польская феминистка и политик.
Через несколько месяцев после перехода от коммунизма к демократии польки были вынуждены снова выйти на улицу — на этот раз с плакатами, мегафонами и радикальными требованиями вернуть право на аборт.
«Мы должны были действовать немедленно. У нас отобрали то, что мы считали естественным», — вспоминает Новицка. Тогда она еще не называла себя феминисткой, но понимала, что ее лишили чего-то само собой разумеющегося, и с этим срочно нужно что-то делать, поэтому начала организовывать движения, печатать листовки и собирать людей.
С одной стороны, мобилизовать людей было просто: все в Польше знали, что женщины и мужчины равны. «При коммунизме мы работали и получали образование наравне с мужчинами. Многие осознавали, что запрет права на аборт был лишением неотъемлемых гражданских и личных прав», — говорит активистка. С другой — надвигалась новая сильная патриархальная волна, и ей было трудно противостоять. «Возникло ощущение, что ты неожиданно оказалась в незнакомой стране. Женские репродуктивные права, которые казались такими очевидными еще вчера, вдруг превратились в радикальные концепты, от которых решили отказаться, поскольку эти идеи принадлежали прошлому — коммунистическому режиму», — поясняет Новицка.
В 1991 году официальное количество абортов действительно уменьшилось до 30 тысяч — вдвое по сравнению с предыдущим годом. В 1994 году их число составляло уже меньше тысячи. Но эта тенденция наблюдалась и до запрета абортов — еще с 1983 года, так как средства контрацепции становились все более доступными и эффективными.
Вопреки ожиданиям пролайферов показатели рождаемости с каждым годом продолжали падать и стали самыми низкими за всю историю Польши XX века (за первые десять лет запрета абортов они упали на 40 процентов). По данным института Гутмахера, это связано с тем, что во всем мире каждая вторая нежелательная беременность прерывается, и запрет абортов приводит лишь к росту подпольных операций, которые чреваты серьезными осложнениями: ежегодно от них погибает 30 тысяч женщин. В странах, где аборты запрещены, как минимум 42 процента женщин прерывали беременность.
А в странах, где эта операция легализована, женщины реже делают аборты по сравнению с жительницами государств, запретивших эту процедуру: 34 и 37 абортов на 1000 женщин соответственно. Как показывает статистика, на снижение количества абортов влияет не их запрет, а доступность контрацепции, сексуальное образование, эффективная борьба с преступлениями против половой неприкосновенности и развитая медицина.
В 1992-м Ванда Новицка создала Федерацию женщин и планирования семьи — объединение множества существующих и вновь возникших независимых феминистских и женских инициатив Польши. Тогда Новицка работала учительницей английского, но была вынуждена уволиться, чтобы руководить организацией и вести борьбу против усиливающегося вмешательства церкви в семейную политику и школьное образование.
Относительной либерализации абортного законодательства польские феминистки добились в 1993 году. Аборты все же разрешили проводить в исключительных случаях: если беременность наступила в результате изнасилования, угрожает жизни женщины, а также при нежизнеспособности плода.
Дальнейшие попытки изменить абортные законы серьезного успеха не имели: лидеры «Солидарности» последовательно отклоняли все предложения. Последний относительный прорыв случился в 1996-м, когда либеральный президент Александр Квасьневский, сменивший на этом посту легендарного Леха Валенсу, все же подписал бумагу, позволявшую женщинам делать аборты на первых трех месяцах беременности.
Однако прогрессивное абортное законодательство просуществовало недолго — всего около года. Членам «Солидарности» и католической церкви новые правила не понравились, и они тут же составили жалобу в Конституционный суд, который, традиционно будучи очень консервативным, подтвердил: либерализация абортов противоречит польской конституции. В итоге в результате усилий «Солидарности» и судей аборты в Польше были снова запрещены.
Каждый год в Польше проводится около 1000 абортов. Но даже если у женщины есть законные основания на эту процедуру, она не всегда может сделать операцию в своей стране. Это связано с тем, что у врачей есть право отказаться от проведения аборта по религиозным соображениям (в 2012 году аналогичное право получили российские медики). Так, например, более трех тысяч медицинских работников Подкарпатского воеводства на юго-востоке Польши подписали петицию о тотальном запрете на аборт в регионе.
В других регионах Польши неохотно идут на пренатальную диагностику плода и на аборт подвергшимся изнасилованию: по данным официальной статистики, в 2006 году было зарегистрировано 12 таких абортов, хотя, по данным польской полиции, за год было совершено 1829 изнасилований.
В 2007 году ЕСПЧ присудил компенсацию Алиции Тысенц, которая практически ослепла после третьих родов: у нее было заболевание глаз, и она безуспешно пыталась добиться разрешения на прерывание беременности. В 2014 году разгорелся еще один скандал: варшавский врач Богдан Чазан отказался сделать аборт женщине, чей плод был с серьезными аномалиями, и не направил роженицу к другому доктору, в результате чего ребенок родился без черепа и умер в течение девяти дней. По словам польской юристки Патрисии Митро, подобные исходы не редкость в Подкарпатском воеводстве.
По подсчетам Федерации женщин и планирования семьи, только десять процентов польских клиник соглашаются на проведение процедуры. До 150 тысяч женщин прерывают беременность за границей — в Австрии, Германии, Бельгии, Великобритании, Словакии и Украине. Запрет на аборты больнее всего бьет по незащищенным и бедным женщинам: нелегальная процедура в Польше стоит до 2,4 тысячи долларов при средней польской зарплате 1,2 тысячи долларов. Операция, например, в Германии стоит около 550 долларов, но нужны документы, деньги на дорогу и оплата гостиницы.
ООН и Совет Европы не раз осуждали правительство Польши за неправовой законопроект, но пока помощью польским женщинам занимаются лишь отдельные волонтеры. Например, в Берлине расходы на «абортный туризм» для жительниц Польши и других стран, где операции запрещены, берет на себя профеминистская неправительственная организация «Чёча Бася» (Ciocia Basia).
В 1990-е и 2000-е польские активистки отчаянно топтались на месте. За каждой надеждой на реформы следовало разочарование. После очередного небольшого продвижения вперед наступала консервативная реакция. Но несмотря на то, что на уровне законодательства никаких серьезных изменений добиться не удалось, феминистские протесты, конференции, инициативы и публикации помогли разрушить традиционные представления о роли женщин в политике.
По воспоминаниям Новицки, гендерная дискриминация внутри профсоюза 20 лет назад возмущала далеко не всех его участниц. Большинство активисток предпочитали оставаться в тени, безвозмездно, «ради общей цели» оказывая эмоциональную и материальную поддержку мужчинам. Женщины «Солидарности» выполняли политическую, издательскую и организационную работу, не требуя публичного признания. На протяжении 1980-х они активно участвовали в делах «Солидарности», организуя акции, возглавляя издания газет, поддерживая и обслуживая коллег-мужчин, но их почти никогда не приглашали на собрания лидеров. В 1989-м, перед одним из решающих круглых столов с участием коммунистов и представителей «Солидарности», на котором планировалось обсуждение процедуры выборов и общих планов реформ, участница движения Барбара Лабуда, не найдя в списке из 60 участников ни одной женщины, заставила демократов позвать на эту встречу хотя бы одну представительницу организации. В это время умер один из запланированных участников, и на его место пустили Гразину Станишевску.
Когда Шила Пен, американская профессорша и гендерная исследовательница, приехала в Польшу в конце 1990-х, чтобы изучать вклад пяти миллионов участниц «Солидарности» в историю движения, она была шокирована женской «скромностью», вспоминает Новицка. Респондентки одна за другой отрицали, что сделали хоть что-нибудь ценное для общего дела, и настаивали на том, что были всего лишь помощницами движения, а не его организаторами.
Но в 2000-е активистки стали требовать признания своего политического вклада, пересмотра истории «Солидарности» и публичного голоса. В 2009 году впервые состоялась большая конференция, посвященная роли женщин в работе профсоюза. Событие было приурочено к 20-летнему юбилею польской демократии и планировалось как одноразовое мероприятие. К удивлению организаторов, конференция вызвала такой ажиотаж и привлекла так много людей, что было решено проводить подобные собрания ежегодно. Так в 2010 году в Польше образовался Женский конгресс — неформальное объединение десятков тысяч польских феминисток, исследовательниц, политиков, художниц, журналисток, домохозяек во всех регионах страны.
Мероприятия конгресса регулярно собирают до 7 тысяч участниц. Как рассказывает Новицка, одна из основательниц этого растущего публичного форума, любая феминистская инициатива или группа, вне зависимости от ее профессиональной или классовой принадлежности, может предложить и провести свое собрание (дискуссию, воркшоп и тому подобное) в рамках общей конференции при единственном условии: выступать против гендерной дискриминации в политике.
Всю историю польского феминизма условно можно разделить на три части: первый — период массовой активности 1990-х, куда входят протесты за право на аборт, появление и развитие первых женских НКО, возникновение центров гендерных исследований при университетах в 1990-х; второй — «интеллектуальный феминизм» 2000-х, который переселился в узкие академические, художественные и активистские круги в 2000-х, когда почти все феминистские активистки и исследовательницы знали друг друга в лицо, а само слово «феминизм» ассоциировалось с чем-то скорее элитарным; и усиление интереса к женским правам на протяжении 2011-2015 годов.
Интерес к женским правам постепенно усиливался, однако оставался довольно низким. Взрыв феминистской мобилизации случился в 2016-м, когда консерваторы внесли на рассмотрение законопроект, предусматривающий полный запрет абортов, включая несовместимые с жизнью аномалии плода, угрозу жизни матери и беременность в результате изнасилования. Предполагалось, что сделавшие аборт женщины подпадут под уголовную ответственность с реальным тюремным заключением, а пережившие выкидыш — под расследование. Он прошел первое чтение.
Очередная атака на женские репродуктивные права спровоцировала волну возмущения такой невероятной силы, что за несколько месяцев феминистские дискуссии и публичные обсуждения прав женщин реально охватили всю страну. Оживилась вся Польша. Протесты прошли в крупнейших городах страны — Кракове, Вроцлаве, Гданьске, Белостоке, Щецине, Познани и даже в самых маленьких городах и поселках, в которых демонстраций не было с 1980-х.
Акция получила название «Черный протест» — участницы, по призыву организаторов, одевались в черное. Кроме того, воспользовавшись правом на день отпуска по своему усмотрению, женщины не вышли на работу. К опытным активисткам присоединились те, кто до этого вообще никогда не посещал уличные акции. Участница «Черных протестов» Олеся Малюгина рассказывает, что были случаи, когда женщины, не имевшие никакого активистского бэкграунда, выразив возмущение новым законопроектом, создавали событие на Facebook, ложились спать, а утром просыпались уже координаторами акции с двумя тысячами участниц в своем городе.
«Мы не можем позволить, чтобы совесть заменялась уголовным кодексом, чтобы полячек лишали их права на выбор. Польские женщины не могут быть заложницами политических игр», — заявила одна из организаторов общенациональной акции, бывшая премьер-министр страны Ева Копач, мотивируя сторонников протестов.
Самая крупная единая акция за право на аборт прошла в октябре 2016 года под названием «Женская забастовка». На нее в общей сложности вышли почти 200 тысяч человек в 100 городах Польши и за ее пределами. Никто не ожидал, что людей будет так много. Участницы вспоминают состояние шока от количества протестующих.
«Люди заполнили все — даже самые маленькие улицы», — говорит в беседе с «Лентой.ру» Оксана Литвиненко, одна из координаторов акции в Торуне. Тогда она впервые увидела такую большую толпу и почувствовала, что феминизм перестал быть делом столичных интеллектуалов и стал массовым политическим движением.
В результате громких акций польское правительство решило отклонить законопроект. «Протесты женщин заставили нас задуматься и научили смирению», — заявил министр науки и высшего образования Польши Ярослав Говин.
***
Первая победа подогрела феминистскую мобилизацию. За три года польским феминисткам удалось не пропустить целую серию противоречивых законов, в том числе отменить законопроект о декриминализации домашнего насилия, который активно обсуждали в 2018-м.
После волны «Черных протестов» и «Женских забастовок» феминистский активизм стал гораздо более видимым и разнообразным, о феминизме начали говорить в школах, кофейнях и барах. Сначала все обсуждали право на аборт, потом публичные дискуссии перешли к другим женским проблемам: домашнему насилию, гендерным стереотипам, дискриминации на рабочем месте и в политике, «стеклянному потолку», а от проблем женщин — к проблемам других угнетенных групп — мигрантов и ЛГБТК.
Благодаря протестам за право на аборт феминистки выстроили устойчивую мобилизационную структуру, которую они активизируют каждый раз, когда правые политики атакуют базовые демократические принципы. Женщины, которые организовывали «Черные протесты» в 2016 году, позже начали координировать протесты за независимые суды, прессу в поддержку беженцев и массовые ЛГБТК-прайды по всей Польше.
«Солидарность нужна со всех сторон, иначе нас просто раздавят — не с одной стороны, так с другой. Именно поэтому люди, которые мобилизовались во время "Черных протестов", включаются в митинги по следующим повесткам», — говорит Малюгина.
Несмотря на то что способность польских феминисток вывести сотни тысяч или даже миллионы людей на улицы «в случае чего» растет, растут и мобилизационные возможности польских националистов и консерваторов: и левые, и правые группы привлекают в свои ряды все больше подростков и школьников, происходит усиленная поляризация. На одной стороне борьбы за голос оказываются феминистки, левые, демократы, экоактивисты, мигранты и ЛГБТК. На другой — патриоты и католики, бросившиеся на защиту Польши от угрозы иностранной «ЛГБТ-идеологии».
Пытаясь решить вопрос успешного противостояния росту правых сил, феминистки пробуют свои силы в городской и региональной политике, выступая от имени новой левой партии Razem и социал-демократической Wiosna. Некоторые пытаются пробиться в Европарламент. Появилось гораздо больше заметных женщин-экспертов, политических комментаторов и политиков.
Пока же единственные страны в Европе с более строгим антиабортным законодательством, чем Польша, — это Северная Ирландия и Мальта. Но, по данным соцопросов, подавляющее большинство поляков (69 процентов) выступают за предоставление женщинам права на аборт до 12 недель беременности. Такую инициативу поддерживают в основном жители страны с достатком выше среднего и заставшие времена коммунизма, когда польские женщины имели это право.
Тем не менее у феминисток нет особых надежд на победу и инструменты конвенциональной политики. По их словам, слишком малого удалось добиться, играя по «демократическим» правилам. Участие в выборах скорее видится им как хорошая возможность продвигать свою повестку, вести работу по росту самосознания, закреплять связи между множеством низовых инициатив — политическую работу нужно вести одновременно на всех существующих площадках и во всех институтах: на улице, дома, в школе, кафе, парламенте, на муниципальных собраниях — до тех пор, пока большинство женщин (в том числе участниц «Черных протестов») страдают от бедности, экономической дискриминации на работе, двойной нагрузки, неоплачиваемого домашнего труда и насилия, считает польская активистка и философ Ева Маевска.
Но то, что начинается как женские протесты за право на аборт или против домашнего насилия, быстро переходит в координируемые и возглавляемые женщинами протесты против любых форм угнетения и авторитаризма — как в Польше, так и в Бразилии, Турции, Испании, США, Аргентине и других странах. Именно феминистки сегодня выстраивают глобальные и горизонтальные структуры уличной мобилизации в ответ на усиление правых политиков.
Как и в Польше, в России все больше людей выступает за гендерное равенство: в десятках российских городов прошла кампания в поддержку сестер Хачатурян, обвиненных в убийстве насиловавшего их отца; митинг против домашнего насилия в Петербурге, собравший 1500 участниц; петиции и готовящиеся законопроекты о борьбе с домашним насилием — это части тех же самых глобальных процессов интенсивной женской политизации и растущей популярности феминистских идей.