Год назад в Сочи на Экономический форум Россия — Африка съехались лидеры едва ли не всех независимых африканских государств. По окончании мероприятия его устроители с гордостью сообщили о заключении контрактов на сумму в 800 миллиардов рублей. Это событие называли началом исторического возвращения России в Африку, где российское присутствие закончилось вскоре после развала СССР. Симпатия африканцев к России и успехи на Ближнем Востоке, где Москва заметно усилила свои позиции, давали повод для оптимизма. Но в Африке что-то пошло не так. Спустя год можно с уверенностью сказать, что российской экспансии, о которой так много говорили западные СМИ, не случилось. Что помешало России закрепиться на черном континенте и почему строить амбициозные планы преждевременно, выяснила «Лента.ру».
Российский потенциал на африканском континенте во многом завязан на советском прошлом, в котором Москва заслуженно считалась сильным игроком в этом регионе. До Второй мировой войны Коминтерну не удавалось выстроить взаимовыгодных отношений с африканскими партнерами: мешали внутрипартийные разногласия и статус колоний. Но позже, в условиях холодной войны, СССР уже не жалел ни денег, ни оружия для национально-освободительных движений в африканских колониях. Молодые независимые государства в ответ объявляли себя социалистическими.
На фоне исторической неприязни бывших колоний к своим метрополиям, а с ними и ко всему капиталистическому миру, Москва пользовалась безграничным авторитетом, что и предопределило социалистический вектор в африканской колониальной эмансипации. Советские специалисты в области промышленности и сельского хозяйства, а с ними и военные советники направлялись в Африку, в то время как Москва принимала африканских студентов в специально созданном в 1960 году Университете дружбы народов (ныне РУДН), тогда носившем имя Патриса Лумумбы.
Но с распадом социалистического блока и самого СССР почти все связи разорвались за исключением образовательного обмена и гуманитарных программ, которые продолжаются по сей день. При этом такое взаимодействие не идет ни в какое сравнение с масштабами сотрудничества африканских государств с Китаем, США, Европой, Индией и арабскими странами. Тем не менее во многих уголках черного континента Россию по прежнему воспринимают как противоположность всему плохому — колониализму, капитализму и неравенству.
Например, в Мали, где восьмой год Франция безуспешно пытается ликвидировать боевиков группировки «Аль-Каида в странах исламского Магриба» (запрещена в РФ), и население уже устало от внешнего присутствия, на летних антиправительственных протестах звучали пророссийские лозунги. Более того, демонстранты выходили на улицы с портретами Владимира Путина, стилизованными под известные изображения исторических личностей — кубинского революционера Че Гевары или легендарного революционера из Буркина-Фасо Тома Санкары. В толпе находились и те, кто требовал прямого вмешательства Москвы в конфликт вместо продолжения потуг Парижа и миссии ООН.
Симпатия африканцев к Путину вызвана тем, что его видят как лидера, который способен противостоять Западу и вести независимую внешнюю политику. В имиджевую копилку пошло все: от Мюнхенской речи 2007 года до сохранения Россией собственного внешнеполитического курса вопреки постоянному давлению. Образ Путина как сильного лидера, способного объединить общество, отражают даже в творчестве: зимбабве-кенийский дуэт A.M.G записал ставший мемом трек под названием Go Hard Like Vladimir Putin.
Стоит уточнить, что не все африканские сообщества разделяют такое мнение относительно российской внешней политики и лично Путина. В то время как, например, в Нигерии и Кении преобладает позитивное отношение к российскому лидеру, ЮАР — партнер Москвы по БРИКС — скорее демонстрирует противоположные настроения. И сложности в отношениях стран наблюдаются даже в вопросе космического сотрудничества. Казалось бы...
Важно сказать, что оптимизм, охвативший всех после сочинского форума, был вполне обоснован. И дело не только в симпатиях африканцев к Путину. Россия уже не первый год расчищает некогда заросшую тропинку на черный континент. Тут, например, уместно вспомнить о российских наемниках. Сообщалось, что они присутствуют в Чаде, ЦАР, Судане и Ливии. Чаще всего в иностранных источниках фигурирует так называемая частная военная компания (ЧВК) Вагнера, которую связывают с бизнесменом Евгением Пригожиным и российскими властями. Москва какие-либо связи отрицает: и МИД, и представители Кремля, и сам Путин подчеркивали, что российские граждане в африканских странах могут находиться в частном порядке, они не представляют официальную позицию России и не получают денег от правительства.
На Западе горячо осуждают деятельность ЧВК Вагнера, в то время как в африканском сообществе нет единого мнения насчет помощи иностранцев. Спрос на услуги «вагнеровцев» существует, а потому однозначно утверждать, что они деструктивно влияют на российский имидж в регионе, сложно.
Российские наемники не только помогают с проведением предвыборных кампаний и занимаются охраной инфраструктурных объектов, но и участвуют в подготовке местных вооруженных сил и вроде как воюют с антиправительственными формированиями. Появлялись данные о том, что российские специалисты занимаются даже охраной глав государств.
СМИ обычно связывают присутствие наемников в африканских странах с получением российской стороной преференций по добыче местных полезных ископаемых — алмазов, золота, редкоземельных металлов. Пресса также утверждает, что ЧВК дают российскому государству возможность расширить свое политическое влияние, а также присутствие в сфере безопасности с минимальными рисками.
Здесь стоит отметить, что Россия и без наемников считается важным партнером Африки в вопросах обороны — именно она является главным поставщиком оружия и военной техники в регион. Африканские страны нельзя назвать главным рынком сбыта для российской оборонки: если исключить Египет, то на весь континент, по подсчетам Стокгольмского международного института исследования проблем мира (SIPRI), с 2014-го по 2019 год приходилось около 16 процентов всех поставок. Из них 80 процентов — контракты с Алжиром.
В то же время число оборонных контрактов со странами к югу от Сахары продолжает расти. Россия в 2017-2018 годах поставляла истребители, военные вертолеты и ракеты для Анголы, Нигерии, Судана, Мали и других стран.
А 16 ноября 2020 года Путин одобрил предложение правительства о создании базы для кораблей с ядерными установками в Африке. Пункт материально-технического обеспечения Военно-морского флота России будет располагаться в Судане. Территорию под базу африканская страна предоставит безвозмездно. На ней можно будет разместить не более четырех кораблей, в том числе с ядерной энергетической установкой, а количество личного состава не должно превышать 300 человек.
Казалось бы, при таких исходных данных возвращение России в Африку должно было стать если и не триумфальным, то вполне успешным. Но российская экспансия после исторической встречи в Сочи так и не набрала оборотов. И виной тому не только пандемия коронавируса, которая заметно осложнила любые международные контакты. Во многом процесс тормозят исключительно российские проблемы. Дело в системном подходе к вопросу развития отношений с африканскими странами, а точнее, в его отсутствии.
После развала СССР Африка практически ушла из российской политической повестки. Сейчас крупнейшие аналитические и исследовательские проекты в стране, затрагивающие Африку, в большинстве своем фокусируются не на регионе в целом, а на Египте или Южно-Африканской Республике, которая является партнером по группе БРИКС. Даже в общих документах вроде Концепции внешней политики РФ африканскому континенту посвящен единственный параграф.
В подобных условиях совершенно неудивительно, что даже такие форумы, как в Сочи, ситуацию не улучшают. Ведь как налаживать отношения дальше, чиновники просто не знают: спрос на экспертов-африканистов в стране серьезно уступает другим внешнеполитическим направлениям, а потому никто не может им рассказать, зачем именно Африка нужна России и как лучше реализовать отечественный потенциал в регионе.
Отдельно необходимо отметить и страх российского бизнеса перед африканским рынком. Он связан в том числе с отсутствием договорно-правовой базы, обязательной для экспорта: нет, например, технических соглашений, благодаря которым российские товары могли бы попасть в Африку. Проблемой является и непрозрачность внутренней структуры африканского бизнеса, а также невозможность простым способом получить данные о положении конкретных компаний в странах.
Страны, которые приходят в Африку с серьезными намерениями, в первую очередь обеспечивают именно удобные для себя условия для инвестиций и бизнеса. Китай, к примеру, получает необходимые ему преференции в торговле в обмен на инвестирование десятков миллиардов долларов в инфраструктуру и госдолг африканских стран. Пекин начал свою экспансию в регион в 2000-х, а уже сейчас его товарооборот с Африкой превышает российский в 10 раз.
КНР строит на континенте города и дороги, монополизирует рынок телекоммуникаций, учит местное население языку и, конечно, привозит различные вакцины. При этом зачастую китайская сторона выделяет африканцам кредиты на своих жестких условиях, а в случае их невыполнения забирает себе важные объекты. Так, к примеру, произошло с международным аэропортом столицы Замбии (кстати, в обмен на инвестиции Китай также разрабатывает запасы меди в стране).
Опрометчиво полагать, что России стоит только пожелать, и Африка предпочтет ее любым другим партнерам. Несомненно, у Москвы есть фора в виде обоюдной ностальгии по советскому опыту и специфичного имиджа, но этого мало. Отечественный капитал оказывается неконкурентоспособным не только на фоне Китая, но даже и европейских стран.
Дело в том, что для входа на африканский рынок обычно нужен местный партнер или связи с политическими и бизнес-элитами. Зачастую этими проводниками становятся люди, получившие образование за рубежом. А в этой сфере Россия сейчас уступает позиции даже бывшим метрополиям, которые, несмотря на противоречивую историю отношений, имеют хорошо работающие связи с бывшими колониями. В итоге африканцы выбирают для обучения страны с более интересными предложениями и более высоким уровнем жизни. Кстати, плохое развитие связей с местными партнерами отмечают в том числе российские предприниматели — те немногие, кто все-таки пришел в Африку.
Как внутренние, так и внешние помехи на пути России в Африку вполне возможно преодолеть. И для этого Москве не стоит отказываться от своей визитной карточки в виде гуманитарной помощи, которую африканские страны получают уже много лет. Российские власти как выделяют средства в фонд Всемирной продовольственной программы ООН, так и непосредственно направляют грузы с продовольствием и необходимыми вещами в нуждающиеся районы. К тому же Россия активно помогает Африке бороться со вспышками инфекционных заболеваний, выделяя на это средства и направляя бригады медиков. Все это способствует улучшению имиджа страны, но все же не гуманитарная помощь должна быть основным направлением африканской политики.
Текущие конфликты — будь то в ЦАР, странах Сахеля или на восточном побережье — видятся крайне многофакторными даже на фоне ближневосточных. Здесь оказываются смешаны вопросы внутренней политики, традиций, верований и этноса, экономики, истории и территориального деления, противостояния террористам и другим вооруженным группировкам, а международное вмешательство не ограничено региональным уровнем или бывшими метрополиями. К тому же глобальный интерес к Африке ниже, чем к Ближнему Востоку, а значит, имиджевые дивиденды пусть даже от эффективной военной кампании будут ниже.
Самым важным активом в Африке стоит считать и не ресурсную базу, допуск к которой можно достаточно легко потерять, а огромный рынок сбыта. Население континента составляет 1,2 миллиарда человек, постоянно растет и нуждается во всем — от бытовых предметов до «умных» решений для городов.
Континенту, создающему самую крупную зону свободной торговли в мире без единой системы железных дорог и электрических сетей, остро необходимы и инфраструктурные проекты. Именно это отлично понимает Китай, который вкладывается в масштабные стройки и, по сути, делает себя незаменимым партнером. Российский уровень технологий также может удовлетворить рынок, а улучшение инфраструктуры в перспективе должно сказаться на уровне жизни и платежеспособности населения.
Кроме того, мир за долгие годы помощи так и не накормил Африку — для региона проблема голода остается одной из первоочередных. Российское сельское хозяйство же имеет производственные возможности для выхода на этот рынок вместо «пустого» вливания денежных средств, как это делают многие внерегиональные игроки.
Российско-африканские отношения сегодня — это потенциал, но не возвращение. Это видно по объему сотрудничества с регионом на фоне других, даже не ведущих внешних игроков. Предвзятость в отношении ведения бизнеса в Африке, отсутствие реальной политической воли и сопутствующий этому дефицит финансовых стимулов и экспертов ограничивают присутствие Москвы.
Однако страна еще может использовать имеющийся потенциал и начать толкаться локтями, чтобы стать реальным партнером наиболее перспективного региона. России стоит присмотреться и увидеть в сотрудничестве с Африкой возможность не только для расширения внешнеполитического влияния, но для внутреннего развития.