35 лет назад в результате взрыва на Чернобыльской АЭС был полностью разрушен реактор четвертого энергоблока электростанции, а 160 тысяч квадратных километров оказались загрязненными. На пресс-конференции, прошедшей в онлайн-формате в ТАСС в День памяти жертв радиационных аварий и катастроф, ученые Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН (ИБРАЭ) представили Национальный доклад к 35-летию аварии на Чернобыльской АЭС.
«35 лет Чернобыльской аварии. Итоги и перспективы преодоления ее последствий в России» — плод совместной работы специалистов госкорпорации «Росатом», Российской академии наук, МЧС, Минздрава, ФМБА, Росгидромета, Роспотребнадзора и ряда других организаций. В нем шесть основных разделов, а статьи написаны 44 авторами из 14 организаций. Доклады по этой теме выходят раз в пять лет, но в этом году впервые обсуждаются уроки аварии для атомной отрасли и для общества в целом. О последствиях самой крупной катастрофы в истории мирного атома, уроках для атомной отрасли и для общества, мифах и реальности — в материале «Ленты.ру».
По словам академика РАН, доктора физико-математических наук, создателя и научного руководителя Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН (ИБРАЭ) Леонида Большова, самый большой раздел доклада посвящен влиянию аварийного облучения на людей. «Первые группы обследуемых — это ранние ликвидаторы, пожарные и персонал, находившийся рядом с разрушенным реактором первое время, — объясняет Большов. — Таких было порядка 600 человек, у большинства из них были те или иные признаки острого радиационного поражения, которые требовали медицинской помощи. 237 человек с предварительным диагнозом острая лучевая болезнь были направлены вертолетами в специализированные клиники Москвы и Киева. После верификации диагноз острой лучевой болезни был подтвержден у 134 человек. 28 человек с очень высокими дозами врачам спасти не удалось. Остальные 106 человек, вылеченных нашими замечательными врачами, выжили и наблюдаются пожизненно».
По его словам, помимо чисто возрастных проблем со здоровьем, у некоторых из них есть заболевания, которые можно отнести к отдаленным последствиям облучения. Через 30 лет после аварии более 80 человек из тех, кто перенес острую лучевую болезнь, живы. Умерли 26 человек, что более-менее соответствует медицинской статистике России для этой возрастной группы.
В настоящее время под медицинским наблюдением из-за чернобыльской аварии в России находятся 375 тысяч человек, которые регулярно проходят обследования, и картина состояния их здоровья ясна. По словам Леонида Большова, случаи рака щитовидной железы у лиц, бывших детьми до 18 лет на момент аварии, — от 7 до 50 процентов из 1838 случаев. Это может быть связано с облучением. Такой разброс в процентах он считает характерным для исследований последствий чернобыльской аварии, так как нет точных сведений о полученных людьми дозах радиации: «Дозиметрия была весьма и весьма слабой. Когда мы говорим про статистику, здесь масса вопросов. Дозиметров на всех не хватало, у населения дозиметров вообще не было».
Леонид Большов отметил, что у некоторых обследуемых есть длительные психологические стрессы и тревожность, и подчеркнул, что иные последствия ни у ликвидаторов, ни у жителей загрязненных территорий установлены не были.
Он считает, что медицинские последствия аварии на Чернобыльской АЭС достаточно ограничены, вместе с тем размер гуманитарных последствий превратил эту аварию средней тяжести (по методикам расчетов техногенных аварий) в катастрофу — в том числе из-за ошибочных решений. По его словам, авария нарушила жизнь на обширных территориях, потребовала героических усилий по преодолению ее последствий, оставила глубокий след в жизни ликвидаторов, их семей и потомков, вызвала долговременные опасения за здоровье миллионов людей, породила страх аварий, вызвала недоверие общества к атомной энергетике.
По мнению Леонида Большова, после чернобыльской аварии в атомной отрасли появилась новая концепция безопасности, а «принципы управления начинаются с культуры безопасности». Он считает, что если до чернобыльской аварии это воспринималось как что-то «империалистическое», то после аварии это внедрено во все этапы атомной деятельности: и при проектировании, и при конструировании, и при эксплуатации, и при выводе из эксплуатации: «Если на любом уровне по любому вопросу конкурируют между собой безопасность и, скажем, экономика, сроки, то приоритет безопасности — абсолютный».
Создатель и научный руководитель ИБРАЭ РАН рассказал журналистам, что в первые пять лет после аварии была проведена ревизия всех реакторов, внесены изменения в конструкции и в режим их эксплуатации, ускоренными темпами начали развиваться методы анализа безопасности в условиях аварий. «До Чернобыля у нас считалось, что тяжелых аварий быть не может, их не надо изучать, — вспоминает Большов. — А после Чернобыля пошли большие программы взаимодействия с мировыми специалистами».
Срочные меры в атомной отрасли завершились в 1993-1994 году проведением международной экспертизы безопасности первого блока Курской АЭС, подтвердившей, что она соответствует безопасности западных энергоблоков того же поколения. Благодаря этому эксплуатация установок данного типа продолжается по сегодняшний день.
Сейчас, по словам Леонида Большова, «если оператор остановил реактор потому, что показания приборов указывают на возможность аварии, и это оказалось несоответствующим действительности, его никто не ругает, премии не лишают — это нормально». Для поддержания уровня безопасности важно то, что надзор пропускает проект только после того, как доказано по любому сценарию, по любой конструкции, что она опробована, есть результаты экспериментов. На каждой станции сегодня тренажеры, треть времени операторы проводят на полномасштабном тренажере.
Заместитель директора ИБРАЭ по информационно-аналитической поддержке комплексных проблем ядерной и радиационной безопасности Игорь Линге рассказал журналистам про защитные меры и технологии радиологической защиты, использованные после аварии. По его словам, «можно выбирать разные критерии оценки чернобыльской катастрофы, но по числу жертв непосредственно и отдаленных здесь не может идти речи ни о какой крупнейшей и даже крупной аварии». А вот по загрязнению территории, по его мнению, действительно ситуация была серьезная: «В Европе было загрязнено более 200 тысяч квадратных километров. Практически все страны Европы в той или иной мере подверглись радиоактивному загрязнению».
По словам Игоря Линге, во всех этих странах реализовывались защитные меры, в большинстве из них это продолжалось буквально месяц-полтора и касалось радиоактивного йода, в остальных случаях все защитные мероприятия сворачивались, поскольку проводилась их оценка по критерию затраты — выгода. Ученый считает, что «мы видим достаточно пеструю картину оценки эффективности реализованных защитных мер».
В докладе сообщается, что за 35 лет в результате радиоактивного распада радиационная обстановка на загрязненных территориях существенно улучшилась, а число населенных пунктов в зонах загрязнения заметно сократилось, в первую очередь за счет слабозагрязненных территорий.
Игорь Линге, опираясь на данные, представленные для доклада специалистами ИБРАЭ в области сельского и лесного хозяйства, сообщил, что если в 1987 году на территории России невозможно было проведение сельхозпроизводственных работ на 17 гектарах, то в 2020 году — это уже всего 1,6 гектара. По его словам, это произошло за счет радиоактивного распада и сельскохозяйственной деятельности. «Здесь есть очень простой рецепт: чем выше культура земледелия и чем оно интенсивнее, тем радиологические последствия быстрее заканчиваются», — считает заместитель директора ИБРАЭ.
По словам Леонида Большова, в чернобыльской зоне в России, в Белоруссии и на Украине, за исключением очень небольших участков, абсолютно безопасно, там можно и жить, и вести хозяйственную деятельность. «И поэтому привлечение туристов в эту запрещенную зону — это правильный шаг к тому, чтобы восстанавливать там нормальную хозяйственную деятельность. Это абсолютно безопасно, подтверждено на международном уровне рядом экспедиций, организованных МАГАТЭ и другими международными организациями», — уверен ученый.
Рассказывая о научных знаниях, на которых базируются выводы авторов доклада, заведующая лабораторией №23 «Проблемы коммуникации при оценке рисков» ИБРАЭ Елена Мелихова напомнила, что воздействие радиации на человека исследуется уже 120 лет. По ее словам, «ни один фактор не изучался такое количество лет, так тщательно и скрупулезно на международном уровне. За это время под наблюдением были гигантские контингенты людей, которые находились в самых разных ситуациях облучения».
По словам Елены Мелиховой, «к сожалению, с течением времени отношение общества к радиационному риску практически не меняется». Это подтвердили результаты опросов российского общественного мнения в 2012 году, спустя 25 лет после аварии на Чернобыльской АЭС. Большинство россиян полагает, что в результате чернобыльской аварии погибли тысячи, десятки тысяч и миллионы человек. Отрыв от фактических данных — колоссальный».
По мнению составителей доклада, этот гигантский разрыв между научными знаниями и общественным мнением представляет собой достаточно серьезную проблему, особенно для государства, которое последовательно развивает атомную энергетику. Елена Мелихова рассказала, что представления о смертельной опасности — главная причина того, что люди с опаской относятся к строительству атомных станций вблизи мест своего проживания.
«Еще одна проблема связана с тем, что эти представления о Чернобыле автоматически переносятся на любую другую аварию. Никто, кроме ученых-энтузиастов, с этим не пытался работать, общественное мнение сформировалось стихийно, во многом благодаря тем действиям, которые предпринимало государство, иногда избыточным», — считает Елена Мелихова. По ее мнению, переформатировать общепринятые представления достаточно сложно, и одним ученым с этой задачей не справиться: «Здесь нужны системные подходы на уровне государства, включая модернизацию чернобыльского законодательства, повышение квалификации учителей и врачей, широкое информирование населения через СМИ и другие меры».
Леонид Большов рассказал, что несмотря на то, что «уроки атомной энергетики извлечены, достигнут очень высокий уровень безопасности, есть разрыв между общественным восприятием тяжести медицинских последствий и фактическими данными». По его словам, боязнь радиации присутствует в обществе, и самый главный урок пока не извлечен — «в обществе не сформировано понимание того, насколько дорого ему обходится принятие решений без объективной оценки».
«С момента аварии на ЧАЭС прошло 35 лет. По человеческим меркам это долго, а по историческим — один миг. Процесс формирования национальной памяти о Чернобыле все еще продолжается. Важно, чтобы этот процесс опирался на знания, научные аргументы, а не только на эмоциональный отклик людей на действия государства — к сожалению, не всегда адекватные», — отметил Леонид Большов.