В России вновь заговорили о создании трудовых лагерей, где заключенные могли бы выполнять принудительные работы и приносить пользу экономике. По мнению директора ФСИН России Александра Калашникова, зэки смогут заменить гастарбайтеров, дефицит которых с каждым годом ощущается все больше. Предполагается, что за свой труд осужденные будут получать достойную оплату, но правозащитники опасаются, что создание исправительно-трудовых лагерей станет возвратом к практике принудительного труда в советском ГУЛАГе. Некоторая преемственность действительно прослеживается. Насколько известно, помимо прочего, осужденным предстоит трудиться на модернизации Байкало-Амурской магистрали (БАМ), которую в начале 30-х годов прошлого века как раз начинали строить узники ГУЛАГа. Подробности амбициозного проекта ФСИН выясняла «Лента.ру».
20 мая директор Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) России Александр Калашников выступил с предложением заменить трудовых мигрантов российскими заключенными. По замыслу Калашникова, в стране необходимо создать трудовые лагеря: там будут находиться заключенные, часть срока которых заменят на принудительные работы.
В конце 2020 года Калашников рассказывал, что между администрацией Норильска и ФСИН есть договоренность использовать труд заключенных для очистки Арктики от накопленных загрязнений. Администрация согласилась построить исправительный центр на 56 человек, в котором будут проживать заключенные, привлеченные к принудительным работам.
Минюст, в свою очередь, рассматривает возможность засчитать тем, кто будет трудиться в Арктике, год принудительных работ за полтора. И Арктика — лишь одно из мест, где, по замыслу руководства ФСИН, могут работать заключенные в трудовых лагерях.
На недавней пресс-конференции в Красноярске Александр Калашников сообщил, что ФСИН планирует создать исправительный центр в Сибири: там осужденные будут выращивать деревья и саженцы, чтобы восстанавливать леса после пожаров.
К примеру, их труд будет использоваться при модернизации Байкало-Амурской железнодорожной магистрали (БАМа). Примечательно, что строительство БАМа, одной из крупнейших магистралей в мире длиной 4 300 километров, начали как раз узники ГУЛАГа. В 1932 году для этих целей был сформирован БАМлаг, а к 1938 году строительство БАМа обеспечивали уже шесть исправительно-трудовых лагерей. Возможно, именно из тех времен пошла присказка: «От Байкала до Амура строят БАМ посланцы МУРа».
Теперь модернизировать БАМ тоже предлагается силами заключенных — на этот раз не советских, а российских. Возможно, именно поэтому Александр Калашников особо подчеркивает, что новым ГУЛАГом трудовые лагеря ФСИН не станут — уж слишком очевидны тут ассоциации со страшным советским прошлым.
Сегодня проект трудовых лагерей ФСИН находится на начальном этапе — в стадии обсуждений. Идею Александра Калашникова уже поддержал спикер Госдумы Вячеслав Володин, но с отрезвляющей статистикой: России необходимо около одного миллиона трудовых мигрантов.
Заменить их всех заключенными технически невозможно — в российских СИЗО и колониях содержатся всего 478 тысяч человек.
Вообще, в УК РФ существует три вида работ, которые применяются в качестве наказания. Первый — обязательные работы. К примеру, уборка мусора или покраска заборов. Каждый осужденный, приговоренный к реальному лишению свободы и находящийся на зоне, занимается такими работами не более двух часов в день в обязательном порядке.
Второй вид наказания, связанный с трудом, — это исправительные работы. При таком виде наказания осужденный ходит на свою работу, его свобода не ограничена, но часть зарплаты — от 5 до 20 процентов — забирает государство. Если работы у осужденного нет, государство ему ее предоставляет: отсидеться в центре занятости не получится.
В 2017 году Минюст России принял несколько поправок в УК РФ, разрешающих российским заключенным заменить оставшийся срок новым видом наказания — принудительными работами.
Принудительные работы для заключенных сегодня возможны в 26 специальных исправительных центрах (ИЦ) и на территории 82 колоний. Осужденные, занятые на таких работах, отдают государству от 5 до 20 процентов своей зарплаты.
Принудительные работы были введены Минюстом для «создания новых альтернативных возможностей ресоциализации осужденных, твердо вставших на путь исправления». Правда, с этими работами уже сегодня возникает целый ряд проблем, но именно их планируется внедрять в новых трудовых лагерях ФСИН.
Основная проблема с принудительными работами состоит в том, что, несмотря на название, соглашаться на них или нет — право заключенного. Сейчас в России около 8 тысяч мест для прохождения принудительных работ, но заняты на них лишь 6 600 осужденных — около 1,5 тысячи мест просто пустует.
Как рассказал «Ленте.ру» на условиях анонимности бывший сотрудник ФСИН России Александр (имя изменено), первое, что мешает осужденным заниматься принудительными работами, — тюремные понятия.
Все российские зоны негласно делятся на «красные» и «черные». В первых все аспекты жизни заключенных полностью контролирует администрация исправительных учреждений, во вторых все неформальные вопросы (включая те, что связаны с администрацией) решают криминальные элементы.
Кроме тюремных «понятий», у заключенных есть еще одна причина не отправляться на принудительные работы. Сегодня осужденный может подать прошение об условно-досрочном освобождении, отбыв две трети своего срока. Но если подать прошение о замене оставшегося срока принудительными работами, «счетчик 2/3» обнуляется, и заключенный фактически теряет право на УДО.
Таким образом, выпросив себе принудительные работы, зэк даже при хорошем поведении сидит от звонка до звонка — в тюремной среде это ни для кого не секрет.
Но в исправительных центрах это правило не действует: давать или не давать заключенному свидания с близкими — там решает исключительно начальник. И если зэк за год не получил ни одного свидания (к примеру, по каким-то причинам попав в немилость к администрации), жаловаться на это ему будет просто некому — ведь он сам согласился на такие условия.
Кроме того, в некоторых исправительных центрах вообще нет комнат для свиданий, и там администрация даже при желании не сможет обеспечить осужденному встречи с родственниками. Будут ли условия для свиданий в трудовых лагерях, о которых говорил директор ФСИН Калашников, — пока вопрос открытый.
Против уже действующих исправительных центров играет еще одно обстоятельство: заключенному, нуждающемуся в деньгах, ничто не мешает добровольно работать в колонии при наличии там производства.
За такой труд осужденному полагается зарплата, хоть и меньшая, чем на принудительных работах. Но при этом работа в колонии не обнуляет для него отсчет срока для подачи ходатайства на УДО. Более того, факт труда на зоне суд обычно расценивает как положительный момент — это повышает шансы на досрочное освобождение. Всех этих плюсов исправительные центры лишены, поэтому неудивительно, что желающих работать там сегодня не хватает.
Между тем к инициативе ФСИН о введении в России трудовых лагерей для заключенных правозащитное сообщество отнеслось весьма настороженно. Как считают специалисты, соблюдение прав зэков в таких местах может оказаться под угрозой. Подробнее об этих опасениях «Ленте.ру» рассказал правозащитник Динар Идрисов.
«Лента.ру»: Как вы считаете, почему директор ФСИН Калашников, говоря о трудовых лагерях, особо подчеркнул, что они не будут иметь ничего общего с ГУЛАГом?
Динар Идрисов: Знаете, я бы так сказал: все, что они во ФСИН придумывают для защиты прав заключенных, все равно в итоге превращается в нарушение прав человека и ГУЛАГ. Сама по себе идея замены лишения свободы на исправительные работы в мире не нова, как не нова она и в современной России.
Как и когда эта идея появилась у нас?
В 2017 году в законах появились изменения: это позволило создать исправительно-трудовые центры. Появилась возможность заменять — подавать соответствующие ходатайства об изменении наказания по легким статьям и статьям средней тяжести. Сама по себе идея, казалось, могла привести к разгрузке колоний и улучшению положения осужденных.
Ну и развивали бы эти центры, строили бы их в городах, предлагали бы такую возможность заключенным. Почему вдруг возникла эта дискуссия (о трудовых лагерях — прим. «Ленты.ру»)? Что мешало ФСИН и государству в лице службы практику исправительных центров развивать?
Что, по-вашему, пошло не так с 2017 года?
Просто за «новой» идеей мы слышим, что крупным российским госкорпорациям не хватает трудовых мигрантов, не хватает дешевой рабочей силы. В том числе в тех местах, куда свободные люди, не обремененные наказанием в виде лишения свободы, не поедут — или поедут только при высоком уровне материально-технического обеспечения.
То есть обсуждение в обществе началось с того, что нужны новые трудовые лагеря именно в этих сложных местах, в которых на благо госкорпораций будут трудиться заключенные.
И эта идея ничем иным для России, кроме как ГУЛАГом, не обернется в условиях, когда нет суда, который должен защищать права человека. Нет общественного контроля и общественной способности контролировать корпорации, которые с удовольствием будут использовать этот подневольный труд.
Но ведь в данный момент принудительные работы — дело добровольное. Никто не может заставить осужденного насильно поехать в такой лагерь...
Изначально идея трудового лагеря в том, что человек действительно освобождается от наказания. Он свободный человек, но обязан посещать работу и выполнять некоторую трудовую функцию. В остальное время этот человек свободен во всем, просто должен бывать на работе. Если лагерь в городе, то это имеет смысл.
Но если человек оказывается в лагере где-то в Сибири, где нет никакой ближайшей социальной инфраструктуры, то он по-прежнему лишен свободы, но еще и обременен трудом.
Поэтому я опасаюсь, что идеи ФСИН обернутся очередным витком нарушения прав заключенных и станут проектом, приближающим практику советского ГУЛАГа. Идея трудовых лагерей, предлагаемая обществу, имеет лишь симпатичную обертку гуманизма. На деле же все может оказаться совсем иначе.