«Весь мир будет выглядеть иначе» 30 лет назад начался распад СССР. Почему этот процесс не закончился до сих пор?

30 лет назад, 12 декабря 1991 года, произошло одно из ключевых событий в последней главе истории Советского Союза. Верховный совет РСФСР денонсировал Союзный договор 1922 года и ратифицировал соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). СССР прекратил свое существование, а новое соглашение было призвано затормозить процесс стихийного и неконтролируемого распада общего экономического и политического пространства. Юридический конец СССР стал началом сложного периода формирования новых наций-государств, который не завершен и поныне. О том, какие процессы запустились с подписанием Беловежского соглашения, почему на постсоветском пространстве до сих пор вспыхивают этнополитические конфликты и ждет ли бывшие союзные республики исторический тест на состоятельность, «Ленте.ру» рассказал британский политолог, эксперт клуба «Валдай», старший научный сотрудник Института ответственного государственного управления (США) Куинси Анатоль Ливен.

«Лента.ру»: В странах постсоветского пространства СССР часто воспринимается как «тюрьма народов», где проводилась жесткая политика централизации, под гнетом которой вся конструкция в итоге оказалась разорвана. Насколько обосновано такое восприятие?

Анатоль Ливен: Советский Союз представлял собой любопытную смесь. То есть, несомненно, в нем были народы, в частности прибалты, которые не без оснований воспринимали СССР как «тюрьму народов». Были, конечно, и другие народы, которые, по сути, были освобождены Российской империей, например грузины. А были и народы, фактически созданные СССР.

Титульные нации советских республик никогда ранее не имели национальных государств. Это сделал Советский Союз. Собственно, СССР создал украинскую государственность, как бы это ни отрицали многие украинцы.

Конечно, степень культурной свободы была очень разной, в зависимости от республики. Но ни в одной из них не была полностью стерта национальная идентичность — и мы это видим по тому, как все сложилось после распада СССР. Но, несомненно, в некоторых местах национальная культура подавлялась больше, чем в других, особенно в Центральной Азии, где происходило частичное подавление ислама наряду с поощрением местных языков.

За исключением политики в отношении языка и в некоторой степени культуры, в большинстве случаев не было реальной разницы между отношением государственной власти к тому или иному народу. Наиболее очевидно это было при Сталине, да и при Ленине, это же в значительной степени сохранялось вплоть до распада СССР. Единственным исключением здесь, я бы сказал, было отношение к некоторым кавказским народам и немцам, которые подверглись депортации в 1940-е годы.

Но республики Советского Союза повели себя очень по-разному во время распада СССР...

Очевидно, что прибалты и грузины хотели выйти из состава Советского Союза. Армяне, возможно, хотели остаться, если бы они смогли получить Нагорный Карабах. Украинцы на референдуме в марте 1991 года проголосовали за то, чтобы остаться, но об этом не принято вспоминать.

У меня была студентка из Казахстана. Она мне сказала, что прекрасно знает о страданиях казахского народа как в Российской империи, так и при советской власти. Казахи больше всех других народов пострадали от голода в начале 1930-х годов. Не по чьей-то задумке, а потому, что, будучи пастушеским народом, они столкнулись с более катастрофическими последствиями, нежели другие. Но даже помня об этом, она все равно испытывала благодарность СССР за знание русского языка.

Но почему миф о «тюрьме народов» так важен для современных постсоветских республик? Они не могут построить национальные государства без противопоставления себя России?

Думаю, что действительно так. Это можно обнаружить во всех государствах, образовавшихся вследствие распада империй, даже в африканских странах, которые фактически были созданы империями. Раньше не было Нигерии, Ганы и так далее. В Индии большинство штатов — дело рук британцев. И англоязычная индийская элита, включая тех, кто боролся за независимость, тоже, безусловно, дело рук британцев.

И, конечно, среди стран бывшего Советского Союза есть одновременно государства, считающие Россию более или менее союзником и другом, и те, кто видит в ней врага. А еще есть Украина, которая фактически расколота пополам. На Украине нет единого мнения по этому вопросу.

Кстати, если сконцентрироваться на Украине и Белоруссии, то что еще становится определяющим фактором для выстраивания их самоидентификации спустя 30 лет после распада СССР?

Есть множество факторов. Среди населения прослеживается национализм, в целом чувство иной культурной идентичности. Кроме того, есть очевидные интересы элит, которые ухватились за возможность более плотно взаимодействовать с Европейским союзом (ЕС) и США.

Ну и, наконец, среди большей части населения этих стран прослеживается ненависть к олигархам и коррупции, и некоторые из них думают, что Запад магически разрешит эти проблемы. Хотя в ряде случаев, по крайней мере в некоторых частях мира, западные деньги только ухудшают ситуацию, они лишь поощряют расхищение государственных денег, которые потом выводят в Лондон, Нью-Йорк и другие финансовые центры.

Для меня очевидно, что произошедшее на Украине в 2014 году стало следствием очень понятной ненависти к коррупции и отчаянием от экономического упадка.

Большинство просто не понимало, что происходит. Знаете, во время распада СССР многие на Украине говорили, дескать, мы хотим независимости от Советского Союза. И ты у них спрашивал: «Значит ли это, что вы хотите отдельное государство?» А они отвечали: «Нет-нет, что вы, мы хотим независимости внутри Советского Союза».

Поэтому когда произошел разворот Украины к Западу, люди захотели присоединиться к ЕС. Они смотрели на происходящее в Польше и видели немало преимуществ от вступления в ЕС как в финансовом плане, так и с точки зрения возможности переехать на заработки в Париж или Лондон. Они хотели членства в ЕС, а не того, что получили в конечном итоге.

Как вам кажется, процесс дезинтеграции на постсоветском пространстве в этих условиях продолжится? Если да, то не чревато ли это появлением новых горячих точек?

История очень длинна, но я думаю, что процесс распада пока будет продолжаться. Что произойдет в будущем, мы просто не знаем, потому что здесь уж слишком много переменных. Во-первых, нам еще предстоит увидеть, что произойдет в Соединенных Штатах и во Франции. Вполне возможно, что со временем Запад многое утратит.

Во-вторых, мы, конечно, этого не знаем наверняка, но если прогнозы ученых об изменении климата окажутся верны, я не исключаю, что это приведет к распаду крупных государств — не России и не ЕС, но в других частях света.

Мы также столкнемся с миграционными потоками, возможно, в Россию и определенно — в ЕС и США. Если это произойдет, это может привести к краху демократии, ее отторжению. И, конечно, весь мир будет выглядеть иначе.

Знаете, есть такая поговорка: одна ночь хаоса и анархии хуже, чем сто лет тирании. Если вы переживете ночь анархии — а со мной это случалось в бытность журналистом, — вы поймете истинное значение этой пословицы.

Если говорить именно о постсоветском пространстве, как по-вашему: существующее множество проблем — от Нагорного Карабаха до Украины — это результат ошибок политиков или неизбежное развитие ситуации?

Если посмотреть на закат Британской империи, Французской империи — нам предстоит увидеть, что в будущем произойдет с Американской империей. Все эти события сопровождались конфликтами и хаосом. Некоторые из них были совершенно ненужными, другие вызваны ошибками, а некоторые, возможно, просто вбиты в сознание общества.

Есть такая тенденция — сваливать всю вину на Советский Союз. Но, честно говоря, как можно было решить проблему Нагорного Карабаха? Легко сказать: вернитесь в 1920-е годы и просто включите его в состав Армении. Это то же самое, что сказать, что британцам не следовало завоевывать Пенджаб (индийский штат на границе с Пакистаном, в котором проживает большинство сикхов страны — прим. «Ленты.ру»). Да, это так, но толку-то от этих разговоров было в 1946 году!

Посмотрите на французские войны во Вьетнаме и Алжире, даже на Мадагаскар — только на Мадагаскаре было убито больше людей, чем во всех постсоветских войнах вместе взятых. Индия и Пакистан, распад Португальской империи, Бельгия — все это было намного кровопролитнее, чем распад Советского Союза, который все еще кажется мне каким-то чудом.

Индийская армия боролась бы. Да, их армия уважает демократию, но индийские генералы в личных беседах абсолютно четко мне говорили: «Если над страной нависнет угроза распада, мы возьмем власть в свои руки. Мы обязаны это сделать, мы поклялись защищать отчизну». В Нигерии, да и во всем мире есть армии, которые пойдут на это. Советская армия не пошла.

Но Советский Союз нес при всем том большую идею. Современной России есть что предложить тем же русским на Украине?

Думаю, тут есть два момента — одновременно плохих и хороших. Один из них заключается в том, что российские власти не совсем заинтересованы в мобилизации населения на Украине. Разве что с точки зрения знаменитой реплики императора Австрии, которому сказали, что такой-то человек был патриотом, и император в ответ спросил: «Он патриот по отношению ко мне?».

Думаю, что третий фактор — и он тоже одновременно позитивный и негативный — это то, что, слава богу, Россия не является националистическим государством, где во главе угла находился бы русский этнос. Люди, которые называют российского президента Владимира Путина националистом, совершенно неправильно его понимают. Он гораздо больше придерживается советской и российской имперской традиции: если вы лояльны к государству, значит, вы русский. Таким образом намного сложнее мобилизовать этнических русских.

И еще, конечно, есть обеспокоенность, что все выйдет из-под контроля. Последнее, чего хочет Россия, — это эскалации, например, в Казахстане или в Прибалтике. Любой новый кризис в отношениях с ЕС и США не в интересах России, она от этого ничего не выиграет. Так что есть риск запустить процесс, который потом не получится контролировать.

Но, прежде всего, я не думаю, что российское руководство мыслит в этих терминах. В них не мыслит и русскоязычное население большей части Украины, в том числе в Донбассе. Все гораздо сложнее. Взять хотя бы тех, кто испытывает сильное влечение к русской культуре, русскому языку, у кого сильное желание видеть Россию в качестве союзника и друга. У половины этих людей украинские фамилии. У половины людей, которые называют себя украинцами, русские фамилии из-за смешанных браков. Знаю одну семью в Донбассе: армянин, женатый на украинке.

Но при всем этом на Украине русский язык и культура продолжают исчезать. Дерусификация неизбежна? К чему этот процесс может привести в перспективе?

В конечном счете это зависит от давления руководства страны, ведь понятно, что это исходит от властей. Еще одним фактором станет то, сможет ли Украина стать успешной экономикой, появится ли у нее собственная современная культура, потому что большая часть украинской культуры все еще остается русской.

Дать однозначный прогноз затруднительно. Многое будет зависеть, как я уже сказал, от привлекательности Запада. Если вдруг произойдет распад ЕС — а это вполне возможно на каком-то этапе в будущем, хотя я и надеюсь, что этого не случится, — тогда природа Украины и ее границы, если не ее существование, окажутся под вопросом.

Мы видели на примерах других стран, что это возможно, если вести такую работу упорно и последовательно в течение длительного периода времени. Но говорить пока рано, время покажет.

Разделить общее культурное наследие — то, что сейчас, как мне кажется, пытаются сделать на Украине — это вообще возможно?

Это возможно. Во время распада Советского Союза российские, да и украинские демократы мечтали о том, что СССР перерастет во что-то вроде ЕС. То есть, как говорили украинцы, независимость государства внутри Советского Союза — вроде независимых Италии и Испании в рамках ЕС. Ничто не вечно, но, конечно, на данный момент этот сценарий не выглядит реалистичным.

У Турции, о которой мы уже вспоминали в этом контексте, иная ситуация: они все ждут и ждут вступления в Европейский союз. Не утверждаю, что ЕС виноват в этом, но факт в том, что турки столько раз подавали заявку, но все безрезультатно.

И важный момент заключается в том, что после распада Советского Союза у России все сложилось достаточно благополучно, тогда как Украина становилась все беднее и беднее. В Белоруссии же люди смотрят не на ситуацию в Польше, Чехии или во Франции. Они смотрят на соседей — на Украину.

При этом взгляд на ситуацию у простого белорусского работяги из Витебска или Гомеля и белорусского интеллектуала, чей взор устремлен на Запад, очень и очень отличается.

В сентябре 1990 года в «Комсомольской правде» была напечатана знаменитая статья Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?», в которой писатель предложил выделить из СССР Россию, Украину и Белоруссию вместе с примыкающим Казахстаном. Как вы считаете, эта идея единства жива до сих пор?

Думаю, да. Эта идея никуда не денется: все же сильны исторические связи народов, их личные связи, в том числе через брак. У огромного количества людей в России есть родня в Белоруссии и на Украине, и наоборот. Отчим моей жены — украинец, а значит, ее сводная сестра наполовину украинка. Эти связи настолько крепки, что их невозможно уничтожить. Так что идея никуда не денется.

Что касается Казахстана, то он действительно не является Центральной Азией в той же степени, что Узбекистан или Туркмения, и сами казахстанцы на этом настаивают. Большая часть населения этой страны, конечно, тоже не русские, но у них есть огромная русскоязычная прослойка населения. И, в конце концов, казахская элита, которая говорит по-русски.

Такого рода идеи, конечно, никогда не исчезают полностью. Например, идея о единой Руси была лишь теорией на протяжении сотен и сотен лет, но она вернулась. Идея западного христианского мира, казалось, полностью исчезла в результате реформации, но затем проникла в работы Иммануила Канта, а оттуда, можно сказать, в конечном итоге в ЕС. Но, конечно, не в таком виде, что Данте ее бы не признал.

Помню, один латвийский друг сказал мне, вспоминая статью Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории?»: «Вы должны понять, что мы живем в ЕС и НАТО, а это значит, что история для нас подошла к концу». Ничего подобного. Латвия останется там, где она есть — в Европе, рядом с Россией. Более того, мы не знаем, во что превратится ЕС — может, он распадется через сто лет.

Если прогнозы об изменении климата окажутся верны, то, быть может, через 200 или 300 лет и вовсе не будет никаких организованных государств. История не заканчивается, просто мы не знаем, куда она движется. Но я думаю, что эти идеи никуда не денутся и будут возникать снова все в новых и новых формах, но в каких именно — трудно предугадать.