«Вся верхушка правительства восстала» 65 лет назад сталинисты попытались лишить Хрущева власти. Как ему удалось победить?

Ровно 65 лет назад, 29 июня 1957 года, в Москве завершился Пленум ЦК КПСС — одно из ключевых событий борьбы за власть в партийном руководстве после смерти Иосифа Сталина. Первый секретарь ЦК Никита Хрущев, прославившийся разоблачением культа личности, смог разгромить группу влиятельных политиков во главе с Вячеславом Молотовым и Георгием Маленковым, которые, как считается, желали возврата к сталинским порядкам и пытались отправить Хрущева в отставку. Победитель не стал учинять расправу над противниками и отправил их на мелкие должности в провинцию. Решающую роль в этой борьбе сыграл маршал Георгий Жуков. Но Хрущев боялся своего благодетеля и вскоре снял его с должности министра обороны. Как развивался один из главных политических кризисов послевоенной истории СССР — в материале «Ленты.ру».

***

В начале июня 1957 года студент Московского энергетического института и сын первого секретаря ЦК КПСС Сергей Хрущев женился на своей одногруппнице Галине Шумовой. Их ждала практика на приборостроительном заводе. Свадьбу играли на даче Никиты Хрущева, который недолюбливал невестку, но хотел порадовать любимого отпрыска.

Хлебосольный хозяин пригласил на торжество первых лиц Советского Союза. Приехали глава правительства Николай Булганин, его предшественник на этом посту Георгий Маленков, а также экс-глава МИД Вячеслав Молотов («лучший ученик и ближайший соратник» Сталина), председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов, влиятельный член Президиума ЦК КПСС (так при Хрущеве называлось Политбюро), бывший вождь московских и украинских большевиков Лазарь Каганович, министр обороны Георгий Жуков, председатель КГБ Иван Серов и многие другие.

Гости разбились на две компании — молодежь и старики. Они выпивали и веселились, новобрачных щедро одаривали. И только чета Маленковых, всегда любившая делать запоминающиеся презенты, вручила Шумовой потрепанную сумочку с дешевым будильником, который можно было купить в любом универмаге. Это выглядело тем более удивительным, ведь именно Валерия Голубцова, супруга Маленкова, в бытность ректором МЭИ убедила Хрущева-младшего подать документы в ее вуз и поощряла своего протеже.

Как водится, свадьба не обошлась без скандала. По воспоминаниям маршала Жукова, в какой-то момент хозяин дачи вскользь уколол подвыпившего Булганина, который в ответ вскипел, сказал Хрущеву подбирать выражения. Собравшиеся за столом замерли от неожиданности. Праздничная атмосфера была безнадежно испорчена, и многим стало ясно, что в руководящей верхушке СССР существует серьезный конфликт.

«Отец пребывал в отличном праздничном настроении, шутил, задирался, — рассказывал свою версию Сергей Хрущев. — Когда Булганин начал очередной тост, он отпустил беззлобную шутку. Булганин среагировал бурно, просто взорвался. Стал кричать, что не позволит затыкать ему рот, помыкать им. Его еле успокоили».

После окончания застолья Молотов, Маленков, Каганович и Булганин демонстративно попрощались с остальными и уехали на дачу Маленкова. Хрущев понял, что отныне Булганин переметнулся в лагерь его противников.

«Верхушка восстала против маниакальной ненависти к Сталину»

Хрущев нажил себе врагов не за один день. С Маленковым они прежде дружили, сообща свалили в 1953-м Лаврентия Берию и распределили между собой власть: Никита Сергеевич возглавил партию, Георгий Максимилианович — правительство. Но в том же году между ними произошла крупная ссора. Хрущев первым выступил на Пленуме с докладом о мерах для облегчения положения крестьян и о сельском хозяйстве вообще. Инициатива считалась нужной и правильной, была позитивно воспринята в обществе. Через какое-то время с той же программой выступил в Верховном Совете СССР Маленков. Именно ему народ и приписал всю славу. Это порядком разозлило Хрущева, и он навсегда это запомнил.

«Молотов и Каганович — другое дело. Тут — политика. Их не устраивала десталинизация, — размышлял в своих мемуарах "Так было" Анастас Микоян. — А Маленков хотел тоже быть реформатором. Ему с Хрущевым политически было по пути. Только он переоценил пост главы правительства и недооценил роль руководителя партийного аппарата. Сам перешел в правительство, отдав партию в руки Хрущеву.

Что же до устроившего скандал на свадьбе Булганина, то поначалу он поддерживал Хрущева во всех начинаниях, но сильно обижался, когда тот лез в его сферу ответственности, высмеивал премьера и обвинял в некомпетентности. Постепенно Булганин все больше склонялся на сторону Молотова и Кагановича — те недолюбливали Хрущева давно, он отвечал им взаимностью. На взгляд Кагановича, остатки былой скромности Хрущева исчезли после XX съезда партии. В своих мемуарах, увидевших свет в конце 1990-х, верный сталинец вволю прошелся по оппоненту: тот, мол, почувствовал себя вождем, и «шапка на ем встала торчком». Каганович критиковал Хрущева за грубое нарушение коллективности в руководстве, что приводило к тяжелым политическим и экономическим ошибкам.

«Со времен Ленина ни один вопрос внешней политики не решался без Политбюро, и Сталин все вопросы внешней политики выносил на Политбюро и сам ими занимался, — писал Каганович. — Вначале и Хрущев придерживался этого порядка, но потом стал самовольничать. Вообще Хрущев "разошелся" и начал давать интервью иностранцам без предварительного согласования с Политбюро, то есть нарушая установившийся ранее порядок. Вдруг, например, Политбюро узнает, что Хрущев выступил по телевидению по международным вопросам, ничего никому заранее не сказав. Это было грубым нарушением всех основ партийного руководства внешними делами».

Хрущев часто жаловался своим приближенным на недостаточно уважительное отношение к нему со стороны Молотова. Однажды члены Президиума ЦК и Совмина решили устроить званый обед для писателей и деятелей искусства. Требовалось показать, что правящей элите не чужды вопросы культуры, тем более Хрущев, как известно, с какого-то момента испытывал неподдельный интерес к этому направлению. Собрались на одной из правительственных дач, гуляли по парку и катались на лодках по озеру. Благожелательную обстановку нарушил Хрущев: сначала он «наехал» на писательницу Мариэтту Шагинян и поэтессу Маргариту Алигер, а затем обвинил Молотова в притеснении русской литературы и искусства.

А вот маршалу Жукову стало окончательно ясно, какая глубокая и непреодолимая пропасть существует между двумя центрами силы, когда Молотов и Каганович на заседании Президиума ЦК в 1955 году не согласились с предложением наградить Хрущева второй медалью Героя Соцтруда за крупные достижения в сельском хозяйстве.

«К ним присоединился Маленков. Все они считали, что Хрущев проводит неправильную линию в области сельского хозяйства, игнорирует Президиум ЦК и без согласования выдвигает неосуществимый лозунг "догнать и перегнать Америку в два-три года"», — резюмировал Жуков.

Впоследствии Молотова, Маленкова и Кагановича заклеймили чуть ли не как врагов советской власти, убрали упоминания о них из литературы, постарались предать их забвению. На самом деле они были ничем не хуже Хрущева и его единомышленников. Историк-архивист Леонид Максименков в интервью «Ленте.ру» назвал абсурдными обвинения Молотова и его сторонников в особой борьбе за власть, поскольку они и так обладали почти неограниченными полномочиями, престижем и привилегиями.

«Да, они были за стратегию преобразований в стране, — пояснил специалист. — Все понимали, что гулаговская и мобилизационная экономика себя изжила, что нужно повышать жизненный уровень народа, который жил в подвалах и бараках. Маленков даже объявил революционный курс на развитие легкой и пищевой промышленности. За что и был снят с поста премьера. Вот в вопросе о тактике преобразований разногласия имелись. Разумеется, и фактор грубости, хамства, самодурства и нелояльного отношения Хрущева к коллегам стал едва ли не решающим в конфликте».

По словам Максименкова, первый секретарь ЦК был полуграмотным и косноязычным, чуть ли не через день приносил многочасовые бездарные доклады и речи, неправленые стенограммы, которые и сегодня нельзя просматривать без чувства сожаления и стыда.

«Хрущев висел на волоске»

Президиум ЦК собрался 18 июня 1957-го и заседал четыре дня. Председательствовал Булганин. Для начала оппоненты Хрущева попытались склонить на свою сторону его сторонников: пообщались с Микояном, а затем и с Жуковым, которого вызвал Маленков. Бывший премьер был очень любезен с маршалом, рассказал о неправильном исполнении Хрущевым своих обязанностей руководителя, о том, что он стал крайне груб в обращении со старейшими членами Президиума. Приведенные доводы не убедили Жукова, он решил, что за спиной Маленкова действуют «более опытные и сильные личности». Примерно той же позиции придерживался Микоян. Уже на Президиуме он дал понять, что не закрывает глаза на ошибки Хрущева, но считает их делом поправимым.

«Хрущев висел на волоске, — вспоминал Микоян. — Почему я сделал все что мог, чтобы сохранить его на месте Первого секретаря? Мне было ясно, что Молотов, Каганович, отчасти Ворошилов были недовольны разоблачением преступлений Сталина. Победа этих людей означала бы торможение процесса десталинизации партии и общества. Маленков и Булганин были против Хрущева не по принципиальным, а по личным соображениям. Маленков был слабовольным человеком, в случае их победы он подчинился бы Молотову, человеку очень стойкому в своих убеждениях. Булганина эти вопросы вообще мало волновали. Но он тоже стал бы членом команды Молотова. Результат был бы отрицательный для последующего развития нашей партии и государства. Нельзя было этого допустить».

Первым отставку Хрущева предложил Маленков, за высказались Ворошилов, поведавший, что обидчик допускал по отношению к нему окрики, бестактность и издевательства, а также Каганович, Молотов, Булганин, вице-премьеры Михаил Первухин и Максим Сабуров. Против смещения Хрущева были его ближайший в ту пору сторонник Алексей Кириченко, Микоян и Михаил Суслов. И сам Хрущев. Кроме того, в защиту первого секретаря выступила группа кандидатов в члены Президиума, которые однако не обладали правом голоса и могли повлиять на судьбу Хрущева только морально, — Леонид Брежнев, Екатерина Фурцева, Жуков и другие.

Особую позицию занял еще один кандидат в члены Президиума, бывший министр иностранных дел Шепилов, рассказавший про негативную атмосферу, созданную Хрущевым в секретариате ЦК, а также про то, что тот чернил Ворошилова как «отжившего, консервативно-отсталого» деятеля.

По словам Сергея Хрущева, его отца хотели заменить Молотовым. Но далеко не всем нравилась эта идея, многие опасались реставрации сталинских порядков. В качестве альтернативного варианта рассматривалось упразднение поста первого секретаря ЦК.

Настрой группы противников Хрущева несколько сбил своей психологической атакой Жуков.

«Я категорически настаиваю на срочном созыве Пленума ЦК, — сказал маршал членам Президиума. — Вопрос стоит гораздо шире, чем предполагает группа. Я хочу на Пленуме поставить вопрос о Молотове, Кагановиче, Ворошилове, Маленкове».

В те же дни Жуков произнес и другую фразу, стоившую ему в конечном счете карьеры. Реагируя на утверждение Сабурова о якобы появлении танков под Москвой, маршал с усмешкой заметил: «Какие танки? Танки не могут подойти к Москве без приказа министра, а такого приказа с моей стороны не было».

Хрущев не поддался давлению группы Маленкова — Молотова и категорически отказался уходить в отставку, ссылаясь на то, что снять его может только Пленум, но не Президиум. Ему было выгодно тянуть время. Каждый из членов выступал не по одному разу, разъезжались по домам лишь поздним вечером, чтобы наутро собраться снова.

Пока Маленков, Молотов и остальные вели бесконечные разговоры на заседаниях Президиума, соратники Хрущева во главе с Жуковым и Серовым занялись тайным сбором его союзников из регионов. Чтобы скорее доставить членов ЦК в Москву, Минобороны использовало самолеты ВВС. Особенно ждали преданного сподвижника Хрущева, первого секретаря Ленинградского обкома Фрола Козлова, который занимался организацией торжеств по случаю 250-летия города (юбилей проводили на четыре года позже из-за смерти Сталина в 1953-м).

Прибытие большой группы членов ЦК, настроенных поддержать Хрущева, застало группу Маленкова — Молотова врасплох. По убеждению маршала Жукова, они проиграли дело как раз из-за решения продлить заседание Президиума.

В своих воспоминаниях Каганович обвинил Хрущева в достижении преимущества нечестными методами: «Можно себе представить внутреннее психологическое состояние членов Пленума ЦК, доставленных в Москву в столь чрезвычайном порядке». Тем не менее этот шаг сыграл определяющую роль. Прибывшей группе удалось вмешаться в ход заседания, которое уже почти завершилось, и снять с обсуждения вопрос о первом секретаре. Сторонники Хрущева из ЦК также потребовали созыва Пленума. Инициатива окончательно перешла к хрущевцам.

Историк Максименков однако не считает обращение Хрущева за поддержкой к Пленуму ЦК главной причиной его итогового успеха. По его мнению, это версия для учебников по истории КПСС. Решающим фактором стала поддержка Хрущева со стороны армии и органов госбезопасности. Остальное было делом техники власти.

«Я глубоко сознаю свою политическую ошибку»

Пленум Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза открылся в Свердловском зале Кремля 22 июня 1957 года. Вместо вопроса «О неудовлетворительном руководстве первого секретаря ЦК Хрущева» был поставлен вопрос «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова». Члены ЦК выступали крайне резко, каждый стремился вылить свой ушат грязи на оппозиционеров. Председательствовавший Суслов на первом же заседании объяснил собравшимся, что раскол в Президиуме был вызван разногласиями в отношении курса XX съезда КПСС на десталинизацию. Вопрос о поведении Хрущева и допущенных им ошибках больше не поднимался.

Более того, Жуков привел документы, из которых следовало, что Молотов, Каганович и Маленков — «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров». Эффект, конечно, получился ошеломительным.

Вместо голгофы Пленум стал для хозяина Хрущева величайшим триумфом всей жизни: из обличительного процесса он превратился в процесс над его противниками. Группу Маленкова — Молотова обвинили в антипартийных действиях. Тем пришлось каяться и просить о пощаде.

«Я глубоко и искренне сознаю совершенную мною крупную политическую ошибку, нанесшую вред нашей партии, — отмечалось в заявлении Кагановича, текст которого прочитал Суслов. — Исправление имеющихся недостатков не требовало таких мер, как упразднение поста первого секретаря ЦК и освобождение товарища Хрущева от этого поста. Я также считаю, что наш Президиум ЦК и лично Хрущев имеют большие заслуги в наших достижениях и успехах как внутри страны, так и в международной политике. Отдавая себе отчет в том, что путь, на который я вступил, — путь сговора с другими членами Президиума — это путь вредный, непартийный, я прошу ЦК простить мне совершенную ошибку, граничащую с партийным преступлением, и дать мне возможность оправдать ваше доверие».

Просили учесть их раскаяние и другие «антипартийцы», утверждавшие теперь, что глубоко заблуждались, — Первухин, Сабуров, Шепилов. А глава советского правительства Булганин, по воспоминаниям маршала Жукова, «растерялся, петляя, как трусливый заяц, плел всякие невразумительные оправдания» и выглядел «крайне неавторитетно». Отчаянно пытался обелить себя в глазах Хрущева и Ворошилов. И только Маленков с Молотовым держались твердо и до конца отстаивали свои убеждения.

По мнению историка Максименкова, поддержка маршала Жукова и вооруженных сил, а также помощь председателя КГБ Серова и органов госбезопасности, стали основным условием победы Хрущева. Без армии и КГБ он был бы арестован или сослан в заштатный город или колхоз, уверен собеседник «Ленты.ру».

«Жуков справедливо связывал с Хрущевым и с его выдвиженцами модернизацию армии, прогресс страны, развитие промышленности, прежде всего атомной, — говорит Максименков. — С ними, а не со сталинской гвардией, уставшей от власти и не способной двигаться в ногу со временем. Да и что у него было общего с кавалеристом маршалом Ворошиловым или с другим опереточным маршалом — бухгалтером Булганиным? Или с догматиком Молотовым? Он прекрасно помнил, как несправедливо они повели себя с ним после Победы».

В идеале Жуков по итогам июньского Пленума должен был бы стать премьером, считает историк, потому как его видение развития тяжелой промышленности, ВПК, новых отраслей производства, а главное, армии и Военно-морского флота было тем, что могло гарантировать СССР цивилизационный прорыв и паритет в противостоянии с США и НАТО. Жуков был у истоков рождения Варшавского договора, обеспечил победу над мятежом в Венгрии, не допустил войны на Ближнем Востоке, триумфально посетил Индию.

«Это была антипартийная, антиленинская расправа»

В тот же день Пленум единогласно принял постановление «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова». Утверждалось, что с целью изменения политической линии партии они добивались смены состава руководящих органов.

«В течение последних трех-четырех лет, когда партия взяла решительный курс на исправление ошибок и недостатков, порожденных культом личности, и ведет усиленную борьбу против ревизионистов марксизма-ленинизма, участники раскрытой теперь и полностью разоблаченной антипартийной группы постоянно оказывают прямое и косвенное противодействие этому курсу, одобренному XX съездом КПСС», — следовало из текста документа.

Троицу обвинили во всех смертных грехах, которые только смогли найти. Так, в вину Молотову поставили и непонимание необходимости освоения целинных земель, и нежелание улучшать отношения СССР с Югославией, и отрицание целесообразности установления личных контактов между советскими и иностранными руководителями.

В постановлении подчеркивалось, что члены группы «признали наличие сговора, вредность своей антипартийной деятельности». При этом Каганович в мемуарах твердо стоял на своем: никакого сговора не было, наоборот, это Хрущев срывался на резкие наскоки по важным вопросам. Опальный функционер до конца жизни отрицал, что группа боролась против Хрущева.

«Это была антипартийная, антиленинская расправа со старыми деятелями партии и Советского государства, — констатировал Каганович. — Расправа за критику первого секретаря ЦК Хрущева, возомнившего себя незаменимым».

Как бы то ни было, из семи членов Президиума, выступавших против Хрущева, осуждавших его и требовавших его отставки, жестко наказали только троих — Маленкова, Кагановича и Молотова. Досталось и Шепилову, которого исключили из состава кандидатов в члены Президиума.

Знаменитая формулировка, внесенная кем-то из авторов постановления июньского Пленума ЦК КПСС, навсегда объединила их в учебниках истории: «Осудить, как не совместимую с ленинскими принципами нашей партии, фракционную деятельность антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова».

Максименков согласен, что Шепилова приклеили к этой группе искусственно, возможно, за его непоказной, но искренний антисталинизм.

Булганин отделался строгим выговором с предупреждением. Отмечалось, что вместе с Первухиным и Сабуровым они проявили политическую неустойчивость, но осознали свои ошибки. Расшифровать витиеватую формулировку можно было примерно так: Хрущев не боялся этих людей и захотел проявить милосердие в популистских целях.

Впрочем, с точки зрения историка Максименкова, Хрущев простил Ворошилова и особенно Булганина весьма условно.

«Булганин уже через девять месяцев был снят с поста премьера, — напомнил он. — Этот пост взял себе в подарок сам Хрущев, став номенклатурным двойником Сталина. Бывшего чекистского бухгалтера Булганина направили руководить Госбанком. Главного банкира страны из него тоже не получилось. Тогда его отправили в ставропольский совнархоз под усиленное наблюдение и постоянный контроль, где его выслеживали в местных ресторанах и даже туалетах, подсылали представителей населения с провокационными вопросами. Лишили маршальского звания».

По отношению к Булганину Хрущев вел себя очень мстительно, отмечает историк. В отличие от Ворошилова, который на посту «президента» страны продержался почти три года. Действительно, его никуда из Москвы не сослали. Он продолжал жить в своей огромной квартире на улице Грановского, оставался членом Президиума Верховного Совета, пользовался дачами, всеми привилегиями, ординарцами и адъютантами.

С остальными «мятежниками» вышло драматичнее. Каганович вроде бы даже звонил Хрущеву и, ссылаясь на их многолетнее знакомство, умолял не расправляться с ним «как при Сталине». На это победитель ответил, что времена изменились, теперь в чести не сталинские, а ленинские принципы, и каждый из «антипартийцев» сможет спокойно работать и жить на новом месте.

Все они получили назначения вдали от Москвы. Молотов стал послом СССР в Монголии, Каганович — директором Уральского горно-обогатительного комбината в Асбесте, Маленков — директором Усть-Каменогорской ГЭС на Иртыше, а затем Экибастузской ГРЭС, Шепилов — директором Института экономики АН Киргизской ССР.

Как вспоминал Каганович, после исключения из ЦК трио верных сталинцев «честно и усердно, как полагается коммунистам, трудились на предоставленных им работах». Он утверждал, что никаких замечаний или обвинений в чем-либо они не имели, хотя на этот счет имеются иные сведения. Так, вскоре после назначения Каганович получил строгий выговор с занесением «за поведение, недостойное звания члена КПСС, за издевательство над подчиненными сотрудниками». А 21 мая 1958 года бюро Усть-Каменогорского горкома Компартии Казахстана объявило строгий выговор Маленкову «за недостойное поведение, выразившееся в организации и посещении вечеров с выпивкой, задабривании при этом работников подарками, а также за непринятие мер в наведении порядка в коллективе станции».

Еще один строгий выговор он получил 1 сентября 1960 года от бюро Экибастузского горкома КП Казахстана «за утерю партбилета и допущение факта фотографирования, в связи с чем имело место распространение фотографий среди сотрудников ТЭЦ».

По прошествии времени «антипартийцев» уволили с новых мест и исключили из партии. Шепилова восстановили в КПСС в 1976 году, а Молотова в 1984-м, причем партийный билет ему вручил лично генеральный секретарь ЦК Константин Черненко. Маленков и Каганович так и не были приняты обратно в партию, хотя неоднократно подавали соответствующие прошения.

Участники так называемой антипартийной группы дожили до преклонных лет и скончались в период перестройки. Маленкову было 86, Молотову — 96, Кагановичу — 97. По легенде, Каганович умер, сидя у телевизора, возмущенный выступлением Михаила Горбачева и Бориса Ельцина, за пять месяцев до распада СССР. Более молодой Шепилов ушел из жизни 89-летним забытым стариком уже в разгар ельцинской эпохи — в 1995-м.

29 июня 1957-го произошло беспрецедентное обновление состава Президиума ЦК. Хрущев постарался, чтобы на место исключенных членов ввели его соратников, которые не оспаривали бы вносимые им предложения, а молча соглашались со всеми идеями первого секретаря. Так в высшем партийном органе появились Брежнев, который в самый разгар кризиса сказался больным и не участвовал в заседаниях, а также Фурцева, Жуков и другие. Роман Хрущева с маршалом продлился до октября.

Все эти месяцы Хрущев не забывал слова Жукова о танках, которые не выдвинутся без его приказа, и напряженно думал, как бы расправиться с потенциальным конкурентом. В конце концов план был готов. Под предлогом срочного визита в Югославию и Албанию Жукова выдернули из отпуска, пообещав дать ему отдохнуть по возвращении. По задумке Хрущева, маршалу предстояло плыть на крейсере из Севастополя. За время отсутствия Жукова в СССР команда первого секретаря подготовила его отставку с поста министра обороны по обвинению в попытке оторвать армию от партии. Как и Молотову с Маленковым, маршалу не оставалось ничего другого, как подчиниться принятому решению.

«Жуков был снят с поста министра обороны и выведен из состава Президиума ЦК трусливым и жульническим образом, — считает Максименков. — Хрущев в своей ревности не мог допустить, чтобы маршал Победы командовал грандиозным парадом по случаю 40-й годовщины Октябрьской революции и стал бы пунктом притяжения внимания многочисленных иностранных гостей. Против Жукова были выдвинуты надуманные, даже смешные обвинения, был наспех созван Пленум ЦК, появилось закрытое письмо ЦК, в военных округах собирались активы и собрания».

Истоки борьбы с так называемым бонапартизмом были, как считает Максименков, очевидны: это был животный страх, что при следующей атаке на Хрущева армия и Жуков его не поддержат, а может быть, и сами сыграют решающую роль в захвате власти.

«Вся последующая глава биографии Жукова при Хрущеве говорила о мелкой мстительности по отношению к маршалу Победы. Вплоть до угроз натравить на него Комитет партийного контроля (партийную полицию) и даже госбезопасность. Эти гонения прекратятся только при Брежневе», — отметил собеседник «Ленты.ру».

Разочаровался в Никите Сергеевиче и Микоян: в своих мемуарах он с грустью заметил, что спустя всего лишь год после того, как он спас Никиту Сергеевича на июньском Пленуме, Хрущев поддержал интригу против него.

Решения июньского Пленума негативно сказались на репутации Советского Союза в странах соцблока.

«Публичный факт такой перетряски действующего руководства сверхдержавы остается беспрецедентным и по сей день, — считает Максименков. — Он сыграл очень отрицательную роль в мировом социалистическом содружестве, подорвал авторитет КПСС и СССР и уважение к кремлевскому стилю руководства. Ведь если так громили большинство Политбюро и почти все руководство советского правительства, то чего можно ждать от подобных союзников и "старшего брата" в будущем. Именно после Пленума обозначились трения с маленькой Албанией. А главное, высказал неудовольствие гигантский Китай во главе с Мао Цзэдуном. Не по существу снятия Молотова и Маленкова. К ним у Мао особого уважения и доверия не было. Вопрос был к форме этого переворота, как ранее к истории с докладом Хрущева на XX съезде. Мао понял, что если так снимают половину Политбюро, то завтра с такой же легкостью снимут Хрущева и кого угодно. И с кем тогда вести дело?»

Чтобы сгладить ситуацию, в начале июля в Пекин с разъяснениями произошедшего срочно вылетел Микоян. Но он вряд ли развеял сомнения Мао Цзэдуна и других китайских лидеров. После ответного визита Мао в Москву в ноябре 1957-го наметился раскол Китая с СССР, который, как известно, нанес огромный вред обеим странам.

Хрущев руководил страной еще семь лет, пока не надоел уже новому поколению советских партийцев, на стороне которых оказались армия и КГБ. Они договорились и сместили его на Пленуме ЦК. Место во главе партии занял один из самых преданных Хрущеву людей — Леонид Брежнев. Защитить его на этот раз оказалось некому.