170 лет назад, 2 декабря 1852 года, во Франции установился режим Второй империи — самый стабильный, но и неоднозначный период во французской истории XIX века. Ровно через год после государственного переворота 1851 года, в день коронации Наполеона I в 1804 году и победы при Аустерлице в 1805 году, президент Второй французской республики Луи-Наполеон Бонапарт стал императором Наполеоном III. Зачем будущий французский монарх после революции 1848 года просил денег у русского царя Николая I, с которым потом воевал в Крымскую войну? Как сочетались в правление Наполеона III внимание к социальным проблемам, репрессивный политический режим и склонность к внешнеполитическим авантюрам? Почему неудачная война с Пруссией погубила Вторую империю и едва не привела Францию к гражданской войне? О противоречивых чертах эпохи последнего французского монарха, во многом определившей современный облик Франции, «Ленте.ру» рассказал член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Петр Черкасов.

Президент и император

«Лента.ру»: Луи-Наполеона Бонапарта вынесла наверх французская революция 1848 года, давшая старт европейской «Весне народов». Тогда будущий Наполеон III за четыре года прошел стремительный путь от эмигранта и рядового депутата до президента Второй республики и единовластного монарха. Как вы считаете, он изначально хотел стать императором, подобно своему великому дяде, или к такому шагу Луи-Наполеона толкало развитие событий после 1848 года?

Петр Черкасов: Не подлежит сомнению, что возрождение поверженной в 1814-1815 годах наполеоновской империи и продолжение дела Наполеона I составляло самую заветную мечту его племянника Луи-Наполеона Бонапарта. Эта мечта возникла у него с тех самых пор, как волей обстоятельств — из-за ранней смерти в 1832 году прямого наследника Наполеона, 21-летнего короля Римского, герцога Рейхштадтского, он стал признанным вождем бонапартистов, главой Дома Бонапартов. Луи-Наполеон был подготовлен к этому всей своей предыдущей жизнью — и прежде всего воспитанием в обстановке царившего в семье культа Наполеона I, осознанием с малых лет величия дел, свершенных его дядей. Важным обстоятельством стало то, что в детстве и юности его окружали и воспитывали сподвижники Наполеона.

Свои замыслы Луи-Наполеон еще в 1830-е годы сформулировал в двух написанных им книгах — «Политические мечтания» и «Наполеоновские идеи», где обосновал идею народной (бонапартистской) монархии как лучшей формы государственного устройства. Позднее, в 1844 году, находясь в заключении, Луи-Наполеон написал книгу «Угасание пауперизма», где изложил свою социальную программу, в которой было сильно влияние идей Сен-Симона и Луи Блана. Публикация этой книги привлекла к автору симпатии социалистов.

В его стремлении к восстановлению бонапартистской империи личные амбиции неразрывно были связаны с глубоким убеждением в том, что бонапартизм в виде народной монархии в большей степени отвечает национальным интересам Франции, чем классическая конституционная монархия или республика. Однако об этом — чуть позже. Почти двадцать лет Луи-Наполеон шел к своей заветной цели, пройдя череду суровых испытаний: устройство антиправительственных заговоров и мятежей, тюремное заключение, вынужденную эмиграцию…

Где он и встретил революцию 1848 года.

Февральская революция 1848 года и падение режима Реставрации Бурбонов предоставили Луи-Наполеону удобную возможность для реализации его замыслов. Во Франции активно действовали его сторонники — бонапартисты, а у части общества существовала определенная ностальгия по временам наполеоновской империи.

Правда, в 1848 году в Париже все же преобладали республиканские настроения. Именно поэтому Луи-Наполеон вынужден был временно «перекраситься» в республиканца, чтобы не только вернуться во Францию из Англии, где он находился после удачного побега из тюрьмы в 1846 году, но и добиться избрания в Учредительное собрание, которому предстояло решать дальнейшую судьбу Франции. В итоге ему удалось и то, и другое. При этом депутатом Учредительного собрания Луи-Наполеон был избран сразу от четырех департаментов, что само по себе свидетельствовало о широкой массовой поддержке.

Но, конечно же, Луи-Наполеон не был бы Бонапартом, продолжателем дела великого Наполеона, если бы он удовлетворился местом рядового депутата, одного из нескольких сотен. Его амбиции простирались куда дальше. Уже через два месяца после получения депутатского мандата, позволившего ему вернуться во Францию и активно включиться в политический процесс, Луи-Наполеон выдвинул свою кандидатуру на учреждаемый пост президента Французской республики и уверенно победил с впечатляющим результатом: 74 процента голосов.

20 декабря 1848 года принц-президент, как отныне стали называть Луи-Наполеона, приступил к обязанностям главы государства. Но и этот высокий пост был для него лишь очередной, предпоследней ступенькой к достижению главной цели — реставрации бонапартистской империи. Что он и осуществил в ноябре 1852 года, когда после государственного переворота 2 декабря 1851 года по результатам второго конституционного референдума 76 процентов французских избирателей одобрили восстановление императорского трона. Так Франция после четырех лет Второй республики превратилась во Вторую империю во главе с Наполеоном III (теперь он именовался так).

Ошибка русского царя

Это правда, что после революции 1848 года Луи-Наполеон, еще находясь в эмиграции в Англии, просил Николая I поддержать деньгами его возвращение на родину?

Это правда, но с одной поправкой. Луи-Наполеон попытался установить контакт с Николаем I не после революции 1848 года, а годом ранее — в апреле 1847-го. Секретную переписку находившегося в вынужденной эмиграции Луи-Наполеона с шефом российской тайной полиции (Третьего отделения) графом Алексеем Федоровичем Орловым я обнаружил в Государственном архиве Российской Федерации в фонде Третьего отделения.

Это очень интересный источник, ранее неизвестный ни французским, ни российским исследователям. Уточню, что обнаруженная мною в архиве секретная переписка велась через российского посланника в Лондоне барона Филиппа Ивановича Бруннова. Луи-Наполеон адресовал свои письма графу Орлову, будучи уверен, что тот ознакомит с ними российского императора. Обращаться к Николаю I напрямую Луи-Наполеон не решился.

Переписка велась на протяжении полутора лет — с апреля 1847-го до ноября 1848 года. Не вдаваясь в детали, отмечу, что речь поначалу шла о желании Луи-Наполеона побывать в России, затем о предложении купить для Императорского Эрмитажа картины из коллекции королевы Гортензии, покойной матери Луи-Наполеона, ценой 21,4 тысячи фунтов стерлингов. Обе эти просьбы были вежливо отклонены. Царь по понятным причинам не мог себе позволить ни принимать у себя, ни даже вести какие-либо дела с бежавшим из тюрьмы Луи-Наполеоном, считавшимся у себя на родине государственным преступником.

Но будущий император французов не терял надежды расположить к себе Николая I. Уже через месяц после Февральской революции 1848 года, готовясь к возвращению во Францию, Луи-Наполеон, догадываясь о крайней обеспокоенности русского самодержца подъемом революционного движения в Европе, в очередном письме графу Орлову откровенно признался в намерении погасить очаг революции во Франции. Но для этого ему нужна была финансовая поддержка, которую он надеялся получить из Санкт-Петербурга.

Неужели он не опасался писать такое прямым текстом?

Да, здесь не может не поражать откровенность Луи-Наполеона. Если бы это его письмо каким-то образом получило огласку, то репутация и политическое будущее его автора были бы безвозвратно погублены. Он никогда не стал бы ни президентом Французской республики, ни императором Франции.

Не будем здесь подробно анализировать причины подобного поведения Луи-Наполеона, остро нуждавшегося в деньгах для реализации своих амбициозных планов. Гораздо важнее, на мой взгляд, понять логику действий Николая I, отказавшего будущему императору французов в финансовой поддержке. Здесь налицо очевидная политическая близорукость царя и его главного внешнеполитического советника графа К.В. Нессельроде. Оба они оказались неспособны понять и реально оценить ни перспективы событий, развивавшихся в революционной Франции, ни шансы Луи-Наполеона на завоевание власти.

Как вы думаете, жалел ли потом Николай I о своей недальновидности?

Как повел себя Николай I, если бы знал, что уже через три месяца, в декабре 1848 года, Луи-Наполеон станет президентом Второй республики, а затем и императором Франции, — это вопрос риторический. А о том, жалел ли Николай Павлович об упущенной в 1847-1848 годах возможности установить личный контакт с Луи-Наполеоном, никаких достоверных сведений нет.

Этот просчет, допущенный в 1847-1848 годах, был усугублен в последующие годы, предшествовавшие Крымской войне, когда Россия и Франция впервые после 1814 года скрестили оружие.

Легенда о былом величии

На ваш взгляд, отказ нашего царя будущему императору французов как-либо повлиял на дальнейшее развитие событий, особенно в Крымскую войну?

Скорее всего, в сложившихся тогда обстоятельствах Крымскую войну трудно было предотвратить. Причины этой, да и всех других войн, куда более глубокие и системные, нежели личные отношения вроде симпатий и антипатий или даже родственные связи между главами государств, как это было, например, в канун Первой мировой войны между русским царем Николаем II и германским кайзером Вильгельмом II. В дипломатии и в международных отношениях никогда не оперируют такими понятиями, как благодарность или альтруизм. Все действуют исключительно в собственных (национальных) интересах, с той лишь оговоркой, насколько адекватно их понимают.

Какова была роль Наполеона III в том, что на Парижском конгрессе 1856 года поражение России в Крымской войне оказалось нестыдным и не стало ее национальным унижением?

Тут я могу со всей определенностью утверждать, что позиция Наполеона III никак не была связана ни с внезапно возникшей у французского императора русофилией, ни с личной симпатией к молодому царю Александру II, сменившему внезапно умершего Николая I, хотя последнее и имело место.

Наполеон III действовал исключительно в собственных интересах, в интересах Франции. После взятия Севастополя, что он оценил как реванш за поражение Франции в России в 1812 году, дальнейшая война для него утратила всякий смысл. Ничего большего ему не требовалось. Именно поэтому Наполеон первым среди союзников по антироссийской коалиции склонился к скорейшему завершению войны, в отличие от Англии и Турции, желавших новых уступок от России.

К тому же Наполеон III опасался чрезмерного усиления Англии в результате поражения России, от которой император французов ожидал поддержки в пересмотре унизительного для Франции Парижского мира 1814 года. Этим и объяснялась благожелательная по отношению к России позиция Франции на Парижском мирном конгрессе, что вызывало нескрываемое возмущение англичан и турок. Именно благодаря Наполеону III условия навязанного России мира в 1856 году по результатам Крымской войны не оказались для нее столь унизительны, как могли бы быть. Но, и я это хочу еще раз подчеркнуть, здесь нет оснований говорить о каком-то альтруизме.

Почему французы, которые во время Февральской революции 1848 года свергли режим Июльской монархии короля Луи-Филиппа и установили Вторую республику, всего лишь через четыре года согласились на восстановление империи, хотя президентские полномочия Луи-Наполеона были рассчитаны именно на эти самые четыре года? Что тут было больше — память о многовековой монархии или ностальгия по славной наполеоновской легенде, которую олицетворял племянник Бонапарта?

Думаю, что здесь соединилось многое. Это были и обнаружившаяся немощь Второй республики, и раздоры между республиканцами, и борьба исполнительной и законодательной власти, и воздействие на массовое сознание наполеоновской легенды о былом величии Франции, и ностальгия о якобы существовавшей в Первой империи социальной справедливости, когда «последние могли стать первыми» и многое другое. Принц-президент Луи-Наполеон Бонапарт представлялся тогда многими как самый достойный лидер французской нации.

Народно-репрессивная монархия

Почему авторитарный режим Наполеона III, установившийся во Франции после двух конституционных референдумов 1851-1852 годов, часто называют народной, или социальной, империей?

Действительно, Вторую империю во Франции иногда называют народной монархией. Такая традиция идет от ее основателя Наполеона III, искренне считавшего себя личностью, стоящей над всеми классами и социальными группами.

Император действительно полагал, что объединяет французов в единую нацию и действует в ее интересах. А в доказательство он мог бы предъявить законодательно учрежденное при нем всеобщее избирательное право и прямую демократию — практику консультаций с народом через национальные плебисциты (референдумы) по важнейшим вопросам государственного значения.

Ту социальную политику, которую проводил во Франции Наполеон III, в то время не проводило ни одно правительство в тогдашней Европе. Хотя она не была системно организованной и завершенной. Скорее можно говорить о мерах социального характера, призванных облегчить положение наиболее обездоленных слоев населения Франции.

Это все похвально, но внимание к насущным социальным вопросам у Наполеона III сочеталось с преследованием оппозиции, фальсификацией выборов и низведением роли парламента до декоративного органа. Особенно это касалось борьбы с прессой, с ее предварительной цензурой, когда правительство Наполеона III напрямую назначало главных редакторов ведущих газет и преследовало оппозиционных журналистов вроде знаменитого Анри Рошфора.

Тут вы говорите о другой стороне народной монархии Наполеона III — о ее авторитарном характере со всеми вытекающими отсюда последствиями. Эта народная монархия внешне вполне мирно существовала в рамках авторитарного режима, и Наполеон III не усматривал в том никакого противоречия. Император был убежден, что «режим партий» не отражал подлинных интересов нации.

Он считал, что политические партии самовольно присваивают себе народное представительство и выражают не национальные, а узкопартийные, групповые интересы. По этой причине, как полагал Наполеон III, любые партии должны были находиться под неусыпным контролем исполнительной власти. По той же причине особо пристальный контроль во Второй империи был установлен за оппозицией и ее печатными изданиями.

Очевидное ущемление демократических свобод — печати и собраний, ужесточение цензуры и другие меры ограничительного характера — оправдывалось режимом Второй империи необходимостью борьбы с разрушительными революционными проявлениями, подрывающими единство французской нации. Подобные ограничения демократических свобод объяснялись также неоднократными попытками покушений на жизнь Наполеона III. Многие из них полиции удалось предотвратить на стадии подготовки, но не все. Три раза Наполеон едва не погиб — дважды в 1855 году и один раз в январе 1859 года. После каждого из этих покушений режим Второй империи резко ужесточал в стране полицейско-цензурные меры.

Но необходимо помнить, что Вторая империя родилась из революции 1848 года, точно так же как Первая империя — из революции 1789-1799 годов. И Наполеон I, и Наполеон III подвели символическую черту под революциями, предшествующими их правлениям, и положили конец революционному хаосу. Однако последствия революций все еще давали о себе знать, и без авторитарно-репрессивного механизма было не обойтись. По крайней мере это касалось первых послереволюционных лет, когда надо было успокоить страсти, утвердить новый порядок и законность. Только после решения этой задачи — но никак не раньше — можно было, образно говоря, отпускать вожжи и допустить либерализацию режима.

Либеральная империя

Вот именно об этом следующий вопрос. Почему в начале 1860-х годов Наполеон III все-таки решился на реформы в стране и политическую либерализацию режима? Помогло ли это решить основные проблемы и противоречия Второй империи?

Отчасти я уже ответил на этот вопрос. Напомню еще и о том, что в молодости Луи-Наполеон был близок к итальянским карбонариям и увлекался социалистическими идеями в духе Луи Блана и Сен-Симона, учеником которого он даже себя называл. Уже будучи императором, он, как бы в шутку, сказал о себе и своем ближайшем окружении так:

Шутка — шуткой, но в ней, несомненно, была и доля истины, если вспомнить, что Наполеон III пытался проводить социальную политику. В приведенных словах отражена и эклектичная по содержанию идеология бонапартизма, в которой причудливо сочетались постулаты национализма, консерватизма, либерализма и даже социализма (в виде сен-симонизма).

Упрочив созданный им режим, Наполеон III начиная с 1859 года взял курс на постепенную его либерализацию. Авторитарную империю он намерен был превратить в либеральную. Насколько серьезны были его намерения, сказать трудно, но буквально перед катастрофой 1870 года Наполеон приступил к переформатированию, как бы мы сейчас сказали, Второй империи, существенно расширив полномочия парламента (Законодательного корпуса) и согласившись на формирование правительства, ответственного не перед ним лично, а перед парламентом. Трудно сказать, как далеко в направлении либерализации авторитарного режима пошел бы Наполеон III, но совершенно очевидно, что эти планы перечеркнула злополучная война с Пруссией, похоронившая Вторую империю.

Это правда, что российский император Александр II Освободитель, проводя Великие реформы у нас в стране, во многом ориентировался именно на современный ему французский опыт Второй империи?

Определенное заимствование, действительно, имело место, но я бы посмотрел на это шире. Александр II использовал не столько опыт именно Второй империи, сколько весь опыт послереволюционной Франции. Известно, что наши отцы-реформаторы, сподвижники Александра Освободителя, внимательно изучали соответствующий французский опыт, отбирая из него то, что могло быть применимо к России.

Самым значимым примером тут может служить знаменитая судебная реформа 1864 года, и прежде всего суд присяжных, которого раньше не было в России. Другой подобный пример — система местного самоуправления, но тут важно подчеркнуть, что русское земство имело свои особенности, отличавшие его от сложившейся во Франции с давних времен системы местного самоуправления.

Еще одним заимствованием, хотя и менее значимым, стало учреждение в Санкт-Петербурге прежде не существовавшего Совета министров как постоянно действующего органа управления. Александр II здесь последовал примеру Наполеона III. Некоторое французское влияние отразилось на русской военной форме, где вместо традиционных шляп и фуражек появились модифицированные а-ля рюс французские каскетки. Впрочем, они не пережили царствования Александра II и были отменены его преемником Александром III.

Но говорить о каких-то еще серьезных заимствованиях не приходится. Слишком разными были и природа власти, и политические традиции во Франции и в России.

Одним из важнейших символов правления Наполеона III стала так называемая османизация Парижа — грандиозная перестройка столицы Франции. В чем заключалась цель этого очень дорогостоящего проекта — реально улучшить жизнь парижан или не допустить больше создания на улицах города очередных революционных баррикад?

Думаю, прежде всего это было связано с амбициозным намерением Наполеона III сделать Париж столицей тогдашней Европы не только в политическом смысле, как оно уже и было со времен Короля-Солнце Людовика XIV, но и в архитектурно-дизайнерском отношении. Если Людовик XIV, построив Версаль, создал образец подражания для других европейских дворов, то Наполеон III, поручив столичному префекту барону Осману перестроить Париж, имел в виду примерно то же самое.

Город, где с 1855 года устраивались всемирные выставки, должен был иметь надлежащий вид. Ведь до османизации Парижа, как вы говорите, столица Франции была малопригодна для передвижения экипажей и повозок, число которых с экономическим прогрессом росло в геометрической прогрессии.

Что же касается баррикад, о которых вы упомянули, а также о булыжниках из мостовых как «оружии пролетариата», то они и после перестройки Парижа успешно использовались противниками власти. Вспомним хотя бы Парижскую коммуну 1871 года. Кстати, с булыжными мостовыми Париж распрощался только через сто с лишним лет после этого, в бытность Жака Ширака столичным мэром.

Дорога к краху

Утверждение Наполеона III, что «империя — это мир», вы назвали «не более чем пропагандистской уловкой, призванной успокоить Европу». И, действительно, в годы его правления Франция вела очень агрессивную колониальную политику: после захвата Алжира совершила интервенции в Сирию и во Вьетнам, неудачно попыталась покорить Мексику и присоединить Люксембург. Вы отмечали, что «с момента своего рождения Вторая империя была обречена на войны, которые в конечном счете приведут ее к гибели, как это случилось с Первой империей». Можно ли сказать, что в некоторой степени Наполеон III повторил ошибки своего дяди, которого тоже сгубили внешнеполитические авантюры и переоценка своих сил?

Упомянутое вами заявление Луи-Наполеона о том, что «империя — это мир», действительно было исключительно пропагандистской уловкой, имевшей целью успокоить Европу, не забывшую разрушительных для нее войн Первой империи и не без основания опасавшуюся появления Второй бонапартистской империи. Сначала Наполеон III как будто не давал оснований для подобного беспокойства, обратив свой взор в сторону Африки, Индокитая, Дальнего Востока (война с Китаем) и Полинезии (Новая Каледония и прочие островные территории).

Но уже на рубеже 1850-1860 годов, когда Франция в результате войны с Австрией прихватила Лазурный берег и Савойю, стали очевидны далеко идущие аннексионистские намерения Наполеона III, распространявшиеся даже на Латинскую Америку. Вспомним его неудачную мексиканскую авантюру. Действительно, всякая империя, а бонапартистская в особенности, самой своей природой обречена на войны и захваты. Наполеон III убедительно это доказал, пойдя по пути своего дяди Наполеона I и разделив его печальную участь. Вторая империя во Франции, как и Первая, стала жертвой собственной авантюристичной и гегемонистской внешней политики.

Война с Пруссией стала роковой для Второй империи во Франции, которая несколькими годами ранее помогла Бисмарку победить Австрию. Это правда, что этой «маленькой победоносной войной» Наполеон III хотел отвлечь внимание общества не только от поражения в Мексике, о котором вы сказали, а также от неудачной попытки присоединить Люксембург, но и от нарастающего внутреннего кризиса?

Действительно, война с Пруссией стала роковой ошибкой Наполеона III. Еще в середине 1860-х годов он допустил стратегический просчет, ошибочно посчитав основным соперником Франции в Европе Австрию. Наполеон III позволил Пруссии в 1866 году разгромить австрийцев в скоротечной войне и тем самым создал для Франции куда более серьезную угрозу. Эта угроза была тем более устрашающей, что следствием гегемонистских устремлений Наполеона III стала постепенная изоляция Франции в Европе.

В числе ее недругов, по понятным причинам, оказалась Австрия. Англия уже давно с подозрением наблюдала за французской колониальной экспансией, создававшей угрозу ее собственным интересам в колониях.

Молодое Итальянское королевство угнетала тяжелая опека со стороны Второй империи. Роль младшего партнера все меньше устраивала короля Виктора-Эммануила II, опасавшегося оказаться втянутым в какую-нибудь новую военную авантюру Наполеона III.

А что Россия, которая совсем недавно проиграла Франции и ее союзникам Крымскую войну, после чего вступила на путь Великих реформ Александра II?

Наиболее серьезным, на мой взгляд, внешнеполитическим просчетом Наполеона III стала утрата доверия со стороны Александра II. Мало того что французский император последовательно уклонялся от данного царю обещания содействовать отмене ограничений, наложенных на Россию Парижским мирным договором 1856 года.

В 1863 году Франция солидаризировалась с восставшими поляками, а этого Александр II уже не мог простить Наполеону III. Таким образом, начавшееся после окончания Крымской войны русско-французское сближение было остановлено нелояльным по отношению к России поведением Наполеона III.

Поэтому начиная с 1863 года отношения нашей страны и Франции переживали стадию охлаждения и постепенного ухудшения. Когда в июле 1870 года началась Франко-прусская война, от развязывания которой Александр II тщетно предостерегал Наполеона III, Россия заняла сторону благожелательного нейтралитета — но не к Франции, а к Пруссии.

Таким образом, в лице России бонапартистская Франция потеряла единственную европейскую державу, на содействие которой она могла бы рассчитывать, если бы придерживалась лояльной по отношению к Петербургу политики. Более того — ввязавшись в войну с Пруссией, Франция оказалась не только в международной изоляции, но и, как очень скоро выяснится, совершенно неподготовленной.

Самоубийственная война

Но неужели Наполеон III этого не понимал?

Это самое интересное. Наполеон III, видимо, в глубине души сознавал эту неподготовленность. Более того, по моему убеждению, он не стремился к этой войне, которая в тот момент была ему не нужна. Наполеон III только что приступил к переформатированию своей империи путем ее модернизации и либерализации. На этот счет у него были широкие планы, которым из-за начавшейся войны так и не суждено было осуществиться.

Как же он допустил эту злосчастную войну с соседней страной, из-за которой его империя потерпела крах?

К 1870 году Наполеон III был уже не тот, что прежде. Он был тяжело болен, утратил былые энергию и силу воли, стал подвержен влиянию клерикально-реакционной партии, возглавляемой императрицей Евгенией.

Эта клика желала любой ценой остановить императора в его реформаторских намерениях и оттеснить от власти либералов, на которых сделал ставку Наполеон. Война с агрессивно настроенной Пруссией представлялась партии войны в окружении Наполеона III самым подходящим средством отвлечь императора от его «опасных» реформаторских планов.

Все почему-то уверовали в неизбежность быстрой и легкой победы над «бошами». Эту ни на чем не основанную уверенность партия войны сумела внушить не только обществу, но и самому императору.

Но ведь оппозиционный депутат Адольф Тьер в 1870 году еще накануне войны с Пруссией предупреждал о ее катастрофических последствиях, за что его едва не объявили предателем, хотя именно он после позора под Седаном как глава исполнительной власти (а потом и первый президент Третьей республики во Франции) вынужден был договариваться с Бисмарком о приемлемых условиях мира.

Предостережения отдельных здравомыслящих политиков вроде Адольфа Тьера оказались единичными и не были услышаны. В результате Наполеон III, уставший от жизни, стал жертвой двойной провокации — со стороны собственного окружения и со стороны Бисмарка (речь тут идет о знаменитой Эмсской депеше), дав вовлечь Францию в войну, ставшую роковой как для него лично, так и для созданной им Второй империи.

Из-за проигранной войны с Пруссией режим Второй империи во Франции потерпел сокрушительный крах, а сам Наполеон III после Седанской катастрофы испытал позор плена и изгнания. После этого Франция спустя почти двадцать лет авторитарной стабильности не только окончательно стала республикой, но едва не свалилась в пучину новой кровавой гражданской войны, чьим всполохом стала Парижская коммуна весны 1871 года. Но почему у блестящей эпохи Второй империи во Франции оказался такой сокрушительный и бесславный финал?

Я уже говорил об этом. Своим бесславным концом Вторая империя Наполеона III, как и Первая империя Наполеона I, были обязаны авантюризму их внешней политики, преследовавшей гегемонистские цели в Европе и за ее пределами.

Утверждение Наполеона III, что «империя — это мир», было обычным обманом, скрывавшим его истинные цели. В их число входило любой ценой вернуть Франции доминирующее положение в Европе и создать обширную заморскую империю, не уступающую по масштабам Британской. Если перефразировать Наполеона III, то можно сказать, что «империя — это всегда война».

Что же касается внутреннего плана, то здесь можно добавить, что крушение империй часто (если не всегда) сопровождается социальными и зачастую национальными потрясениями. Типичным потрясением такого рода стала упомянутая вами Парижская коммуна 1871 года.

«Наполеон малый»

Как режим Второй империи, несмотря на его сокрушительный крах, повлиял на всю дальнейшую историю Франции и остальной Европы?

На мой взгляд, влияние Второй империи на последующую историю Франции очень значительное и глубокое. В плане государственного устройства это влияние можно усмотреть (разумеется, с большими оговорками) на примере режима Виши и полупрезидентской Пятой республики, учрежденной генералом де Голлем в 1958 году. Неслучайно политические оппоненты де Голля из левого лагеря, особенно в первые годы существования Пятой республики с доминированием в ней исполнительной власти в ущерб власти законодательной, определяли ее как «режим личной власти», а самого де Голля сравнивали с Наполеоном III, хотя для этого, конечно, не было никаких оснований.

Влияние идей и практики периода Второй империи можно обнаружить даже в современной Франции. Нынешний президент Эммануэль Макрон пришел к власти в 2017 году с социал-либеральной программой, представляющей собой синтез левых идей и консерватизма, либерализма и социальной ответственности государства вместе с элементами авторитаризма, изначально заложенными в конституции Пятой республики.

Я читал, что в 1993 году именно французский пример был взят в Российской Федерации за образец при составлении нынешней (с учетом изменений 2020 года) конституции.

Вполне возможно, что, кстати, не отрицают даже те, кто составлял конституцию 1993 года. Но мы с вами говорим все же о Франции. И здесь можно уверенно утверждать, что Вторая империя во многом трансформировала социально-экономическую систему Франции, дав мощный толчок ускоренному развитию страны. Облик Франции после 1870 года существенно отличался от того, что было в 1850 году.

Но при всем этом многие считали Наполеона III дурной карикатурой на своего дядю, который беззастенчиво паразитировал на его имени. И немало современных ему французских интеллектуалов — от Виктора Гюго до Эмиля Золя — относились к последнему французскому монарху весьма пренебрежительно.

Я бы тут применил другое определение. Племянник великого полководца и государственного деятеля, конечно же, был лишен его талантов, за что и получил от Виктора Гюго презрительное прозвище «Наполеон малый» (Napoléon le petit). Но, не имея талантов и способностей Наполеона I, его преемник серьезно изучал политическое наследие своего кумира, которому пытался не столько слепо подражать, сколько следовать.

При этом Наполеон III не смог извлечь уроки из ошибок и просчетов своего предшественника, определивших крушение его творения — Первой империи. Он с удивительной последовательностью повторял эти ошибки, хотя масштабы его гегемонистских притязаний были куда более скромными, чем у Наполеона I. Все это и привело к тому, что Вторая империя разделила печальную участь Первой.

Теперь что касается презрительного отношения к Наполеону III и его творению — Второй империи — таких признанных авторитетов как Виктор Гюго и Эмиль Золя. Действительно, в своих произведениях они дали убийственную характеристику «Наполеону малому» и его режиму. Гюго до конца оставался верен вынесенному им приговору Наполеону III, которого наградил целым рядом оскорбительных и явно незаслуженных эпитетов — «жалкий пигмей», «ничтожный племянник великого дяди», «выродок», «жалкая мразь» и прочее в том же духе.

А вот Эмиль Золя к концу своей жизни пересмотрел свою оценку создателя Второй империи, которую он так талантливо, ярко, но не всегда справедливо обличал в своем творчестве, особенно в романе «Нана». В 1895 году, за семь лет до своей смерти, Золя буквально поразил французов неожиданным признанием.

Кто знает, что повлияло на писателя-демократа, к концу жизни в корне изменившего свой взгляд на Наполеона III? Быть может, это стало результатом разочарования в мелких и корыстолюбивых политиках Третьей республики, не выдерживавших в его глазах сравнения с императором французов. Важно другое — классик социального романа нашел в себе мужество признать, что ошибался.

Историческая наука во Франции, пусть и с вековым опозданием, но тоже пришла к необходимости пересмотреть оценку Наполеона III и оставленного им наследия. Это лишний раз подтверждает ту истину, что история не терпит окончательных оценок и тем более приговоров, кто бы и когда их ни выносил — тем более, если такой импровизированный суд был пристрастным, как в случае с Наполеоном III.