«Это переломный момент» Почему России выгоден союз с Африкой и какую роль в нем играет ЧВК «Вагнер»?

В июле в Санкт-Петербурге пройдет второй по счету саммит «Россия — Африка». Россия возлагает на него большие надежды не только потому, что ищет новых союзников, но и потому, что пытается выставить с континента бывших западных партнеров, в частности, Францию. Правда, сейчас на африканском континенте появились новые серьезные игроки — Китай, Турция и Индия. Чтобы конкурировать с ними, бороться за влияние и успешно сотрудничать с африканскими странами, России предстоит заинтересовать новых друзей не только политически, но и экономически. В интервью «Ленте.ру» директор Центра изучения Африки НИУ ВШЭ Андрей Маслов рассказал, каких целей стремится достичь Россия в отношениях с африканскими странами, какую роль в этом играет ЧВК «Вагнер» и почему «мягкая сила» способна изменить ситуацию на континенте.

«Лента.ру»: В какой момент российская внешняя политика повернулась лицом к Африке?

Андрей Маслов: Предпосылки наметились в 2014 году, когда Запад начал вводить против России санкции, а в 2017-2018 годах интенсивность коммуникаций с Африкой заметно увеличилась. Это был переломный момент, когда стало меняться восприятие Африки — от периферии мира к приоритетному партнеру.

В 2019 году прошел саммит «Россия — Африка», затем из-за пандемии коронавируса динамика развития отношений была утрачена, но сейчас она снова восстанавливается.

И когда большая часть Африки стала независимой, то первым, кого они поблагодарили, был СССР. В этот период был взрывной интерес и Африки к Советскому Союзу, и Советского Союза к Африке.

Чем Африка привлекательна для России?

Есть два фактора. В первую очередь это объективный рост веса Африки в мировых делах. Всплеск интереса к Африке наблюдается не только в России, он есть везде — в США, Европе, ОАЭ, Иране, Бразилии, Аргентине, Корее и Турции.

У Турции, например, сейчас больше посольств в Африке, чем у нас. Даже Эстония приняла свою концепцию политики в Африке.

В начале марта президент Франции Эммануэль Макрон посетил Африку в очередной раз.

Вес Африки на международной арене растет и за счет демографии. После преодоления ряда сдерживающих факторов страны континента вышли на устойчивую траекторию роста населения. Африка вполне в состоянии вместить 3-4 миллиарда человек, 3 миллиарда будут там жить примерно через 40 лет, когда население всей планеты составит 10 миллиардов человек. Кроме того, Африка — это растущие рынки для буквально всего: от сырья до продовольствия и информационных технологий.

Второй фактор — попытки изоляции России западными странами.

Так что геополитическая обстановка тоже повлияла на рост внимания к Африке.

Какие у России долгосрочные внешнеполитические цели в Африке?

В Концепции внешней политики Российской Федерации записаны три цели. Первая — это, конечно, развитие торговых и экономических связей. Вторая — совместная миротворческая деятельность, предотвращение угроз терроризма и экстремизма. И третья — это сотрудничество с Африканским союзом как с интеграционным объединением, которое играет важную роль.

На экспертном уровне можно рассуждать, какие еще должны быть цели.

Наши цели совпадают с интересами самой Африки, и в этом наше преимущество перед другими. Мы заинтересованы в процветании Африки.

На ваш взгляд, существуют предпосылки к тому, чтобы Россия вернула себе ту же роль, которую раньше в Африке играл Советский Союз?

Сейчас совсем другая ситуация в мире. Вес России в мировой экономике уже не тот, что был у Советского Союза. Ожидать от России той же роли не нужно. При этом Африка стала гораздо больше: ее население выросло в пять раз с момента обретения независимости. Сама Африка вышла на совершенно другой уровень.

Африка стала гораздо сильнее, самостоятельнее и независимее.

Африка уже давно не просто территория, которую делят между собой мировые державы. Например, в Нигерии недавно провалились робкие попытки американцев вмешаться в президентские выборы. Кандидат [Питер Оби], которого поддерживали США, занял третье место, а победу разыграли два кандидата, которые строили свои избирательные кампании с опорой на местные силы.

С другой стороны, роль России похожа на ту роль, которую играл Советский Союз: мы помогаем африканским странам быть более независимыми. Наше основное преимущество в Африке — как раз в том, что у нас общие интересы с африканцами.

В этом отношении ничего за 60 лет не поменялось. Поменялся просто уровень развития континента, а задачи остались те же. Россия играет на континенте позитивную роль, и африканцы нам всегда рады.

Чем вызвано достаточно неоднородное отношение к России среди стран Африки? Почему одни государства больше заинтересованы в укреплении сотрудничества с Россией и даже поддерживают ее в ООН, как Мали, а другие — скорее действуют в фарватере западных стран?

Здесь каждый случай индивидуальный. Есть африканские страны, которые рассчитывают на сотрудничество с нами, зависят от нас в экономической и в военно-технической сфере. У нас с Мали исторически очень теплые отношения: это страна, где едва ли не каждый ребенок на улице любит Россию.

Но есть и проблема. Участие поддерживающих нас Мали, Буркина-Фасо и Гвинеи в Афросоюзе было приостановлено из-за того, что сейчас там правят режимы, которые, с точки зрения Африканского союза, пришли к власти незаконным путем.

Бывает так, что некоторые страны заинтересованы в том, чтобы их младший партнер находился в изоляции, потому что так он больше к ним привязан. А мы, наоборот, должны быть заинтересованы в преодолении изоляции этих африканских стран для того, чтобы устранить это противоречие, чтобы наше влияние на континенте в целом возросло.

Наши партнеры в Африке — это ведь не только государства со спорной репутацией?

Да, наш ключевой союзник на континенте — это Алжир. Это наш стратегический партнер, покупатель оружия, а теперь еще и пшеницы. Но Алжир не только важнейший рынок для России, но и близкий друг еще с советских времен, алжирцы к нам очень тепло относятся.

Южно-Африканская Республика — другой центр притяжения на континенте. С ней у нас тоже прекрасные отношения, в том числе в рамках БРИКС. Советский Союз поддерживал Африканский Национальный Конгресс (АНК) и борьбу с апартеидом. Когда АНК пришел к власти почти 30 лет назад, то не забыл про наш вклад. По экономическим связям с ЮАР мы объективно отстаем от Европейского союза, Китая, Бразилии и США, плюс у нас не слишком комплементарные экономики для торговли. Но политические связи развиваются великолепно, да и экономические тоже, с учетом всех издержек в логистике.

Египет — еще один лидер континента и тоже наш партнер. Хотя в последний раз он и проголосовал за осуждающую Россию резолюцию ООН, но сделал это под давлением. При этом наше экономическое сотрудничество с Египтом идет по нарастающей. С другим центром силы в Африке — Нигерией — у нас нейтральные, ровные отношения.

Вы упомянули про голосование в ООН — насколько конкретно в этом вопросе «окупается» наше сближение с Африкой последних лет? В отличие от Мали, многие африканские страны нередко просто воздерживаются от голосования...

Это тоже форма поддержки. Даже не явиться на голосование, как в последний раз поступила Танзания и еще несколько стран, это тоже форма поддержки.

Многое зависит от формулировок. Возьмите российский проект резолюции ООН с осуждением героизации нацизма и фашизма. Все европейские страны были против, а практически вся Африка резолюцию поддержала за исключением нескольких стран, которые воздержались. Вот показатель.

Западные страны вносят резолюции с заведомо общепонятным текстом, мол, воевать нехорошо, нарушать признанные ООН границы нехорошо, нужно признать целостность Украины. Любая страна Африки имеет десяток проблем с соседями и чувствует себя уязвимой. А в резолюциях изложены общие принципы, которые они поддерживают.

Есть ряд стран, которые действуют в русле американской политики, — Либерия и Ботсвана, но и те с оговорками. Кения в прошлом году активно выступала против России в ООН, но это было при предыдущем президенте. Новый президент Кении Уильям Руто спокойнее настроен к России, не думаю, что при нем возможны подобные выпады. В формате «Рамштайн» по оказанию помощи Украине формально участвуют Марокко и Тунис, но делают они это из-под палки и большого вреда нам не наносят. А экономические отношения с ними, наоборот, расширяются.

Нам гораздо важнее то, что они сохраняют с нами экономические связи, чем голосование в ООН, которое, по большому счету, просто ритуал.

В российской риторике в связи с Африкой часто фигурирует термин «неоколониализм». Насколько континент действительно сталкивается с такой проблемой?

Это не неоколониализм, а скорее постколониализм. То есть не попытка заново захватить Африку, а стремление изо всех сил удержаться за какие-то рычаги влияния, которые до сих пор сохраняются. Особенно эта проблема актуальна для франкоязычной Африки.

Уже не первый десяток лет Европа теряет рычаги влияния на ситуацию в Африке, а африканцы — и политики, и диаспоры, — наоборот, приобретают все больший вес в Европе.

Поэтому европейские страны всеми силами пытаются удержать это влияние, в том числе за счет стандартов и законов, которые благоприятствуют торговле африканских стран именно с европейцами и сдерживают конкуренцию со стороны России и других игроков.

Западные страны пытаются замедлить процесс вынужденного оставления позиций в Африке. О том, чтобы пытаться заново колонизировать Африку, даже не идет речи.

То есть говорить об Африке как своего рода арене противостояния Запада и России некорректно?

Нужно отходить от такой риторики. Африка не воспринимает себя как шахматную доску, которая пассивно лежит, а на ней разыгрывается какая-то партия. Африканцы не мыслят категориями «нулевой суммы» или «враг моего врага — мой друг». Там другая логика. Для африканских стран важно развитие отношений со всеми: чем больше партнеров, тем лучше.

К ним приезжают американцы и начинают давить: вот вы хотите с нами сотрудничать, вы хотите получать финансирование по линии Европейского союза, но работаете с Россией, как же так? А африканцы в ответ удивляются: а что такого, вы же нам дали это финансирование не ради того, чтобы мы не сотрудничали с Россией? Ведь в финансировании были заложены совсем другие цели: развитие, расширение кооперации и так далее.

Что Россия может предложить странам Африки, чего не могут бывшие метрополии?

Экономическое сотрудничество. Мы заинтересованы в Африке как в покупателе. Каждый год Россия зарабатывает 10-15 миллиардов долларов на торговле с африканскими странами — это только положительное сальдо, весь же товарооборот составляет порядка 20 миллиардов долларов. А если провести системную работу с африканскими рынками, то этот показатель может достигнуть 40 миллиардов долларов в год. Причем речь идет о несырьевом экспорте, в основном Россия поставляет в Африку товары с высокой добавленной стоимостью.

При этом наши поставки важны и для самой Африки. Вот хороший пример борьбы с постколониальным влиянием: в Алжире требования к пшенице прежде опирались на французские стандарты, что создавало благоприятные условия только для поставок пшеницы из Франции. Но как только они пересмотрели требования и сделали их более открытыми, то и их рынок стал более конкурентным, и в Алжире сразу же появилась российская пшеница. Естественно, для Алжира это выгодно, потому что они тратят меньше денег и получают больше пшеницы. То же самое происходит с остальными странами Африки.

Если продаешь зерно — построй зернохранилище. Если у тебя есть зернохранилище, можно оборудовать портовый терминал, привязанный к этому хранилищу. Наличие зернохранилища стабилизирует внутренний рынок страны, в которую осуществляются поставки. Это имеет важнейшее гуманитарное и политическое значение.

То же самое с удобрениями. Африка вполне может сама себя прокормить при условии развития культуры землепользования и внесения удобрений. Россия сейчас торгует оптом, а нужно выходить на конечного потребителя, причем не только с самими удобрениями, но и с технологиями их внесения в почву.

Невозможно занять стратегические позиции на этих рынках без обучения африканцев. Необходимо ежегодно увеличивать для них квоты на образование в российских вузах, готовить агрономов, врачей, технологов, знакомить их здесь с российской продукцией и поставщиками, чтобы затем они стали проводниками наших экономических интересов.

Есть страны, на которых России стоит равняться в этом вопросе?

Во многом можно взять пример с Турции. Она не просто расширила сеть посольств, но и кратно нарастила авиаперевозки на континент. Turkish Airlines буквально ворвалась на африканский рынок — теперь все летают в Африку через Стамбул.

Эти кластерные решения дают огромную синергию. Авиаперевозки, больницы, школы — вот на чем держится влияние страны в Африке, не говоря уже о строительстве дорог, мостов и энергетической инфраструктуры. России тоже необходимо предложить такие системные решения.

Китай также достиг большого прогресса в наращивании своего влияния в Африке — но огромной ценой, это была очень дорогостоящая программа.

Турция же сделала все за копейки, но добилась заметных результатов и теперь, наоборот, зарабатывает на Африке.

Отдельный и широко обсуждаемый аспект сотрудничества России с Африкой — присутствие на континенте ЧВК «Вагнер». Насколько это эффективный инструмент для наращивания влияния в Африке? Может это сыграть с Россией злую шутку?

Тему «Вагнера» выгодно раздувать западным СМИ, нашим противникам. Наверное, для самого «Вагнера» это неплохая реклама — двигатель торговли.

Ни в коем случае Россия не должна копировать колониальные и постколониальные модели поведения в Африке. У нас свой базис для развития сотрудничества — взаимная заинтересованность в расширении экономических связей. И если вы вспомните ключевые страны, лидеров роста и наших основных партнеров на континенте, в том числе важнейших политических партнеров, то «Вагнер» в связи с этими странами не упоминается.

Если говорить об инструментах — важнейшим инструментом для наращивания политических связей должно быть развитие торговли. Важнейшим инструментом для развития торговли — развитие логистики, независимой от Запада финансовой инфраструктуры и вложения в человеческий капитал (высшее образование, изучение русского языка). Вот инструменты. Никак не ЧВК.

Но как выстраивать отношения с Африкой с учетом политической нестабильности во многих странах регионах? Как понять, с какой частью элит взаимодействовать?

Как говорили выше, у нашего сотрудничества — широкий экономический базис. Это позволяет нам строить сотрудничество не от элит, а от заинтересованности всего населения. Нам на руку, что в большинстве стран Африки элиты от населения не оторваны, они понимают интересы населения и учитывают их. Понимают настроения.

В таком случае лучше вкладывать в будущее, в образование, взаимодействовать с будущими элитами. Либо искать ту часть элиты, которая будет развивать с нами сотрудничество.

Африканские элиты инклюзивны, как правило, они объединяют группы, ориентированные на развитие отношений с различными внешними центрами силы. Внешние центры могут при этом между собой враждовать, а ориентированные на них группы внутри местных элит хорошо находят между собой общий язык.

Насколько Россия привлекательна для африканской «золотой молодежи» — будущих политиков, дипломатов и бизнесменов?

У нас очень хорошая динамика числа африканских студентов в России, до 20 процентов в год расширяется набор. Но сейчас нужно обратить внимание на качество, на то, какой вклад могут будущие выпускники внести в развитие экономических отношений.

Российские вузы внедрили много англоязычных программ, которые, конечно, привлекают африканцев, но не так сильно привязывают их к России. Получив образование на английском языке, они часто уезжают работать в другую страну, даже не в Африку. Для них это просто дешевый диплом.

Для этого, во-первых, важно не просто дать диплом, но и возможность с этим дипломом работать в российских компаниях. Нужно также предоставить студентам возможность проходить практику во время обучения. Не так давно эта возможность появилась юридически, необходимо расширять практическую реализацию этой возможности, брать африканцев на работу и приглашать для обучения тех, кого потом мы будем брать на работу. Это тонкая настройка, поменяв которую можно добиться великолепных результатов.

На что нужно обратить внимание, чтобы через 20-30 лет африканские политики говорили не на английском или французском, а на русском?

Это подготовка русскоязычных школьников. Для обучения студентов на русском языке нужно, чтобы был хороший выбор из русскоговорящих абитуриентов. Африканцы великолепно осваивают иностранные языки, в том числе русский, у них очень хороший слух и восприимчивость к языкам.

Это долгосрочный план. В короткий же срок необходимо усилить преподавание русского как иностранного на подготовительных факультетах, сделать изучение русского однозначно бесплатным и максимально увлекательным.

Наконец, важно обратить внимание на дополнительное образование. Готовить в России не только будущих руководителей, но и нынешних.

Те проблемы, которые решают российские чиновники, для африканцев гораздо ближе, чем те вопросы, с которыми сталкиваются, например, Дания и Швеция. Африканцам понятнее наши решения. За такими курсами переподготовки чиновников и руководителей — будущее.

Как Россия должна при этом выстраивать информационную политику в Африке, чтобы повысить привлекательность страны в глазах местного населения?

Прежде всего в Африке у нас есть привилегия: нам нет необходимости искажать информацию, и нужно этой привилегией пользоваться.

Африка ждет от России честности, и мы можем ее себе там позволить, потому что у нас с африканскими странами общие интересы, и мы можем действовать прозрачно.

Наша медиаповестка в Африке должна быть рассчитана на десятилетия — то есть акцент должен быть не на то, чтобы какое-то сегодняшнее событие подать в выгодном для нас свете, а на то, чтобы выстроить доверительные каналы распространения информации, обратной связи. И важно освещать те темы, которые волнуют африканцев, а не только те, которые нас беспокоят.

Например?

Например, природные явления, проблемы окружающей среды. У нас традиционно считается, что климат — это западная повестка, и люди дистанцируются от этой темы, потому что она «не наша».

Континент страдает от глобального потепления и климатических изменений, это одна из наиболее уязвимых частей света и в силу уровня жизни, и в силу засух, голода, саранчи и так далее — все это связано с климатическими изменениями.

Африканцы хотят выставить «климатический счет» тем, кто спровоцировал эти изменения, — в первую очередь, бывшим колонизаторами. И мы можем поддержать их в этом начинании, потому что это будет хорошо для всех: и для африканской экономики, и для климата, и для рядовых африканцев, — но при этом плохо для европейцев, что тоже может быть и неплохо для нас.

И Россия может предоставить технологии, которые позволят странам континента получать достоверную информацию о состоянии окружающей среды в пределах своих территорий, — а это важнейшая составляющая реализации суверенитета. К этому же кластеру относятся важнейшие вопросы биобезопасности, включая такие прикладные, как отслеживание динамики популяции саранчи.

Или, например, можно помочь наладить мониторинг уровня воды в различных частях бассейна Нила, который часто становится предметом споров и разногласий. Таяние снегов, сокращение лесов, выбросы метана из болот в Конго — по всему этому нет объективных данных, все эти проблемы остаются предметом спекуляций, которые зачастую инспирируются различными институтами в собственных интересах.

Но если говорить шире?

Если говорить шире, то наша информационная повестка в Африке должна быть основана на общем восприятии справедливости распределения ресурсов и ответственности в мире.

В целом наша информационная повестка должна быть глубже, обращена к тем, кто склонен думать.