23 августа 1943 года завершилась битва на Курской дуге, в ходе которой на полях сражений сошлись советские и немецкие танковые армии. Победа над вермахтом досталась Красной армии большим трудом и кровью, однако потери Третьего рейха оказались столь чувствительны, что до конца войны нацистская Германия уже не могла проводить на Восточном фронте стратегических наступательных операций. Инициатива прочно перешла в руки РККА. Как образовалась Курская дуга? Почему Красная армия ждала наступления немцев, а не атаковала первой? Почему не удалось окружить германские соединения? «Лента.ру» вспоминает ход событий.
В два часа ночи 23 августа 1943 года войска Степного фронта генерала Ивана Конева начали штурм Харькова, крупного промышленного города, важнейшего железнодорожного и шоссейного узла на пути из Москвы в Донбасс и Крым.
Немцы превратили Харьков и его предместья в мощный укрепрайон, перестроив все каменные строения на окраинах города в долговременные огневые точки, подступы к которым были заминированы и перекрыты баррикадами. На нижних этажах домов разместились огневые позиции немецких артиллеристов, верхние занимали пулеметчики и автоматчики. Внутренние кварталы тоже были подготовлены к обороне, в первую очередь против танков.
Советским войскам психологически было трудно действовать: в боях за Харьков осенью 1941 года, весной 1942-го и зимой 1943-го победа осталась за вермахтом. В августе 1943-го город защищала армейская группировка генерала Вернера Кемпфа, основу которой составляли две танковые дивизии и четыре пехотных.
На этот раз события развивались стремительно: 13 августа армии Степного фронта прорвали внешний оборонительный обвод Харькова. Конев вспоминал: «Передышки не было. Врага беспрерывно теснили, выбивали из укрепленных узлов, били артиллерией и авиацией. Медленно, но верно войска фронта продвигались вперед, чтобы вплотную подойти к городу».
При этом попытка перерезать с запада две шоссейные и железные дороги, идущие от Харькова на Полтаву и Сумы, и тем самым обрубить группировке Кемпфа пути снабжения успехом не увенчалась: советские войска завязли в ожесточенных боях. Тем не менее к 17 августа войска Степного фронта вышли к северо-западным окраинам города.
Несмотря на то что Гитлер потребовал защищать город до конца, опасаясь, что падение Харькова негативно скажется на позиции Турции и Болгарии, командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Эрих фон Манштейн проигнорировал фюрера.
Немецкий военачальник писал:
Конев не хотел втягиваться в кровопролитные уличные бои и вступил в город только после того, как получил сообщение от разведки, что немцы уходят из Харькова.
Главный удар войска Степного фронта наносили с северо-запада, в полосе 53-й армии генерала Ивана Манагарова, где имелись наилучшие подступы к городу, в том числе командные высоты, с которых хорошо просматривался весь город.
Начальник его штаба, генерал, а впоследствии маршал Матвей Захаров вспоминал: «Перед нами открылась панорама ночного города, освещенного вспышками, взрывами, пожарами и сотрясаемого страшным орудийным гулом. Огромные массы войск были сосредоточены на сравнительно небольшой территории, прилегающей к Харькову».
Действия пехотинцев Манагарова поддерживали танкисты командующего 5-й гвардейской танковой армии генерала Павла Ротмистрова. Конев писал: «Правда, эта армия, вновь возвращенная фронту, была уже не той, какой она от нас уходила. Ожесточенные бои ослабили ее, в ней насчитывалось только 160 танков и самоходных орудий. Однако и эти силы могли значительно облегчить фронту решение главной задачи».
Бои на окраинах Харькова шли всю ночь: бойцы и командиры 53-й и 5-й гвардейской танковой армий, поддерживаемые солдатами и офицерами 7-й гвардейской, 69-й и 57-й армий, обходили опорные пункты противника, просачиваясь в его оборону, и с тыла уничтожали сопротивляющиеся гарнизоны. Наиболее ожесточенно немцы дрались в юго-западных предместьях города, прикрывая свои войска, уходящие из города по Мерефянскому шоссе.
Одними из первых в город ворвались части 183-й стрелковой дивизии генерала Леонида Василевского, заняв к половине пятого утра площадь Дзержинского — центр Харькова, где находились довоенные здания Дома Государственной промышленности.
К 11 часам утра 23 августа 1943 года последнее сопротивление немцев в городе было подавлено. На этом Белгородско-Харьковская стратегическая наступательная операция, а вместе с ней битва на Курской дуге закончилась. Красное знамя над зданием Госпрома водрузили бойцы 89-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Михаила Серюгина.
1943 год начался для стран антигитлеровской коалиции впечатляющими победами. 2 февраля 1943-го Красная армия разгромила в районе Сталинграда 6-ю армию фельдмаршала Фридриха Паулюса из состава группы армий «Б». Группа армий «А», опасаясь быть окруженной, начала стратегическое отступление с Северного Кавказа.
На юго-западе и в центре советско-германского фронта образовалась почти неприкрытая немецкими войсками брешь примерно в 400 километров, Красная армия освободила города Курск, Белгород и Харьков. Речь шла о разгроме всего южного крыла вермахта на Восточном фронте.
На конференции в марокканской Касабланке с 14 по 24 января 1943 года президент США Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль подвели предварительные итоги операции Torch («Факел»), в ходе которой союзные войска нанесли серьезное поражение немецко-итальянской группировке в Северной Африке.
Рузвельт и Черчилль приняли решение летом 1943-го перенести боевые действия в Европу, высадившись в Италии. Важнейшим политическим итогом Касабланкской конференции стало требование о безоговорочной капитуляции Германии и ее сателлитов.
Казалось, что враг почти сломлен, и нужно еще одно последнее усилие.
Красную армию, от высшего руководства до военачальников, как и год назад после победы под Москвой охватила эйфория победы. В планах значился прорыв к Днепру на Левобережной Украине и выход к административным границам Белоруссии.
Люди были крайне утомлены, боевые части далеко оторвались от тыловых баз снабжения. Зима 1942-1943 годов выдалась холодной и многоснежной, бронетехника передвигалась по бездорожью с большим трудом, часто вставая из-за невозможности подвоза горючего.
Не лучше была ситуация и со сформированным из объединений Донского фронта Центральным фронтом, которым командовал генерал Константин Рокоссовский. Его войска должны были развернуться между Брянским и Воронежским фронтами и нанести удар в общем направлении на Гомель и Смоленск, во фланг и тыл орловской группировке немцев.
Сделать это приказывалось в кратчайшие сроки, причем доводы Рокоссовского, что для этого нужно больше времени, чтобы успеть перебросить из-под Сталинграда войска, не убедили Ставку Верховного главнокомандования.
Дело осложнялось тем, что для транспортировки войск имелась единственная одноколейная железная дорога, которая явно не справлялась с объемом перевозок. Доклад Рокоссовского лишь ухудшил ситуацию: ему на помощь прислали представителей НКВД.
Рокоссовский вспоминал:
Военачальнику пришлось попросить Москву предоставить железнодорожной администрации возможность самостоятельно руководить работой транспорта, без чрезвычайщины наркомата внутренних дел. Но и после этого еще долго пришлось разбираться, где и какие части были выгружены.
Несмотря на большие потери и стратегическое поражение, вермахт оставался серьезнейшим противником. Немецкое командование пришло к выводу, что в условиях сильной растянутости коммуникаций советских фронтов надо воспользоваться этой слабостью.
Гитлер одобрил план Манштейна нанести контрудар по флангам сначала Юго-Западного, а потом Воронежского фронтов. Перебросив резервы из Европы, 18 февраля 1943 года немецкие войска нанесли по соединениям Юго-Западного фронта сильный контрудар, заставив обескровленные советские части отходить с тяжелыми боями.
Затем последовала очередь Воронежского фронта, в результате его войска оставили 15 марта Харьков, а 18 марта — Белгород.
Начальник Генерального штаба Красной армии маршал Александр Василевский отмечал, что оба командующих фронтами приняли перегруппировку врага за начало отвода его донбасской группировки за Днепр.
Полководец отмечал: «Исходя из этой неправильной оценки, командующий Юго-Западным фронтом Н.Ф. Ватутин просил у Ставки разрешения на стремительное наступление всеми силами фронта, чтобы окончательно разгромить противника между Северским Донцом и Днепром и выйти на Днепр еще до начала весенней распутицы».
Обострилась ситуация и на курском направлении, и город удалось отстоять лишь после того, как из-под Сталинграда были переброшены две общевойсковые армии.
В результате к 27 марта 1943 года в центральной части советско-германского фронта западнее Курска в сторону вермахта образовался выступ до 150 километров в длину и 200 километров в ширину, который в советских войсках именовался Курской дугой, а у немцев — Курским балконом.
Южный фас занимали войска Воронежского фронта генерала Николая Ватутина, назначенного на эту должность в конце марта, северный — соединения Центрального фронта Рокоссовского. Представителем Ставки на Юго-Западном и Воронежском фронтах был назначен Василевский, на Центральном, Брянском и Западном — заместитель Верховного главнокомандующего Вооруженными силами СССР маршал Георгий Жуков.
Своеобразная геометрия выступа позволяла противникам именно здесь попытаться предпринять генеральное наступление. Весенняя распутица прекратила на этом участке активные боевые действия — предполагалось, что не менее чем на месяц. Получив передышку, противники занялись пополнением своих частей, подвозом боеприпасов и разработкой планов.
Воронежский и Центральный фронты после тяжелых и многомесячных боев были обескровлены, и поэтому все силы Москва направляла на усиление этих объединений, позади которых в качестве своеобразного резерва был развернут Степной военный округ.
Военачальник подчеркивал, что ввиду отсутствия у немцев крупных резервов, они не станут вновь наступать на Кавказ или Волгу, сосредоточившись на более узком участке, скорее всего, против войск Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Жуков отмечал: «Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13-15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. С тем, чтобы, разгромив наши войска на этом направлении, получить свободу маневра для обхода Москвы по кратчайшему направлению».
По его мнению, на втором этапе сражения немцы могут попытаться нанести удары в тыл и во фланг Юго-Западному фронту, а на третьем — будут стремиться выйти на линию Лиски — Воронеж — Елец с тем, чтобы наступать в обход Москвы с юго-востока.
Маршал предлагал срочно усилить противотанковую оборону Воронежского и Центрального фронтов артиллерией, сняв ее с пассивных участков советско-германского фронта. По его расчетам, в резерве Ставки на угрожаемых направлениях должно быть не менее 30 истребительно-противотанковых артиллерийских полков (ИПТАП), не считая самоходной артиллерии.
Часть ИПТАП и самоходок Жуков предлагал дать Ватутину и Рокоссовскому для усиления противотанковой обороны их войск на наиболее опасных участках.
В заключение Жуков делал важный вывод:
Получив доклад Жукова, точку зрения которого всецело разделял Генеральный штаб Красной армии, Сталин распорядился запросить мнение командующих фронтов.
С одной стороны, Красная армия всегда придерживалась наступательной доктрины, с другой, стратегические победы под Москвой, в Сталинграде и прорыв блокады Ленинграда были осуществлены советскими войсками в зимний период. Летом враг пока оказывался сильнее РККА, и ей еще только предстояло научиться побеждать в это время года.
Начальник штаба Центрального фронта генерал Михаил Малинин направил в Москву доклад с общим мнением Военного совета: «Мы считаем, что нужно собрать силы и ударить первыми». В штабе Ватутина определенного мнения на этот счет еще не выработали, отметив: «Для крупного наступления противник сейчас еще не готов, однако частных атак можно ожидать в любое время, поэтому от наших войск требуем постоянной, самой высокой готовности».
12 апреля в Ставке состоялось совещание, на котором присутствовали Сталин, Жуков, Василевский и его заместитель генерал Алексей Антонов.
Василевский вспоминал: «Было принято предварительное решение о преднамеренной обороне. Сталина беспокоило, и он не скрывал этого, выдержат ли наши войска удар крупных масс фашистских танков».
Советские фронты приступили к оборудованию позиций. Генштаб РККА активно разрабатывал удары с Орловского (операция «Кутузов») и Харьковско-Белгородского направлений (операция «Полководец Румянцев»).
Предстоящая битва была непростым испытанием и для вермахта.
Манштейн отмечал: «Весна 1943 года поставила немецкое Главное командование перед трудным решением. Две проведенные нами кампании не привели к разгрому Советского Союза. Могли ли мы достигнуть на востоке приемлемого для нас решения, конечно, не в плане полного разгрома Советского Союза. Речь шла о том, не было ли возможности достичь ничейного результата? Это решение означало для Германии перспективу устоять как государство».
На третий год войны силы у Третьего рейха были уже не те, что летом 1941 года. В конце января 1943-го в Германии была объявлена тотальная мобилизация. Военнопленные заменяли на заводах квалифицированных рабочих, которых отправляли на фронт, место мужчин в тыловых службах и частях противовоздушной обороны занимали женщины.
По данным Василевского, Германии, несмотря на принятые меры, не удалось восполнить свои потери и довести численность войск на Восточном фронте до уровня осени 1942 года, когда она была наибольшей за все время войны (около 6,2 миллиона солдат и офицеров).
Манштейн прекрасно понимал опасность Курской дуги для немецких войск: «Она удлиняла наш фронт почти на 500 километров и требовала для ее удержания на севере, западе и юге значительных сил. Она перерезала железные дороги, которые вели из района группы "Центр" в Харьков и были для нас важными коммуникациями за линией фронта. Наконец, эта дуга могла служить противнику исходным пунктом для наступления, как на северном фланге группы "Юг", так и на южном фланге группы "Центр"».
При этом фельдмаршал констатировал, что уничтожить в одиночку курский выступ зимой 1943-го, сразу после сражения за Харьков, его войска не смогли, поскольку были слишком обессилены, а группа армий «Центр» в тот момент была не в состоянии взаимодействовать с группой армий «Юг».
Гитлер приказал после окончания весенней распутицы упредить наступление советских войск. Согласно его директиве, группе армий «Юг» Манштейна к середине апреля 1943 года надлежало создать сильную танковую группировку севернее Харькова, а группе армий «Центр», которой командовал фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, — сосредоточить ударную группировку южнее Орла.
В своем приказе о стратегическом наступлении на Курской дуге, которое получило название операция «Цитадель», фюрер отмечал:
Для проведения «Цитадели» Клюге выделил 2-ю и 9-ю полевые армии, Манштейн — 4-ю танковую армию и армейскую группу Кемпфа. В роли клещей выступали 9-я армия генерала Вальтера Моделя и 4-я танковая армия генерала Германа Гота, которые с севера и юга Курского балкона должны были прорвать советскую оборону и примерно на пятые сутки наступления соединиться восточнее Курска, замкнув гигантское кольцо окружения.
В задачу 2-й полевой армии входил удар с запада, по центру дуги, в направлении Льгова и Суджи, чтобы сковать соединения Красной армии. Группа Кемпфа, одним пехотным корпусом удерживая позиции на Донце, основными силами должна была поддерживать действия танкистов Гота.
При этом в Москве ожидали основной удар немцев не на участке Воронежского фронта (264 километра), а в полосе Центрального фронта (300 километров). Именно поэтому перед началом Курской оборонительной операции у Рокоссовского оказалось на 2200 артиллерийских стволов больше, чем у Ватутина.
В своих мемуарах Рокоссовский писал: «Используя все возможности, мы к началу сражения смогли довести численность стрелковых дивизий только до 4,5-5 тысяч и лишь отдельных — до 6-7 тысяч человек. В то же время в находившихся против нас вражеских дивизиях насчитывалось: в пехотных — 10-12 тысяч, танковых — 15-16 тысяч, моторизованных — 14 тысяч человек».
Перед началом битвы на Курской дуге численность войск Воронежского и Центрального фронтов составила около 1 миллиона 200 тысяч бойцов и командиров. 600 тысяч человек насчитывал Степной военный округ. В 4-й танковой армии Гота и армейской группе Кемпфа было 350 тысяч солдат и офицеров. Чуть меньше войск имелось у Моделя.
Сезон распутицы закончился, но противники не трогались с места. В начале мая в ставке Гитлера состоялось совещание, на котором высшее военное командование Германии, командующие и представители промышленности обменялись мнениями по поводу «Цитадели», операции, разработанной начальником Генерального штаба сухопутных сил Третьего рейха генералом Куртом Цейтцлером.
Модель поставил под сомнение благополучный исход предстоящего наступления.
Главный инспектор танковых войск генерал Хайнц Гудериан вспоминал: «Модель, располагая подробными разведывательными данными, особенно аэрофотоснимками, доказал, что как раз на этих участках фронта, на которых обе группы армий хотят предпринять наступление, русские подготовили глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону».
Командующий 9-й армией, чьи войска понесли серьезные потери в 1942 году в ходе Ржевской мясорубки, заявил, что русские рассчитывают на немецкое наступление, поэтому от него следует отказаться.
Отмахнуться от мнения боевого генерала, который отличился своей энергией и стойкостью в кампаниях 1941 и 1942 годов, фюреру было нелегко.
Манштейн так аттестовал военачальника:
Фюрер пообещал вдвое усилить немецкие танковые части, перебросив к 10 июня на фронт значительное количество тяжелых танков «тигр», «пантера» и самоходных артиллерийских установок «фердинанд». Однако против отсрочки наступления высказались Манштейн, Клюге, Цейтцлер и начальник Генерального штаба люфтваффе генерал Ханс Ешоннек.
Клюге, который почувствовал себя обойденным при докладе своего подчиненного, резко заявил, что утверждения Моделя о том, что глубина советских позиций достигает 20 километров, преувеличены. По его мнению, на аэрофотоснимках зафиксированы в основном развалившиеся от прежних боев окопы.
Гудериан вспоминал: «Я попросил слова и заявил, что наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках».
Генерал сообщил, что у «пантер», на которые Цейтцлер возлагал большие надежды, обнаружено много недостатков, которые быстро не устранить, а у «фердинандов», сконструированных на базе «тигра», кроме 88-миллиметровой длинноствольной пушки, больше не имеется вооружения и для ближнего боя мощная самоходка с бронированием в лобовой части корпуса в 200 миллиметров, непригодна. Его аргументы поддержал министр вооружений Альберт Шпеер.
Выслушав всех, Гитлер заявил, что подумает над услышанным.
После совещания Гудериан тет-а-тет попытался отговорить фюрера от операции, прямо спросив его, зачем ему нужно наступление на Восточном фронте в 1943 году. Гитлер сказал: «Вы совершенно правы, при мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот». Гудериан ответил: «У вас правильная реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи».
Гитлер колебался. 11 мая он приказал отложить «Цитадель» до середины июня. 13 мая в Тунисе американо-британским войскам сдалась немецко-итальянская группировка, численностью 250 тысяч солдат и офицеров. Для Германии война в Северной Африке закончилась поражением, и на повестку дня остро встал вопрос о высадке союзников в Европе.
К началу Курской битвы войска Воронежского и Центрального фронтов оборудовали шесть основных оборонительных рубежей, а также несколько промежуточных и отсечных, общей глубиной до 150-190 километров. Подступы к ним были прикрыты обширными минными полями, а основу обороны составляли многочисленные артиллерийские противотанковые узлы.
Российский военный историк Валерий Замулин считает, что нет: «Поэтому у Гитлера с апреля по июнь 1943 года был период метаний в попытках понять, что делать. Из-за этого и переносили сроки начала «Цитадели», хотя в Берлине все уже прекрасно понимали, в том числе и Гитлер, что ничего не выйдет. Ну перебьем еще 10 тысяч, 100 тысяч, 300 тысяч русских — и что? И ничего, просто на год или два затянем эту мировую мясорубку, и только».
Затянувшаяся оперативная пауза нервировала противников. В конце мая Ватутин предложил Сталину нанести упреждающий удар силами Воронежского фронта по харьковско-белгородской группировке немцев. Жуков, Василевский и Антонов не поддержали предложение Ватутина.
Жуков отмечал: «Верховный сам все еще колебался — встретить ли противника обороной наших войск или нанести упреждающий удар. И.В. Сталин говорил, что наша оборона может не выдержать удара немецких войск, как не раз это бывало в 1941 и 1942 годах».
Рокоссовского же раздражала деятельность Василевского и Жукова. В своем письме на имя Сталина генерал отмечал, что рабочие места заместителя Верховного главнокомандующего и начальника Генштаба — в Ставке и Генеральном штабе, а не на том или ином участке фронта, где они выключаются из процесса управления всей Красной армией.
Сам Рокоссовский всю битву провел на своем командном пункте, руководя оттуда войсками.
Военачальник в целом негативно относился к институту кураторов от Ставки:
Рокоссовский считал, что Москве для информирования и контроля над ситуацией на том или ином фронте достаточно направленцев — старших или высших офицеров Генштаба, которые держали в курсе дел Ставку, не вмешиваясь в действия командующего.
Курская битва началась вечером 4 июля, когда в полосе Воронежского фронта части 4-й германской танковой армии предприняли частные атаки. Основные действия развернулись на следующий день. 5 июля войска Манштейна нанесли три мощных удара. На основном направлении наступали соединения Гота: 48-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС, при поддержке армейской группы Кемпфа.
Немецкая артиллерия и люфтваффе сосредоточили весь огонь на узком участке советской обороны, шириной не более пяти километров, где перепахивалась траншейная сеть и уничтожалось все живое. После этого в прорыв двинулись тяжелые танки и самоходки.
Им Красная армия противопоставила минные поля и противотанковую артиллерию, в том числе гаубичную.
Эта тактика позволила корпусу СС за 17 часов прорвать первую линию обороны Воронежского фронта и выйти ко второй полосе, чтобы затем наступать правым флангом через Прохоровку. Туда же должна была двигаться своим левым флангом группа Кемпфа.
48-му корпусу, который прикрывал левый фланг эсэсовцев, повезло меньше — он наткнулся в районе села Черкасское на заболоченную балку. Пересеченная местность и ожесточенное сопротивление соединений 6-й гвардейской армии генерала Ивана Чистякова привели к тому, что захват населенного пункта затянулся на целые сутки. Тем самым уже к концу 5 июля график операции «Цитадель» рухнул.
Модель поначалу берег средние танки, основную силу панцерваффе, считая, что их надо вводить только в прорыв, который пробьет в обороне Центрального фронта артиллерия и пехота с «тиграми». По расчетам генерала, прорыв должен был состояться 6 июля.
Основной удар наносился в направлении железнодорожной станции Поныри, за которую завязалось сражение. Но пробить советскую оборону Моделю не удалось, его бронетанковые войска завязли в ожесточенных боях.
«Фердинанды», подрываясь на минных полях, становились легкой добычей для советских пехотинцев, которые подползали к ним на близкое расстояние и, пользуясь отсутствием у экипажей пулеметов, подрывали самоходки гранатами или поджигали коктейлями Молотова. За короткое время немцы потеряли 33 «фердинанда».
По оценке Рокоссовского, против войск Ватутина действовали 14 немецких дивизий, в том числе 5 пехотных, 8 танковых и одна моторизованная, тогда как ударная группировка противника Моделя состояла из 15 дивизий в составе 8 пехотных, 6 танковых и одной моторизованной.
К 9 июля наступление 9-й полевой армии выдохлось, на северном фасе Курской дуги немцам удалось вклиниться в оборону Рокоссовского лишь на 10-12 километров.
Манштейн придерживал PzKpfw III и PzKpfw IV, действуя «тиграми» и «пантерами» как тараном. Слова Гудериана сбылись: «пантеры» массово выходили из строя по техническим причинам, поэтому если сначала ежедневно в бой вводилось около 35 танков, то через несколько дней уже не более 18. Тем не менее фельдмаршалу удалось продвинуться гораздо дальше, чем Моделю, он рвался к Прохоровке.
1-й гвардейской танковой армии генерала Михаила Катукова приходилось крайне тяжело. Командир бригады, будущий Герой Советского Союза Александр Бурда доложил, что на его участке противник атакует непрерывно, по 50-100 танков, которые возглавляют «тигры» и «пантеры».
Катуков вспоминал в мемуарах тот диалог:
— А с ними трудно, товарищ командующий. Бьешь по ним, а снаряды рикошетом отлетают.
— Ну и каковы результаты боя?
— Потери... Ужасные потери, товарищ командующий... Процентов шестьдесят бригады.
В такой ситуации Катуков болезненно воспринял решение Ватутина нанести контрудар по вклинившемуся в советскую оборону противнику силами 1-й гвардейской танковой армии и приданных танковых корпусов.
Генерал размышлял:
Одним из первых в Красной армии, еще осенью 1941 года, на подступах к Мценску Катуков стал применять тактику танковых засад, выбивая из укрытий вражеские бронемашины. Именно эта тактика представлялась ему оптимальной в оборонительный период Курской битвы.
Как Катуков и ожидал, контрудар не принес успеха, бригады армии понесли серьезные потери и в итоге Ставка через голову командующего Воронежским фронтом отменила продолжение наступления.
9 июля Ставка преобразовала Степной военный округ в Степной фронт, командовать которым был назначен Конев.
Военачальник писал: «Объединения и соединения пришли с других фронтов. Войска были слабо укомплектованы личным составом и техникой, не имели запасов материальных средств и были утомлены в боях. В весьма сжатые сроки требовалось пополнить и усилить их, оснастив всем необходимым для боевых действий, сколотить в хороший боеспособный организм».
Сталин приказал Коневу передать Ватутину 5-ю гвардейскую танковую и 5-ю гвардейскую армии. Командующий Воронежским фронтом вместе с Василевским убедили Москву, что пора переходить в контрнаступление на южном фасе дуги.
Ее командир генерал Павел Ротмистров по прибытии представился Василевскому и Ватутину.
Комфронта сообщил ему, что немцы, не сумев пробиться к Курску через Обоянь, с 10 июля перенесли направление главного удара восточнее, вдоль железной дороги на Прохоровку.
Ватутин подчеркнул, что 5-я гвардейская вместе с двумя приданными танковыми корпусами должна ударить по войскам 2-го танкового корпуса СС. Общая численность танков и самоходок в армии Ротмистрова насчитывала около 850 бронемашин.
Вечером 11 июля Василевский и Ротмистров на «виллисе» выехали осмотреть исходные районы 18-го и 29-го танковых корпусов. Путь проходил через Прохоровку на Беленихино. Вскоре показалась линия фронта, вдали появились танки.
Резко обернувшись к Ротмистрову, Василевский с досадой сказал: «Генерал! В чем дело? Вас же предупреждали, что о прибытии ваших танков противник не должен знать. А они гуляют средь бела дня на глазах у немцев!»
Генерал вскинул бинокль к глазам и ответил: «Но это, товарищ маршал, не наши танки. Немецкие».
Исходные рубежи для атаки были заняты немцами и у советских танковых командиров не оставалось времени на разведку местности. Заново нужно было выбирать огневые позиции для своей артиллерии, организовывать взаимодействие между корпусами и частями, пересмотреть график артиллерийской подготовки. А времени почти не было, и наступала ночь.
Утром 12 июля на Прохоровке разгорелось встречное танковое сражение 5-й гвардейской армии Ротмистрова и 2-го танкового корпуса СС обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера.
По сигналу «Сталь, сталь, сталь!», который передавал в эфир начальник радиостанции младший техник-лейтенант В. Константинов, в атаку пошли советские танки. Им навстречу двинулась масса германской бронетехники.
В ожесточенном бою сошлись около тысячи советских и немецких танков, которые, ведя огонь, быстро сближались друг с другом.
Ротмистров отмечал: «Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь».
Советский танковый ас, Герой Советского Союза Василий Брюхов, который подбил в прохоровском бою PzKpfw III, вспоминал:
Василевский в своем донесении Сталину докладывал: «Вчера сам лично наблюдал к юго-западу от Прохоровки танковый бой наших 18-го и 29-го корпусов более чем с двумястами танками противника в контратаке. Одновременно в сражении приняли участие сотни орудий и все имеющиеся у нас РСы. В результате все поле боя в течение часа было усеяно горящими немецкими и нашими танками».
Удар 5-й гвардейской танковой армии не достиг результата, но и немцы не смогли продолжать дальше наступление на Курск. Это далось подчиненным Ротмистрова высокой ценой: за девять часов боя из 642 единиц бронетехники, принимавших участие в бою, вышли из строя 500. Из них сгорели и были подбиты 357 танков и самоходок. Потери эсэсовцев Хауссера были существенно ниже.
Созданная по его распоряжению специальная комиссия Государственного комитета обороны во главе с Георгием Маленковым с привлечением специалистов Степного и Воронежского фронтов, а также штаба командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии, пришла к выводу, что действия 5-й гвардейской танковой армии являются примером неудачно реализованного плана.
12 июля 1943 года стало переломным днем в битве — войска Западного фронта генерала Василия Соколовского и объединения Брянского фронта генерала Маркиана Попова перешли в стратегическое наступление на орловском направлении.
13 июля на совещании у Гитлера рассматривалась угрожающая ситуация на фронтах: в Сицилии, где 10 июля высадились англо-американские войска, итальянские части не сопротивлялись, оборону острова держали только немецкие соединения. Операция «Цитадель» трещала по швам: северная часть германских клещей, которые должны были сомкнуться вокруг Курска, де-факто перестала существовать.
Клюге доложил, что армия Моделя потеряла 20 тысяч человек и не может двигаться дальше. Он также проинформировал фюрера о том, что был вынужден забрать у 9-й полевой все танковые дивизии, чтобы ликвидировать глубокие прорывы в трех местах фронта 2-й армии генерала Вальтера Вайса. Войска Манштейна, пробив советскую оборону на глубину до 35 километров, забуксовали у Прохоровки.
15 июля, после того, как в операцию «Кутузов» включились войска Рокоссовского, Гитлер отдал приказ о переходе вермахта в районе Курской дуги к обороне. Фюрер пришел к выводу, что германским войскам не удалось перехватить стратегическую инициативу на Восточном фронте.
17 июля в наступление перешли войска Южного фронта генерала Федора Толбухина и армии Юго-Западного фронта генерала Родиона Малиновского. Завязались тяжелые бои — немцы оперативно перебросили на угрожаемые участки ряд соединений, в том числе и с Курской дуги, как, например, 2-й танковый корпус СС.
При ликвидации советского плацдарма на западном берегу реки Миус, подчиненные Хауссера потеряли больше людей и техники, чем под Прохоровкой. В свою очередь, Толбухин лишился пяти стрелковых полков. Несмотря на то что войскам Южного и Юго-Западного фронтов не удалось нанести поражение противнику, их действия облегчили проведение операции «Румянцев».
Белгородско-Харьковская стратегическая наступательная операция, которая началась 3 августа, проводилась силами Воронежского и Степного фронтов. По замыслу Ставки, войска Ватутина и Конева наносили удары по стыку 4-й немецкой танковой армии и армейской группы Кемпфа в обход Харькова с запада. С юга к городу должны были подойти части Юго-Западного фронта.
Герой Советского Союза номер два, организатор и руководитель подготовки первых советских космонавтов генерал Николай Каманин в 1943 году командовал 5-м штурмовым авиационным корпусом, действующим в интересах Воронежского фронта.
Военачальник писал о начале операции: «Ровно в назначенное время ударила артиллерия. Содрогнулась земля, и гул орудий не прекращался, пока шла артиллерийская подготовка; звенело в ушах; трудно стало работать на эфир, а надо было ни на минуту не прекращать связи со штабами и с группами штурмовиков».
Оценивая ход операции, 6 августа Жуков докладывал Сталину, что Конева надо усилить: «Для проведения Харьковской операции необходимо, кроме 20 тысяч пополнения, дать 15 тысяч для дивизий 53-й и 7-й гвардейской армий; для доукомплектования танковых частей фронта дать 200 штук Т-34 и 100 — Т-70, KB — 35 штук. Перебросить четыре полка самоходной артиллерии и две инженерные бригады».
Кроме того, он рекомендовал передать Коневу 57-ю армию Юго-Западного фронта и 5-ю гвардейскую танковую армию из состава Воронежского фронта.
На северном фасе советские войска приближались к Орлу. Командующий 3-й армией генерал Александр Горбатов вспоминал: «Орел делится рекой Ока на две равные части — восточную и западную. Это затруднит бой в городе. К тому же ожесточенные уличные бои всегда ведут к большим потерям и разрушениям. В результате поисков и размышлений было решено брать Орел обходом с севера и северо-запада».
Это решение себя с блеском оправдало: гарнизон Орла, опасаясь окружения, начал отходить и 5 августа город был освобожден советскими войсками. В тот же день к шести часам вечера от немецких частей был очищен Белгород. Вечером по распоряжению Сталина в честь двойной победы впервые за всю войну в Москве состоялся салют: 12 залпов из 124 орудий с интервалом 30 секунд.
Пытаясь задержать советское наступление, немецкое командование срочно перебросило из Донбасса четыре танковых дивизии, нанеся в районе Богодухова мощный контрудар. Завязались ожесточенные бои. На помощь сильно поредевшей армии Катукова была направлена армия Ротмистрова. Между ними была введена в сражение 6-я гвардейская армия.
К 15 августа немцам удалось прорвать оборону наступающих войск на флангах и выйти в тыл 6-й гвардейской армии, что привело к необходимости ее отхода на север, на расстояние 10-20 километров. Но германский танковый контрудар уже не мог изменить ситуацию.
Силы немцев были на исходе; одна только группа армий «Юг» с июля по август 1943-го потеряла 7 командиров дивизий, 38 командиров полков и 252 командира батальонов. Вермахт понес очень большие потери в расчете на боевую численность соединений, лишившись многих опытных солдат и офицеров.
При этом количество войск противника росло.
Манштейн признавался:
Генерал Сергей Штеменко, в тот период являвшийся начальником Оперативного управления Генерального штаба, отмечал, что мнения о том, как громить немецкие войска, — разделились. Ватутин выступал за окружение противника, в Генштабе придерживались иной точки зрения.
Штеменко писал: «Окружение и последующая ликвидация белгородско-харьковской группировки немцев надолго приковали бы к себе большое количество наших войск, отвлекли бы их от наступления на Днепр и тем самым облегчили неприятелю возможность создания новой сильной обороны по правому берегу Днепра».
С этой тактикой был согласен и Конев: «Конечно, хорошо было бы не только выбить противника из города, но и окружить его. Однако нужно сказать, что обход такого крупного центра, как Харьков, полное его окружение при создавшемся расположении наших войск были бы связаны с большими разрушениями. Это стало ясно, когда мы еще были на подходе к городу».
В итоге Красная армия не окружала, а выталкивала противника со своей территории — Верховный главнокомандующий торопил войска.
Жуков отмечал: «Основных законов оперативно-стратегического искусства И.В. Сталин не придерживался. Он был подобен темпераментному кулачному бойцу, часто горячился и торопился вступить в сражение. Тогда все мы считали, что надо скорее бить противника, пока он еще не осел крепко в обороне».
За относительно короткий срок войска Степного фронта прорвали оборону Харьковского укрепрайона, состоявшую из двух полос общей глубиной до 18 километров, и вышли на подступы к городу.
Потери Красной армии в ходе Курской битвы составили более 863 тысяч человек, в том числе погибшими, пленными и пропавшими без вести — свыше 254 тысяч бойцов и командиров. Общие потери немцев превысили 537 тысяч солдат и офицеров.
РККА научилась побеждать летом и до конца войны спокойных дней для немцев на Восточном фронте больше не было. А впереди была стратегическая битва за Днепр, в которую противники вступили без передышки.