Этно-певица Nadikan из Якутии записывает фольклорную музыку для популярных музыкальных платформ — она стала первой исполнительницей, которая опубликовала в iTunes песню на якутском языке. Чтобы ее треки слушали и вызывали интерес, россиянка адаптирует их под современность. О том, каким бываем фольклор в XXI веке, как он связан с рэпом и фристайлом и где искать вдохновение, Nadikan рассказала «Ленте.ру».
«Лента.ру»: Вы создаете современные аранжировки на фольклорные песни. Как фольклорные композиции делают современными? Что это значит?
Nadikan: Это значит, что мы перепеваем песни заново. Я не создаю новые аранжировки под песню, которую кто-то уже пел, я беру песню и адаптирую ее под себя.
Например, в песне «Кымыс ырыата» («Песня кумыса»), которую я переделала под себя, я немного сместила акценты и сделала так, чтобы мне было ее легче исполнять. В частности, я замедлила темп, поэтому песня получилась как молитва, хотя в оригинале она исполняется в более живом и динамичном варианте. Также в этой песне у меня получаются сильные доли в части гортанного хрипа на первый звук, а не на второй, как в оригинальном варианте.
Мне хотелось сделать так, чтобы песня вписалась в современную жизнь. В современных популярных треках обычно есть какая-то фишка — например, простой повторяющийся мотив или немного отрешенная подача. Те же самые приемы и современные биты я использую в своих песнях. Это нравится людям нравится.
Так как моя песня содержит элементы клубной и традиционной музыки, у людей возникает диссонанс, поскольку они слышат не только клубную музыку, но и одновременно традиционные манеры пения с гортанными хрипами и старинные слова. Да и сама песня исполняется медитативно. Эта медитативность и речитативность в исполнении позволяет зацепить современного слушателя.
Что еще, помимо изменения исполнения, вы делаете, чтобы сделать песни популярнее?
Чтобы осовременить песню, нужно наложить традиционную мелодию на клубную силами электронных инструментов. Мы все помним колоссальный успех «Бурановских бабушек» — меня это очень вдохновило. Они взяли фольклорную композицию и наложили бит электронной и клубной музыки. Это пример того, как народная музыка может найти выход к широкому зрителю.
А как еще?
Есть несколько решений. Одно из них — пение а капелла. Потому что когда поющий не привязан ни к одному из инструментов, это получается чистый фон, который может понравится не только любителям какого-то конкретного жанра, а вообще всем слушателям. Когда идет пение а капелла, человеку становится понятно, что музыка — она об одном, что она одинаковая. Главное, чтобы мелодия передавала настроение и эмоции.
Когда мы давали концерт в одном из сел в Амгинском районе Якутии, где живут 36 национальностей, у нас стояла задача представить культуру народа Саха, русский фольклор и фольклор народов Арктики. Мы решили петь а капелла — осталась только мелодия и музыка и получилось хорошо.
Если мы еще и бубен добавляем к песне, все это дает современную окраску. Становится понятно, что поют носители культуры, но они делают это по-современному, включая разные техники пения.
Еще помогает артистизм. Когда человек поет и находится в материале, слушающему становится интересно: что песня означает, о чем человек поет? Когда поет современник, народная песня оживает. Я когда даю своим студентам послушать песню, которую исполнил тот или иной автор-носитель культуры, они слушают оригинал и мало кто хочет исполнять. Когда же я начинаю исполнять это сама, им становится понятно, о чем идет речь, и они уже заинтересованы в работе.
Сейчас у вас уже свои студенты, хотя, кажется, вы и сами не так давно учились музыке. В музыкальный колледж вы пошли, когда вам был 31 год. При этом изначально вы учились на переводчика. Почему вы решили так изменить свою жизнь?
С детства я обожала петь. Мое пребывание в детском саду пришлось на оглашение суверенитета республики — это было в 1990 году, тогда приняли концепцию национального развития и возрождения культурных традиций. И в садике мы ставили сценки по сюжетам якутского эпоса олонхо. В школе якутский эпос мы тоже изучали, моя первая учительница находила древние записи олонхо и мне всегда доставались одни из главных ролей.
Когда я работала после университета по профессии, мне смелости не хватало начать петь, поскольку я считала, что если у меня нет музыкального образования, то ничего не получится. Я очень хотела учиться музыке в детстве, но я занималась иностранными языками. Зато в университете я создала живую группу, которая исполняла песни на английском и испанском.
Почему вы начали исполнять фольклорные композиции?
Мне ближе традиционная якутская культура и культуры народов Арктики. Я считаю, что даже классическая музыка исходит от фольклора, это основа основ. Сначала у меня было много сомнения и стеснения, я не могла встать и сказать: «Я хочу, я могу».
Но потом вы все-таки решились.
Я окончательно прониклась традиционной культурой российской Арктики, она подарила мне свободу. Но, кстати говоря, сначала столкнулась с трудностями. Например, исполнять песни про любовь в эстрадном стиле мне было неловко, потому что у нас город маленький. Могут спросить, а кого ты имела в виду в песне? А вдохновение же — оно может прийти неожиданно, и необязательно должна же быть композиция кому-то адресована.
Постепенно я осознала, насколько якутский музыкальный эпос удивителен. Хомус, например, дает свободу для выражения себя, никак не ограничивает исполнителя. В классической музыке есть много школ, все они отталкиваются от определенных канонов и следуют установленным правилам. Школы игры на хомусе тоже есть, но играющему дается больше пространства для творчества, всегда можно привнести что-то свое. Из-за этого у каждого исполнителя хомуса индивидуальный звук в зависимости как от посыла исполнения, так и от физиологических данных. У всех же разное строение челюсти, черепа, диафрагмы.
Чем якутский музыкальный эпос принципиально отличается от эпоса других народов Севера?
Первое — это язык. Второе — сюжеты, которые описываются в тексте песен. Третье — особенность повествования. Речь о том, что на каждое действие дается очень много описаний. Например, «у богатыря зародилась мысль, и, подобно табуну лошадей, кровь у него забурлила и стала гуще, чем девять рек вместе взятых» — так может быть описано, что богатырь рассердился перед битвой. То есть это нанизывание сравнений, метафор, гипербол.
К тому же, у нас во время исполнения песен положительных героев широко используется кылысахи — это музыкальное украшение, обозначается как форшлаг, то есть тремоло в голосе, вибрато.
А в чем ваша особенность как музыканта?
На мой взгляд, я отличаюсь в манере пения, так как я родилась в городе, а не в деревне. Местами мне не хватало связи с землей, погружения в родной язык, ведь пусть даже в маленьком, но городе, связи с природой не так много.
К тому же я не росла в семье, где все были носителями древней якутской культуры. Только прадед по отцовской линии был актером первой труппы Якутского музыкально-драматического театра, и, возможно, тяга к сцене и творчеству передалась от него. Но я только нахожусь на пути открытий загадочного и манящего мира сокровищ музыкальной культуры народов Севера.
Например, мне поначалу было сложно исполнять тойук — приветственную песню. Потому что я привыкла исполнять песни на английском и долгое время языком для общения на работе и в обычной жизни был английский. Я несколько лет жила в Китае, а также работала в Якутске в международном коллективе. Из-за этого у меня был носовой английский звук, а у якутов, по крайней мере в вилюйской традиции, звук должен идти приглушенно, как будто изнутри.
Что помогает вам погрузиться в якутскую культуру?
Фольклорные экспедиции. Они нужны мне для собственного развития как музыканта, так как я росла в городе и помню деревню только по воспоминаниям из детства. Я оказываюсь в сказке, о которой я читала в книгах или смотрела в документальных фильмах.
Для меня это край чудес: тундра, тайга. Я прихожу к людям и говорю: «Здравствуйте, я приехала вас изучить. Мне интересно все то, что вы скажете». Сначала люди к этому относятся с опаской, но потом начинают раскрывать все. Они понимают, что важно знать, что говорили их бабушки и дедушки, о чем они пели. Так и появляется картина нашего сегодняшнего бытия. Это знание о предках, к сожалению, от нас уходит.
После экспедиций я пришла к выводу, что нужно делать больше контента на языках коренных народов Севера. С другой стороны, укрепилось ощущение, что русский фольклор будет жить, потому что рэп и многие современные песни похожи на него. Например, песня Niletto «Любимка» похожа на частушку, поэтому она уходит в народ.
Вы говорили в одном из интервью, что можете творить на ходу. Что это значит?
Тогда люди сходятся в одном ритме, и исполнитель начинает рассказывать: сегодня, в такой то день, здесь собралось столько людей из таких-то краев, и так далее. Это и якутская традиция, которая проявляется в круговых танцах. По сути это сообщение о том, кто я, что у меня случилось, откуда я пришел и куда иду.
Есть в якутском фольклоре жанр чабыргах — это скороговорки о том, что вижу, что увидел и узнал. Еще есть импровизация в пении тойук — музыковеды называют это «концертной песней». Это когда собираются люди и поющий исполняет запев «Дьэ буо». Человек как камертон начинает находить для себя удобную тональность, собирается с мыслями и начинает свой звук выстраивать так, чтобы он обратился к высшим силам, богам. То, что он чувствует на душе в данный момент, он начинает исполнять.
А как рождаются ваши песни?
Объясню на примере. Меня как-то раз пригласили помогать в постановке детского спектакля по книге Лидии Тарасовой «Кындыкан» — про эвенскую девочку, которую спасли от оспы якутские охотники. Тогда прямо на площадке мне нужно было сочинить песню. Мне дали тему «Зимовье» и я придумала нужный мотив.
Как я сочиняю? Ко мне всегда приходит какой-то образ. Например, я прочитала стихотворение про оленя, и оно мне показалось очень музыкальным, после чего сочинила и мелодию. Также я мысленно разговариваю с теми, кто меня вдохновляет — тогда рождаются мелодии, но не все я успеваю записать и довести до ума.
Про что ваши песни?
Про любовь, про природу, про любовь к родине и к родителям. Когда я сочиняла песни про любовь, до конца не было ответа, насколько она счастливая, эта любовь. У меня всегда получаются песни о чем-то немного несбыточном. Поэтому мне понравилась песня про кумыс, потому что она про осязаемые вещи, ее нельзя было спеть с таким же посылом.
Если говорить о песнях, связанных с любовью к родному краю, то они продиктованы моими чувствами к нашей Арктике. Я для себя решила, что мне хорошо там, где я родилась, где выросла и где росли мои родители. Люди говорили мне: «Что ты тут делаешь, ты просто прозябаешь». Но пока я могу быть полезной здесь, я буду стараться работать. И я знаю, что у меня впереди очень много работы, поскольку живой отклик я получаю.
Я бы очень хотела своим творчеством оживить стихотворения авторов, которые творят на языках коренных малочисленных народов Севера, на слова поэтов, у которых из года в год, к сожалению, сокращается аудитория, потому что книги издаются небольшим тиражом, но не переиздаются. Хотелось бы, чтобы уходящее поколение поэтов находило новое прочтение, чтобы старинные тексты с глубоким смыслом, связью с ритуалами, обычаями и традициями ушли в народ.
Постепенно у людей просыпается понимание, что нужно ценить то, что было сделано до них, чему я очень рада. Но людям нужно максимально овладеть музыкальной грамотой — чтобы собирать фольклор и анализировать его, видеть и слышать разницу исполнения.
Вы разместили первую песню на якутском языке в iTunes. Каково это — быть первой?
Когда песню опубликовали, я даже сама не придала этому такого значения.
Песня называется «Миг». Я ее сочинила, когда жила в Китае. Мы, кстати, перепели эту песню и на английском, и на русском, но нигде не разместили. Тогда у меня был период в жизни, когда я не понимала, что будет впереди, и думала, что живу не так, как нужно. Я как будто сама себе написала песню о надежде на то, что все еще случится, что тот самый миг еще впереди, что любовь есть.
Эта песня — обращение к девушке, которая не верит в свои силы, и думает, что любовь — это что-то опасное. Это о том, как человек сталкивается с тем, чего боится больше всего. А песня как бы спрашивает: «Почему нет? Нужно идти туда, где страшно. И рядом с тобой есть человек, который в тебя влюблен, но ты его не замечаешь. Настанет этот миг».
Получается, у вас есть как собственные интерпретации, так и личные песни?
Да. Недавно меня пригласили еще писать саундтрек фильму известного якутского режиссера и дали уже тему. С нетерпением жду начала работы.
Как вы справляетесь с отсутствием вдохновения?
Самое простое — взять паузу и потом снова начать писать. Обычно мне помогает пребывание в тишине или просмотр фильма. Это погружение в себя, которое очень помогает.
Когда речь идет о вдохновении, я всегда вспоминаю, что говорил Майкл Джексон об этом: «Я представляю себе реку, я в нее вхожу». Это, конечно, высший пилотаж. Я же закрываю глаза, представляю себе дальние края, места, в которых я была, разные страны. Чаще всего мне хочется оказаться в Южной Якутии, на просторах реки Лена, в ущельях Ленской трубы. Тогда возрождается вдохновение, приходит сначала мелодия, потом строчка.
Для записи песен вы используете национальные инструменты, часть из которых изготавливали сами. Как вы это делали и где этому научились?
На самом деле мне очень было сложно, потому что лет пять назад, когда я только начинала в музыке, эти инструменты было трудно найти, они у нас, скажем так, товар штучный. То, что было в магазинах, оно было, во-первых, дорого, во-вторых, это был не тот звук, который мне был нужен, я хотела такой приглушенный нежный звук.
Поэтому я очень долго сидела смотрела ролики о том, как изготавливать дома погремушки — мы их называем туйахтар (в переводе с якутского «копыта») и муос (в переводе с якутского «рога»), в зависимости от того, из чего они изготавливаются. Я попросила помощи брата — он ветеринар и кандидат биологических наук. У брата есть ферма, где он выводит новую породу — гибрида домашней овцы и горного барана. И мне повезло, что он меня поддержал.
С братом мы делали рог с рисом внутри — сиксиир. Мы очень долго отваривали большие рога — с одиннадцати утра до шести часов вечера. Взяли чан, большую кастрюлю, положили туда самые крупные рога, которые нашли. Сначала они варились в кипятке, потом мы их остудили и выковыряли внутренности вилкой. Корова, чьи рога мы использовали, была большой, поэтому рога тоже были большие и внутри было много окаменелостей. После того, как мы эти рога остудили, брат сделал отверстие дрелью. Если бы не было дрели, нам бы пришлось сверлить иголкой. Мы наполнили рога зернышками риса и закрыли. Тут важно смотреть пропорцию — если риса много, звук получается глухой, если мало, то полость более свободная и для звука больше.
Мне больше всего понравилось, когда мы соединили самые крупные рога и копыта вместе и получился такой приглушенный звук морских ракушек. Оленьи копытца звучат, кстати, как ракушки, когда их потрясти и вместе подержать. Изготовленными инструментами мы пользуемся до сих пор, я возила их собой в Самару, в Германию. Люди немного пугались сначала, но что делать, зато аутентичный звук получается.
Какие ваши три любимых инструмента?
Первый — это хомус. Второй — наша якутская скрипка кырыымпа, которую мы держим на коленях. У нее отличие от скрипки и обычных инструментов в том, что его струна из конского волоса. Он звучит как человеческий голос. И на третьем месте конковур — старинный ударный инструмент эвенков из оленьих копытц.
А какие инструменты сложнее всего изготавливать?
Кырымба очень сложно изготовить, хомус тоже. Моя мечта — научиться ковать хомус. Я человек щепетильный, кузнецы меня знают. И они, конечно, сами люди творческие и всегда расстраиваются, когда заказчик не получает тот самый звук, который был нужен. Поэтому я хочу попробовать себя в роли кузнеца, чтобы подобрать тот звук, который мне нужен.
Также будет сложно изготовить бубен, потому что для этого не хватает материала из-за малого числа оленеводческих стойбищ. Не всегда удается найти шкуру оленей, которая была без всяких потертостей и погрешностей, одной плотности.
Зависит ли от сложности изготовления инструмента сложности игры на нем?
Скорее нет. Тут будет корректнее сказать, что, чем совершеннее изготовлен инструмент, тем легче на нем играть и его по-разному осваивать. Хороший музыкант, конечно, может приспособиться играть на любом инструменте. Как говорят: нет плохого хомуса етсь плохой хомусист. Но возможностей, конечно, больше с инструментами, которые хорошо держат строй.
За инструментами, кстати говоря, сложно ухаживать. Инструменты с конским волосом реагируют на перепады температуры и на влажность — конский волос же это органический материал, он может сужаться и высыхать. Поэтому, когда мы ездим куда-то, мы за инструментами ухаживаем. Например, в Самаре надо было бубен сушить, так как там влажно. Бывает много сюрпризов, мы к этому готовы.
На каком инструменте сложнее всего играть, на ваш взгляд?
Конечно, на хомусе.
После просмотра видео с вашим исполнением создается впечатление, что вам на хомусе играть вообще не сложно.
Это не так. Возможности этого инструмента безграничны. Мало овладеть традиционными приемами игры, нужно еще адаптировать их под себя. На звук влияет размер легких — немного заболеешь и уже по-другому звучит инструмент.
Можно сказать, что, когда человек играет на хомусе, у него просыпается генетическая память и за кем бы он ни повторял, у него все равно появляются те мелодии, которые он слышал в детстве. В моем случае это, конечно, северные мотивы.
Человек во время игры на этом инструменте становится резонатором, а хомус — голосом, поэтому нужно аккуратно к нему подходить. Это для меня сложно, потому что я ношу брекеты и прикус постоянно смещается. А даже от маленького смещения угла игры на хомусе, изменяется звук.
Поэтому для хомусистов, как и для всех музыкантов в целом, важна гимнастика. Мышечные зажимы влияют на положение челюсти и положение рук и кистей. Мы за этим очень следим, потому что когда мы в скрюченном состоянии, у нас будет скрюченный звук. Хомус не обмануть — можно определить, кто хорошо поспал, а кто нет. Хомус — это тот самый инструмент, при игре на котором нельзя быть слишком уверенном в себе. Даже у мастеров возникают сложности при игре на нем.
При этом хомус помогает человеку выражать себя. Те, кто играет на этом инструменте, входят в особое состояние. Я верю в то, что эти вибрации тянут человека к хорошему, они возвращают его в первозданное состояние.
Я слышала, что есть музыка возбуждающая, а есть — возвышающая. Я считаю, что моя музыка находится где-то посередине. Под нее можно и потанцевать, и подумать о чем-то вечном.
А какие еще инструменты, которые вы используете в своем творчестве, могут воздействовать на сознание слушателей?
Все, даже электронные. Потому что нота — это, как говорил Спиваков, закодированные эмоции. Мне нравится стирать границу между инструментами классического оркестра и инструментами народными.