71 год назад, 4 апреля 1953 года, в нашей стране произошла маленькая революция. Советским обществом она осталась почти незамеченной, но самым серьезным образом повлияла на его дальнейшее развитие. В этот день под грифом «совершенно секретно» вышел приказ №0068 нового министра внутренних дел СССР Лаврентия Берии «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия». «Лента.ру» попыталась разобраться, зачем это понадобилось всесильному шефу Лубянки и к каким последствиям в итоге привело.
Лаврентий Берия имел репутацию одного из самых жестоких и одиозных сталинских палачей. Как же так вышло, что именно он стал инициатором смягчения репрессивной практики в стране? И какие цели он преследовал? Было ли это искренним желанием гуманизировать карательную систему СССР или попыткой набрать очки в борьбе за власть?
«Чужая душа — потемки. Наверное, наследники Сталина хотели перевернуть страницу, чтобы самим не оказаться в подвалах под пытками. Очки в борьбе за власть получались очень опосредованно — через компрометацию тех, кто пытал (Рюмина), что, в свою очередь, компрометировало Игнатьева и опосредованно Маленкова. Но можно было пройти ту же цепочку и без отмены пыток», — сказал в беседе с «Лентой.ру» главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Александр Шубин.
В приказе Берии признавалось, что следователями органов госбезопасности допускались «аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток». В документе особо подчеркивалось, что «по указанию руководства бывшего Министерства государственной безопасности СССР избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах (…) с применением всевозможных орудий пыток».
«Подобные порочные методы ведения следствия» приказом Берии объявлялись недопустимыми, специальные пыточные помещения в Лефортово и на Лубянке предписывалось ликвидировать, а все орудия пыток — уничтожить.
По мнению ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН Геннадия Костырченко,
Как пишет историк в своей книге «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», Берия «надеялся на повторение той положительной для него реакции в общественном мнении, которая имела место в пору так называемой миниреабилитации конца 1930-х, когда им заменили патологически жестокого наркома внутренних дел Ежова».
Его коллега, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Рудольф Пихоя в беседе с «Лентой.ру» рассказывал, что «необходимость масштабных реформ после смерти Сталина понимали многие его бывшие соратники, но именно Берия оказался в авангарде этой деятельности, что его впоследствии и погубило». Как считает историк, Берия слишком рьяно занялся либерализацией своего суперведомства.
Объединенное министерство оказалось слабым, потому что вобрало в себя два конкурирующих и враждующих карательных ведомства. «В обоих из них сформировались аппаратные группировки, никак не связанные с Берией, для которых он был чужаком, — пояснил Пихоя. — Поэтому объединенное МВД не было монолитной структурой и по определению не могло стать для Берии надежной опорой».
В чем же был революционный характер бериевского приказа 1953 года? Дело в том, что советская власть с первых дней своего существования основывалась на массовом и непрерывном насилии. Особенно это проявилось в годы правления Сталина, когда большевистские методы борьбы с мнимыми и реальными врагами наложились на личные качества диктатора — маниакальную подозрительность, гипертрофированную обидчивость и патологическую кровожадность.
Бывший высокопоставленный сотрудник УНКВД в городе Иваново Михаил Шрейдер в своих мемуарах вспоминал, что накануне Большого террора, в июле 1937 года, нарком внутренних дел СССР Николай Ежов направил региональным органам НКВД директиву под грифом «совершенно секретно». В ней он ругал чекистов за неудовлетворительную работу по выявлению «врагов народа», которые «допрашиваются следователями в белых перчатках» и содержатся чуть ли не в санаторных условиях. Шрейдер пояснил, что «этим как бы давалось указание усилить применение физических методов воздействия на арестованных при следствии и об установлении более тяжелого режима для находящихся под стражей».
В 1938 году Шрейдер тоже был арестован, и на допросах его регулярно истязали бывшие коллеги-чекисты. После отставки Ежова с поста наркома внутренних дел в 1938 году его преемник Берия по указанию Сталина резко свернул Большой террор и даже выпустил из тюрем несколько десятков тысяч подследственных.
«Стране требовалась передышка после двухгодичного кровавого кошмара — от ежовщины устали все, включая чекистов», — объяснял «Ленте.ру» кандидат исторических наук Кирилл Александров. Памятником первой «бериевской либерализации» остался приказ наркома внутренних дел №00762 от 26 ноября 1938 года под грифом «совершенно секретно», исполнение которого должно было привести к «решительному исправлению и устранению имевших место в работе НКВД ошибок и извращений».
Но «бериевская оттепель» быстро закончилась, толком и не начавшись. Уже спустя полтора месяца, 10 января 1939 года, в регионы из Москвы спустили шифротелеграмму ЦК ВКП(б) «О мерах физического воздействия к арестованным» за подписью самого Сталина. Судя по стилистике этого документа, его надиктовывал сам советский вождь. Он разъяснял, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП» якобы в виде исключения.
Как всегда было принято в таких случаях у советского начальства, подобная практика объяснялась наличием аналогичного зарубежного опыта. «Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом применяют его в самых безобразных формах, — разъяснял в тексте шифротелеграммы Сталин. — Почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников?»
Александр Солженицын в своем знаменитом романе «Архипелаг ГУЛАГ» горько сокрушался: «Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, (...) ни одна чеховская пьеса не дошла бы до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом».
О разнообразии арсенала пыток в сталинских застенках упоминается и в самом тексте приказа Берии №0068 от 4 апреля 1953 года:
Надо еще понимать, что пытки не ограничиваются только физическим насилием. «Если вас во время допроса не выпускают в туалет, не дают спать или кормят соленой едой, а потом не дают воды, — это тоже вид пытки», — пояснял «Ленте.ру» главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН Евгений Анисимов, автор книг «Дыба и кнут», «Русская пытка», «Держава и топор».
От насилия во время следствия не был застрахован никто. Известно, что на протоколах допросов обвиняемых по делу маршала Тухачевского сохранились следы крови. Выдающийся театральный режиссер с мировым именем Всеволод Мейерхольд незадолго до своей казни в 1940 году жаловался в письме Молотову из тюрьмы:
Выбивая нужные показания по делу РНИИ в 1938 году, следователи НКВД на допросах жестоко избивали будущих дважды Героев Социалистического Труда и главных конструкторов ракетно-космических систем Валентина Глушко и Сергея Королева. Глушко после первого допроса «поставили на конвейер» — так назывался непрерывный допрос сменявшимися следователями в течение многих суток с лишением подследственного воды, еды и сна.
Во время этих экзекуций будущего академика, создателя ракеты-носителя «Энергия» и многоразового орбитального ракетоплана «Буран» били в пах, плевали ему в лицо, хлестали резиновыми шлангами с металлической начинкой и плетенками из кабеля со свинцовой оплеткой. Королева, арестованного после оговора Глушко и других коллег по Реактивному институту, вдвоем избивали следователи Шестаков и Быков, о чем будущий создатель советской космической программы позднее сообщал в письме Сталину.
Заместителю наркома обороны СССР, Герою Советского Союза, будущему маршалу Советского Союза, кавалеру ордена «Победа» Кириллу Мерецкову и великому русскому ученому мирового уровня академику Николаю Вавилову повезло еще меньше. Мало того, что их нещадно избивали, так еще, по некоторым сведениям, следователи помочились им на головы во время одного из допросов. Как известно, Мерецков спустя два месяца после ареста будет «прощен» Сталиным и потом станет одним из прославленных полководцев Великой Отечественной, а Вавилов в 1943 году умрет в саратовской тюрьме от «упадка сердечной деятельности» после перенесенных воспаления легких и дизентерии.
В последние годы правления Сталина пытки и другие виды физических истязаний широко применялись к фигурантам всех крупных послевоенных уголовных дел: Ленинградского, дела Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), дела «Союза борьбы за дело революции» и дела врачей. Например, указание о применении мер физического воздействия к пожилым кремлевским медикам лично отдавал их недавний самый главный пациент.
За четыре месяца до смерти, 3 ноября 1952 года, Сталин вызвал к себе министра госбезопасности Игнатьева вместе с заместителями Гоглидзе и Рюминым, устроив им жуткий разнос:
После этого особо упорствующих арестованных врачей перевозили с Лубянки в Лефортовскую тюрьму, где в специальной пыточной избивали резиновыми палками. При этом подобные экзекуции фиксировались в специальном журнале. «Грубой силой большинство фигурантов дела врачей заставили оговорить себя, подписав абсурдные показания, включая "признания" в сотрудничестве с иностранными разведками и умышленном умерщвлении ряда советских руководителей и военачальников», — рассказывал «Ленте.ру» историк Геннадий Костырченко.
Как это нередко бывает в истории, многим высокопоставленным сталинским палачам окровавленный кнут, вырванный из их «ежовых рукавиц», вскоре вернулся бумерангом. Министра госбезопасности СССР 1946-1951 годов Виктора Абакумова, приказывавшего избивать резиновыми дубинками фигурантов ленинградского дела и дела ЕАК, в результате внутренних интриг на Лубянке в июле 1951 года сняли с должности и на следующий день арестовали. Сначала его содержали в Лефортовской тюрьме, потом перевели в Бутырку.
Во время следствия недавнего всесильного руководителя главного карательного ведомства и любимца Сталина регулярно били и сажали в холодный сырой карцер, после чего за несколько месяцев он превратился в полного инвалида. Вместе с бывшим министром госбезопасности арестовали его жену Антонину и трехмесячного сына Игоря, которые провели в тюрьме три года. В 1954 году, уже после смерти Сталина, Абакумову устроили недолгий суд и расстреляли.
Та же участь постригла и заместителя министра госбезопасности СССР Михаила Рюмина, который занял эту должность после падения Абакумова, на которого он донес Сталину. Его арестовали сразу после смерти советского тирана, после чего он больше года сидел в ожидании суда. Рюмин долго отказывался признавать вину в антисоветской деятельности, сломался он только после пребывания раздетым в карцере в течение нескольких дней. Его тоже расстреляли в 1954 году.
Высокопоставленных чекистов Всеволода Меркулова и Льва Влодзимирского, которые вместе со следователем Львом Шварцманом летом 1941 года на допросах измывались над генералом Мерецковым, в июне 1953 года арестовали по делу Берии и в декабре того же года казнили вместе с шефом. Лев Шварцман, арестованный в октябре 1951 года по делу бывшего министра госбезопасности Абакумова, пережил своих коллег на два с половиной года — его расстреляли в апреле 1956 года, уже после XX съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина.
Приказ Берии о запрете пыток стал важной вехой на пути частичной гуманизации советской власти после смерти Сталина.
По его мнению, приказ №0068 от 4 апреля 1953 года существенно повлиял на дальнейшие позитивные изменения советского режима. «Пытать стало не принято, — добавил ученый. — Теперь вину нужно было как-то иначе доказывать».