99 лет назад, 28 апреля 1925 года, Совет народных комиссаров СССР издал декрет «О прописке граждан в городских поселениях». Именно благодаря этому документу само слово «прописка» прочно вошло в обиход и до последних дней Советского Союза самым непосредственным образом влияло на повседневную жизнь его граждан. Зачем советской власти понадобился режим прописки? Как из обычной процедуры уведомления о месте пребывания прописка превратилась в жесткий и эффективный инструмент нового закрепощения десятков миллионов людей? «Лента.ру» вспоминает об одном из самых уродливых явлений советской эпохи.
Рядовой гражданин Советского Союза постоянно проходил сквозь череду разнообразных квестов с мытарствами и унижениями: покупка продуктов питания и дефицитных товаров, приобретение билетов на поезд или самолет, заселение в гостиницу, добывание путевки в отпуск. Если советскому человеку хотелось жить и работать не там, где ему не посчастливилось родиться, то одним из таких испытаний была прописка.
Эти гневные патетические слова написаны молодым Владимиром Ульяновым-Лениным в 1903 году. Будущий вождь мирового пролетариата от имени всех российских социал-демократов требовал «для народа полной свободы передвижения и промыслов». И действительно, в одном из своих первых законов, изданных после Октябрьского переворота — декрете «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 11 ноября 1917 года — большевики отменили в России паспортную систему, существовавшую еще со времен Петра I.
Но, как справедливо отмечает кандидат исторических наук Сергей Михайлов, «после захвата власти именно партия, возглавляемая Лениным, восстановила "крепостную зависимость" народа от государства в таком масштабе, какой и не снился предреволюционной России». Об этом же говорил в интервью «Ленте.ру» доктор исторических наук Михаил Давыдов:
Уже в июне 1919 года новая власть придумала замену прежним паспортам — трудовую книжку, получить которую могли только жители Москвы и Петрограда. Введение этого документа понадобилось для предотвращения так называемого трудового дезертирства — массового бегства голодающих рабочих со столичных фабрик и заводов в деревню. Чтобы еще больше прикрепить пролетариев к своим предприятиям, трудовые книжки сделали главным основанием для получения продовольственных карточек, без которых в тогдашних столичных городах было трудно выжить.
После провозглашения нэпа и завершения Гражданской войны советская власть была вынуждена смягчить свою внутреннюю политику. Декрет ВЦИК от 24 января 1922 года «в связи с полной ликвидацией фронтов и прекращением холерной эпидемии» объявил «о предоставлении всем гражданам права беспрепятственного передвижения по всей территории РСФСР», кроме пограничных районов. В июне 1923 года взамен трудовых книжек и прочих ограничительных документов ввели письменные удостоверения личности. Их выдавали всем гражданам СССР исключительно в добровольном порядке сроком на три года.
Однако не прошло и двух лет, как жизнь вынудила большевиков внести в свое законодательство новые коррективы. Советская власть всегда стремилась всецело контролировать жизнь и умонастроения людей, а без отслеживания их передвижения вряд ли можно было эффективно добиться этого. Тут и возникла идея прописки, которая стала аналогом системы адресной регистрации, существовавшей в Российской империи.
Любопытно, что это понятие, на долгие десятилетия ставшее синонимом новой крепостной зависимости, поначалу не носило дискриминационного смысла. Декрет Совнаркома от 28 апреля 1925 года, который и ввел термин «прописка», устанавливал уведомительный характер регистрации по месту жительства. Граждане, прибывшие в городское поселение на срок более трех суток, должны были прописаться в домоуправлении, а при отъезде — выписаться. Для этого можно было предъявить любой документ: удостоверение личности, актовую выписку о рождении или браке, членский профсоюзный билет, расчетную книжку или какую-либо другую справку с места работы. В свою очередь, домоуправления были обязаны все сведения о перемещениях граждан в течение двух суток передавать в милицию.
В 1930 году Малая советская энциклопедия в статье «Паспорт» с гордостью указывала:
Однако вскоре сама логика развития сталинской диктатуры потребовала ужесточения режима по всем направлениям. Это касалось в том числе учета и контроля населения и его перемещения внутри страны. В декабре 1932 года, спустя 15 лет после упразднения паспортов Российской империи, вышло совместное постановление ЦИК и Совнаркома «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов».
Доктор исторических наук Сергей Красильников в интервью «Ленте.ру» называл эту меру реакцией советской власти на последствия собственных действий. По его словам, сплошная коллективизация и выкачивание ресурсов из деревни привели к массовому голоду на Украине, в южных регионах России и в Казахстане.
В 1930-1932 годах СССР сотрясла массовая стихийная миграция, вызванная этими экстремальными обстоятельствами. Ответом власти стало введение паспортной системы в декабре 1932 года и повальные облавы в городах на людей без документов. Под эти облавы попадали не только крестьянские беженцы и случайные прохожие, но и представители так называемого городского дна: бездомные, нищенствующие и другие деклассированные элементы.
Писатель Валерий Попов указывал, что введением паспортной системы большевистский режим стремился воспользоваться плодами «победы», достигнутой в ходе «коренного перелома», закрепить это новое состояние — рассеивание людей, не дать им вернуться в родные места, закончить принудительное разделение российского общества на «чистых» и «нечистых».
Отныне регистрация по месту жительства стала обязательной. Проживание без прописки запрещалось и грозило гражданину депортацией, штрафами и исправительно-трудовыми работами на срок от полугода до двух лет. Паспорта полагались только жителям городов, рабочих поселков, совхозов и новостроек. Крестьяне — самая многочисленная категория граждан в предвоенном СССР — оказались в Стране Советов самыми бесправными. Без паспортов они не только не могли выбрать, где им жить, но даже покинуть свои дома в поисках спасения от голода и рабского колхозного труда.
С того времени в народе аббревиатуру Всесоюзной Коммунистической партии — ВКП(б) — стали расшифровывать как «второе крепостное право (большевиков)». Конечно, имелись некоторые лазейки, чтобы сбежать из ненавистного колхоза (взятка председателю колхоза или сельсовета или служба в армии, после которой была возможность не возвращаться в родную деревню), но воспользоваться ими могли далеко не все.
Страдания и унижения, которые пришлись на долю сельской молодежи в отчаянных попытках вырваться из беспросветной нищеты сталинских колхозов, наглядно описаны в «Раздумьях на родине» Василия Белова. Писатель, в молодости работавший в правлении колхоза, вспоминал, к каким трагедиям это приводило:
«Я не могу спокойно вспоминать об этом случае, мне кажется, что это из-за меня их нет в живых… Помнится, двое ребят пришли ко мне (они только что закончили восьмой класс). Иван, стесняясь и краснея, долго не мог начать разговор… Они просили помочь достать паспорт, чтобы уехать из деревни. Я спросил Ивана, куда он хочет уехать. Он сказал, что все равно куда, лишь бы получить паспорт.
Я был согласен с ним, но ничего не пообещал. Что я мог сделать? Как можно было помочь им? Они понуро ушли от меня, я вскоре уехал в Вологду, а когда через несколько недель возвращался в Тимониху, то еще в Харовске услышал жуткую весть. Иван утонул в озере, спасая своего товарища. Вода была настолько холодна, что они, выпав из узкой долбленки, видимо, замерзли, не смогли выплыть. Их нашли метрах в двухстах от берега, Иван и мертвый судорожно сжимал нос перевернутой долбленки. Видимо, толкал ее вперед, когда спасал более слабого товарища. Тот лежал поперек днища».
Обладателям паспортов из числа горожан было немногим легче. В отличие от крестьян они могли свободно передвигаться по СССР, но выбор постоянного места жительства был ограничен необходимостью прописки, а единственно возможным для этого документом был паспорт. Так, прописка стала эффективным инструментом прикрепления советских граждан к месту жительства. Государство было единственным работодателем, поскольку без прописки нельзя было устроиться на работу, а для получения прописки в городе требовалось иметь жилье, которое при советской власти купить было нельзя.
В Москве и Ленинграде, столицах союзных республик и многочисленных так называемых режимных городах за пропиской следили особенно строго. Например, для жителя столицы проживание не по адресу, указанному в паспорте, считалось правонарушением и каралось по закону. Для злостных нарушителей правил паспортной системы предусматривалось уголовное наказание. Поэтому для простых жителей провинции переезд в Москву и получение столичной прописки в обычном порядке оставались почти недостижимой мечтой.
«Положение о прописке и выписке населения в городе Москве» 1964 года запрещало прописывать в столице бывших заключенных, отбывших наказание по длинному перечню статей Уголовного кодекса. Осужденных за тяжкие и политические преступления нельзя было прописывать в Москве и Московской области, Ленинграде и на других режимных территориях еще с 1933 года. Именно тогда в русском языке появилось понятие 101-го километра. Окончательно все ограничения по прописке на прежнем месте жительства для отбывших свой срок заключенных советское правительство сняло только в сентябре 1990 года.
Драконовские нормы советского паспортного законодательства шли вразрез с логикой развития страны и естественным стремлением людей жить там, где хочется. Разумеется, граждане СССР стремились обойти эти суровые правила. В результате в крупных городах появились полумошеннические схемы вроде фиктивных браков между их жителями и обитателями периферий, когда ради заветной прописки люди шли на что угодно, иногда даже на уголовные преступления. Сейчас даже трудно представить, сколько человеческих душ было искалечено и людских судеб погублено в ожесточенной борьбе за злосчастную отметку в паспорте.
В 1950-1980 годы в Москве и Ленинграде возник специфический социокультурный феномен — «лимита». Приезжие из глубинки по лимиту прописки (лимитчики), нанимались в основном на предприятия с тяжелым физическим, обычно низкоквалифицированным трудом. Предприятия, имеющие лимиты прописки, вели набор рабочих на те места, где ощущался дефицит рабочей силы, куда коренные москвичи и ленинградцы категорически не желали идти. По социально-бытовому статусу и отношению к ним местных жителей лимитчики мало чем отличались от нынешних гастарбайтеров из стран СНГ — разве что тем, что были уроженцами своей страны.
Лимитчики с временной пропиской жили в общежитиях, право на постоянную прописку в городе они могли получить только после пяти лет (в некоторых случаях — после десяти лет) непрерывной работы на предприятии. Тяжелый физический (часто монотонный) труд, отсутствие нормальных бытовых условий в общежитиях, сложность адаптации к чуждой городской среде — все это приводило к негативным социальным последствиям, которые до сих пор сказываются на социокультурной и криминальной обстановке в крупных городах.
В годы горбачевской перестройки стало очевидно, что прописка представляет собой пережиток прошлого и подлежит отмене. Но только 26 октября 1990 года Комитет конституционного надзора СССР (аналог современного Конституционного суда РФ) постановил, что «регистрационная функция прописки не противоречит законам СССР и общепризнанным международным нормам, однако ее разрешительный порядок препятствует реализации гражданами основополагающих прав — на свободу передвижения, труд и образование». Формально прописку в Советском Союзе так и не отменили, но милиция, занятая более насущными проблемами, фактически перестала отслеживать передвижения советских граждан.
В новой России подписанный в июне 1993 года президентом Борисом Ельциным закон «О праве граждан РФ на свободу передвижения» заменил обязательную прописку на уведомительную регистрацию по месту пребывания. Принятая в декабре 1993 года новая конституция страны закрепила эту норму в статье 27:
Так, спустя два года после краха коммунистического режима, в России исчез последний пережиток крепостного права. Это стало логическим завершением паспортной реформы 1974 года, когда совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР предписало выдавать паспорта всем советским гражданам, кроме военнослужащих (они получили паспорта РФ только в 2000-е годы). Это в основном касалось десятков миллионов советских колхозников, которые наконец-то перестали быть людьми второго сорта.
Как отмечала «Лента.ру», сделать так нужно было давно — урбанизация шла полным ходом, сельское население так или иначе сокращалось, и уже не было никакого смысла делать из горожан привилегированное сословие.
По мнению уже упоминавшегося писателя Валерия Попова, крестьян уравняли в правах с горожанами только через сорок с лишним лет после введения в СССР паспортной системы из-за того, что такой срок понадобился власти для «переделки русского народа в советский»: