«Я в школе еще понял: будет война» Народный губернатор Донбасса — о создании ДНР и начале боевых действий на Украине

Народное ополчение Донбасса, возникшее в разгар политического кризиса на Украине в марте 2014 года, поначалу не отличалось ни организованностью, ни единоначалием. Тысячи жителей Донецка, Луганска, Горловки, Мариуполя и других крупных городов юго-востока объединялись в боевые отряды стихийно и даже хаотично. Но формальный лидер у восставших все-таки был — предприниматель и политический активист Павел Губарев, на митинге за самоопределение региона избранный народным губернатором Донецкой области. «Лента.ру» поговорила с ним и узнала, как появились первые отряды народного ополчения Донбасса и почему Вооруженные силы Украины не смогли подавить гражданское сопротивление.

«Лента.ру»: Когда и почему возникла идея собрать в Донбассе вооруженные отряды?

Павел Губарев: Организацию под названием «Народное ополчение Донбасса» я создал еще в конце февраля 2014 года.

Уже тогда стало понятно, что политический кризис на Украине так просто не закончится и перейдет в стадию масштабного вооруженного конфликта.

Россия же тогда была не готова к происходящему: осознание, что именно разворачивается в Донбассе, появилось там только к началу апреля.

Вы ориентировались на опыт народного ополчения Крыма, созданного чуть раньше?

Честно говоря, я не особо следил, как именно происходила организация ополчения в Крыму. Конечно, я, как и все, видел, что там происходит, но не стоит забывать, что 6 марта 2014 года меня арестовали.

Уже потом, когда полуостров стал частью России, будущий губернатор Сергей Аксенов принимал ребят из Донецка и Луганска, оказывал им поддержку. Но это было позже.

«Мы» — это кто?

Мы — это будущие глава Донецкой народной республики Александр Захарченко, спикер парламента Андрей Пургин, а также руководитель комитета по делам военнопленных и беженцев Леонид Баранов.

В должности руководителя народного ополчения Донбасса ты пробыл всего две недели — ровно до того момента, когда тебя задержали сотрудники Службы безопасности Украины (СБУ). Как созданные тобой вооруженные формирования управлялись в твое отсутствие и не распались?

Всего за неделю после объявления о формировании первых отрядов в ополчение записались четыре тысячи активистов. Но тогда это было скорее большое активное сообщество, а не структурированная организация с жестким управлением, присущим парамилитарным объединениям.

Но прошло совсем немного времени, и сообщество действительно стало такой организованной структурой, хотя и не особо вооруженной.

В этом смысле можно сказать, что я создал незаконное вооруженное формирование. Отец-основатель, так сказать...

При этом я уверен, что ни один лидер не может быть незаменимым.

Организация не развалилась потому, что были люди, которые продолжили работу. Среди них — множество моих соратников, с которыми мы состояли в русских националистических движениях задолго до Евромайдана 2014 года.

Мой арест также некоторым образом повлиял на движение: я стал несправедливой жертвой режима, и люди это видели.

Как тебя арестовали?

Из Киева прибыла группа «Альфа» Центра специальных операций Службы безопасности Украины, они сформировали здесь сводный отряд, который и осуществил арест. Обо всем этом, кстати, я узнал уже потом, когда ехал в автозаке.

Почему я так считаю? Мое местоположение они как-то узнали. На съемной квартире я и был арестован.

Предатель был из руководства ополчения?

Человек такое существо — он любит деньги. Среди нас тоже были люди, которые выбрали деньги. Много ли их было? Ну, судя по тому, что восстание все-таки победило, их оказалось недостаточно, чтобы его «слить»...

Народная поддержка была реально велика?

Отвечу так. Однажды журналист задал мне вопрос: «Одно из украинских социологических агентств провело в Донецкой и Луганской областях опрос в апреле 2014 года. Как вы думаете, сколько человек высказались против присоединения к России?». Журналист назвал цифру — 51 процент.

И я сказал ему: «Вот представь, что я, Павел Губарев, приезжаю сейчас во Львов, говорю, что город теперь становится частью России, и срываю флаги Украины. Что со мной будет? Очевидно, что через несколько часов, а может, и минут я буду валяться мертвым».

Но почему, по твоему мнению, жители региона в большинстве своем поддержали вооруженную борьбу и взяли в руки оружие?

Все они жили в украинском информационно-политическом пространстве. Пространстве, в котором граждане были отстранены от реальных политических процессов, они не доверяли политикам и не ходили на выборы.

После такого люди не хотели видеть ахметовских наверху... Напомню, 2 марта, когда мы захватили здание областной администрации, там проходила сессия областного совета. На ней депутаты под давлением олигарха поддержали нового председателя — одного из менеджеров его корпорации Сергея Таруту.

Стало понятно, что Ринат Ахметов хочет взять власть. Но даже ахметовская ЧВК, которая на автобусах приезжала на митинги с автоматами, ничего сделать не смогла. Почему? Потому что на этих митингах собирались тысячи людей. Что с ними можно было сделать? Расстрелять? Так на следующий день хуже будет.

В какой-то момент Ахметову все перестали верить, и мы решили действовать самостоятельно.

В этом вакууме власти — с конца февраля по сентябрь 2014 года — возник и существовал феномен под названием «народное ополчение».

Перед тем как оказаться с вооруженным отрядом в Славянске, Игорь Стрелков предупредил об этом кого-то из ополчения или появился там внезапно для вас?

Да, предупредил. Он встречался с Екатериной Губаревой, моей женой, а она уже — с местными ребятами.

Замечу, что до своего ареста об этих планах я не знал. Это все происходило, когда я был в тюрьме. Но мои соратники координировали с ним все действия.

А со стороны России вам оказывали поддержку?

Могу вспомнить только звонок тогдашнего советника президента России Сергея Глазьева: он позвонил и сказал, что лично поддерживает наше восстание. Еще он попытался устроить нам видеоконференцию с депутатом Государственной Думы Константином Затулиным, но не вышло по техническим причинам.

Еще в частном порядке приезжали какие-то активисты из организации «Россия молодая», их было крайне мало, и выглядели они маргинально.

Сказать, что в моей деятельности до ареста была Россия? Нет, не было.

Уже после ареста моя жена занималась гуманитарной помощью, снабжала ополчение, объявляла сборы на свою банковскую карточку. Я после освобождения делал то же самое. Мы собирали средства, просили их у предпринимателей, знакомых, просто неравнодушных людей.

Когда у ополчения появилось оружие?

Оружие у нас появилось после захвата двух зданий в Донецке, а именно зданий областной администрации и Службы безопасности Украины.

Кстати, именно по той причине, что у всех было оружие, в Донецке не произошло силового разгона, как это случилось в Харькове.

В Луганске ситуация была аналогичная. Мы направили туда своих людей и форсировали всем известные события.

Причиной провала восстания в Харькове, по твоему мнению, стала именно нехватка оружия?

Прежде всего активистам в Харькове, мне кажется, не хватило решительности.

Но, опять же, я ведь лично тоже оружие не захватывал, меня арестовали раньше.

Все этого делалось для того, чтобы Украина понимала: легко им здесь не будет.

А в Харькове люди до конца пытались действовать мирно...

А что насчет воинских частей?

Воинские части самоустранились. Среди контрактников было очень много местных, потому что контрактную службу проходили по месту проживания. И они проявили безучастность.

Вот представьте: служит человек, делает карьеру, одновременно у него идет стаж, какие-то пенсионные накопления появляются. Тут происходят какие-то непонятные события. Он, естественно, думает: «Сейчас я в это встряну — и конец. Зачем оно мне надо? Лучше сейчас дослужу контракт и в Крым поеду».

В Донецке не было ни одной части, которая оказывала бы нам сопротивление. Если бы не олигархические «добробаты» — «Донбасс», «Донбасс-2», «Айдар», «Азов», «Днепр», — уверен, мы победили бы Вооруженные силы Украины голыми руками.

А что поменялось в ополчении после твоего освобождения из-под ареста?

У меня случился конфликт с Игорем Стрелковым. Он руководил ополчением, оборонял Славянск и уже не хотел меня видеть лидером. Не отказывался от помощи, но всячески интриговал против меня.

Это мобилизационное управление выполняло широкий спектр задач: пополнение добровольцев, закупка амуниции, гуманитарная помощь. После отступления из Славянска в Донецк мы также возводили фортификации, мобилизовывали технику коммунальных служб.

Как тут не вспомнить, что украинские политики тогда заявляли, что вы набирали людей в ополчение принудительно!

Никакой принудиловки! Добровольно и безоплатно. В этом вся суть.

Наверное, поэтому в России некоторые поначалу его испугались — просто не знали, как с нами взаимодействовать.

Когда ты стал гражданином России?

Паспорта России у меня долгое время не было. Почему? Потому что когда началось восстание, все лидеры стали на основании президентского указа делать себе российские паспорта. И вот мне говорят: давай и тебе сделаем.

Уже в 2019 году, когда люди стали тысячами получать паспорта, оформил его и я. Сделали быстро, почти никаких документов не требовали — нужны были только украинский паспорт, донецкая прописка и заявление. После подачи пакета проходит месяц — и получаешь паспорт.

Почему многие из первых командиров ополчения не пожелали влиться в Народную милицию? Как сложилась их судьба в дальнейшем?

Уже после августа, когда в Донецке появились российские советники, возникла ситуация, когда с одной стороны оказались люди, готовые проливать кровь, а с другой — те, кого сейчас называют «лампасы».

Но такая «семикомандирщина» нравилась не всем. В этих людях видели выскочек и проходимцев.

Многие, конечно, умели держать нос по ветру. Особенно это касается тех, кто в прошлом работал в силовых структурах.

А Павел Губарев, который собирал первых ополченцев, сейчас обычный ростовский горожанин. Собираюсь сейчас подписывать третий контракт и снова идти на фронт рядовым добровольцем. А что еще делать?

Как считаешь, у местных еще остался идейный запал, который подвиг их взять в руки оружие, чтобы добиться независимости от Украины?

Пожалуй, нет. Существует, к сожалению, и такой феномен, как социальная депрессия...

За десять лет люди устали жить в постоянном напряжении. Да и людей этих стало заметно меньше. Сейчас в регионе живут в основном старики, сотрудники госорганов и коммунальных служб. Ну и женщины, которые по разным причинам не смогли уехать. Мужчины же почти поголовно на фронте.

Но справедливости ради надо сказать, что в целом ситуация сейчас, конечно, получше, чем была до начала СВО: фронт немного отодвинули, стало относительно безопасно. Да и в состав России наконец приняли! Люди поняли, что все — задней не будет. Никто не предаст.

В общем, настроение, конечно, улучшилось.