Генерал русского атома. Он создал самое страшное оружие СССР — ядерную бомбу. Как великий физик Курчатов изменил мир?

Теоретик, практик, организатор — эти качества редко сочетаются в одной личности. Но именно таким был Игорь Васильевич Курчатов. Блестящий ученый, предвидевший развитие фундаментальной науки на многие десятилетия вперед, мастер, способный своими руками изготовить сложнейший прибор, и одновременно прекрасный руководитель, всегда готовый поддержать и прийти на помощь, но не терпящий лени и равнодушия в работе. Курчатов умел ладить с рассеянным гением и с безумным экспериментатором, с прижимистым снабженцем и со всех подозревающим в шпионаже сотрудником НКВД. И не только ладить, но и заставить работать в одной команде с максимально возможной отдачей и эффективностью. Его уважительно называли Генералом и с любовью — Бородой, крестным отцом советской атомной бомбы и отцом мирного атома. О руководителе атомного проекта СССР Игоре Курчатове «Лента.ру» рассказывает в рамках проекта «Жизнь замечательных людей».

7 часов утра 29 августа 1949 года. В казахской степи в 170 километрах от Семипалатинска затянутое низкими дождевыми облаками небо озарила ослепительная вспышка. Одновременно с грохотом, подобного которому древняя степь не слышала уже миллионы лет, от эпицентра пошла взрывная волна, снося специально выстроенные дома, мосты, железнодорожную станцию, бетонные оборонительные укрепления и боевую технику.

Сейсмометры оживились, зафиксировали землетрясение пять-шесть баллов. Но это было не оно.

Очевидцы рассказывают, что сразу же вслед за взрывом из наблюдательного пункта выскочил высокий мужчина с густой черной бородой лопатой.

Испытание, от которого зависела судьба ученого, а возможно, и судьба всей страны, прошло успешно. Задание партии и правительства было выполнено. У СССР появилось новое сверхмощное оружие, создавшее ядерный паритет — инструмент военного сдерживания и мощнейший козырь в сложных политических раскладах на многие годы вперед.

Никакого официального сообщения об успешно проведенном испытании в СССР не последовало. Однако мощный взрыв был зарегистрирован многими зарубежными странами, а уже 3 сентября американский самолет метеоразведки взял над Камчаткой замеры воздуха, в которых были обнаружены следы испытания неизвестного ядерного боеприпаса.

23 сентября президент США Трумэн заявил об этом публично.

В ответ последовало сообщение ТАСС следующего содержания:

Тем самым советское руководство давало понять США, что уже два года как располагает ядерным оружием и за это время могло произвести немалое число бомб.

У США же, по нашим оценкам, могло быть уже не менее 200 готовых к применению атомных бомб, и у американских военных имелся план ядерного удара по оборонным предприятиям и городам Советского Союза.

Только к 1954 году в СССР было накоплено немногим больше 150 атомных бомб, а также созданы возможности их боевой доставки на условно вражескую территорию. Но в США об этом не знали и рисковать не хотели.

Ошибка, которая спасла жизнь

Будущий крестный отец советской атомной бомбы родился в городке Симский завод на Южном Урале 30 декабря 1902 года (по старому стилю), но запись о рождении была сделана лишь 8 января 1903 года, так как в приходе не нашлось нужного бланка. Поэтому Игорь Курчатов формально стал на год моложе, что, возможно, позже спасло ему жизнь.

По семейной легенде Курчатовых, их прадеда — крепостного крестьянина из Подмосковья — помещик проиграл в карты владельцу Симского чугунолитейного завода, который вывез его вместе с семьей на Урал. Дед из горнозаводских рабочих выбился в казначеи. В его семье было семеро сыновей и две дочери, и все получили среднее образование. Отец, Василий Алексеевич, окончил Уфимское землемерное училище и женился на помощнице учителя Марии Васильевне Остроумовой.

У Игоря была старшая сестра Антонина и младший брат Борис, впоследствии видный советский радиохимик. В 1912 году у Антонины обнаружили туберкулез, и семья спешно переехала в Крым. Но спасти девушку не удалось.

В Симферополе отец получил должность старшего землемера. Выезжая на работу в разные районы Крыма, он брал в помощники сыновей.

А уже следующим летом устроился на железную дорогу чернорабочим.

В гимназии учился легко, особенно успевая в точных науках. Много читал. Книги мальчику давал преподаватель математики. Особенное впечатление произвела книга итальянского профессора Карбино «Успехи современной техники». Скопив немного денег, Игорь купил для себя экземпляр и не расставался с ним. Вместе с двумя товарищами по классу изучил аналитическую геометрию в объеме университетского курса, решал сложные математические задачи. Кстати, оба его товарища, Луценко и Ляхницкий, стали в дальнейшем известными учеными.

В годы Первой мировой войны материальное положение семьи постоянно ухудшалось. Чтобы помочь родным, Игорь устроился на работу в мундштучную мастерскую. Обрезки вишни, груши, яблони, шиповника в его руках легко превращались в изящные произведения искусства. Затем он освоил слесарное дело.

Во время Гражданской войны власть в Крыму менялась раз в полгода, и каждое новое правительство объявляло террор и мобилизацию. Вот тут-то и пригодилась Курчатову ошибка в годе рождения. Ни в белую, ни в красную армию, ни к Деникину он не попал по возрасту. Иначе мог бы погибнуть на фронте, а еще вернее был бы расстрелян следующей властью, не принимавшей во внимание, был человек мобилизован принудительно или воевал добровольцем.

Профессорский уголок

Симферопольскую гимназию Игорь Курчатов окончил с золотой медалью, но награду не получил, так как ценной медали в гимназии попросту не оказалось. Шел тяжелый 1920 год.

О страшных репрессиях и голоде в Крыму 1920-1921 годов написал великую книгу «Солнце мертвых» русский писатель и философ Иван Шмелев. Все, что в ней описано, пришлось пережить и Курчатову. Люди исчезали, умирали от голода, гибли от рук многочисленных бандитов. То страшное время иллюстрирует следующий случай.

В сентябре 1920 года Курчатов поступил в Таврический университет на физико-математический факультет. Это было удивительное учебное заведение. Еще до войны около Алушты появился Профессорский уголок, куда приезжали на дачи профессора из Петербурга, Москвы и Киева. Многие из них надеялись пережить там лихие годы революции, да так и застряли в Крыму. Летом 1918 года они организовали в Симферополе Таврический университет, первым ректором которого был академик В. И. Вернадский.

Несмотря на голод и нужду, атмосфера в университете была дружеской и демократичной. Студенты и преподаватели подкармливали друг друга, называли коллегами. Учебников не хватало, учились по конспектам. Экзамены профессора принимали у себя на квартирах. Но какой это был преподавательский состав! Физику читал А. Ф. Иоффе, физику и электродинамику — Я. И. Френкель, математику — Н. М. Крылов и Л. М. Франк, математический анализ — Л. А. Вишневский, электротехнику — С. Н. Усатый. На первый курс физмата записалось 70 человек, ко второму семестру осталось меньше десяти, самых талантливых и упорных. И среди них Курчатов, Луценко, Ляхницкий, Синельников, Поройков и Правдюк — будущие корифеи советской физики.

К лету 1923 года Курчатов досрочно и с отличными успехами окончил четыре курса университета за три года. Нужно было двигаться дальше.

Вирус большой науки

Курчатову 20 лет. В активе — диплом университета. Что делать дальше? Искать случайную работу? Он уже успел поработать охранником на железной дороге, диспетчером автоколонны, слесарем, лаборантом, сторожем в кинотеатре и даже воспитателем в детском доме... Разве для этого он слушал лекции Иоффе и решал сложнейшие интегралы у Вишневского? Но физики и математики в Крыму в 1920-е годы были не нужны.

Синельников, Правдюк и Луценко отправились в Бакинский политехнический институт к профессору С. Н. Усатому. Курчатов и Ляхницкий — в Петроград. С дипломом Таврического университета Курчатова зачислили сразу на третий курс кораблестроительного факультета Политехнического института. На работу удалось устроиться лаборантом в Магнито-метеорологическую обсерваторию в Павловске. Здесь Курчатов провел свою первую самостоятельную научную работу — измерение альфа-радиоактивности снега. Результаты наблюдений он подверг исчерпывающей математической обработке. Исследование было проведено на высоком уровне, вот только оценить такую работу в обсерватории было некому.

Холод, недоедание, далекий путь от Павловска до политеха и тяжелые бытовые условия — Курчатову приходилось спать на столе, подложив под голову стопку книг, накрывшись старым полушубком, — сделали свое дело. От занятий на факультете он отстал, и во втором семестре его отчислили.

Осенью 1924 года Курчатов переезжает в Баку, где по рекомендации профессора Усатого получает место ассистента кафедры физики Азербайджанского политехнического института. А уже в следующем году Усатый рекомендует талантливого молодого ученого директору Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ) академику А. Ф. Иоффе. Чуть раньше туда же перебрался и Синельников.

В погоне за веселой звездой

1 сентября 1925 года Курчатова принимают на работу научным сотрудником в ЛФТИ. Пора тяжелых невзгод и материальных лишений миновала. Теперь молодому ученому уже ничто не мешает всецело посвятить себя любимой науке, к которой он относился как к сверхценности.

Физика тоже молода, неизведанна и таинственна. Она ждет своих героев и первопроходцев. Курчатов ищет трудные задачи и бросается на их решение с одержимостью и страстью молодого таланта. Пока задача не решена, он не может думать ни о чем другом, ничто другое для него просто не существует. Он работает, забывая о еде и сне.

А как только решение найдено, мгновенно переключается на следующую задачу — еще более сложную.

Вот как описывали Игоря Курчатова в середине 1920-х годов:

В 1927 году Курчатов женился на Марине Синельниковой, сестре своего друга. Начало совместной жизни молодожены отметили походом в оперный театр. Слушали «Пиковую даму». Марина Дмитриевна стала его верным другом на всю жизнь. Детей у них не было, и все внимание, всю любовь она отдала мужу, создав атмосферу домашнего уюта и целиком освободив его от мелочей жизни.

Когда во время войны Курчатов возглавил атомную программу СССР, Марина Дмитриевна обеспечила ему полную поддержку, хотя по-настоящему понятия не имела, что он делает. Всю энергию Курчатов отдавал работе, ей же оставались его усталость и болезни.

«Детский сад» академика Иоффе

Ленинградский физтех тех лет называли детским садом. Молодость сотрудников была привычным делом. Курчатов пришел в институт в 22 года, в 27 его уже назначили заведующим отделом общей физики, а в 31, когда в СССР ввели ученые степени кандидатов и докторов наук, по ходатайству академиков А. Ф. Иоффе и С. А. Вавилова Высшая аттестационная комиссия присвоила И. В. Курчатову ученую степень доктора физико-математических наук.

К этому времени на счету Курчатова был уже целый ряд важных научных открытий в области физики и около сотни опубликованных научных работ. Ему принадлежат важнейшие работы в области изучения диэлектриков, открытие целого их класса с особыми свойствами, названного сегнетоэлектриками. В лаборатории Курчатов руководил исследованиями на самых разных направлениях, непосредственно участвуя в экспериментах. Это и цикл работ, посвященных полупроводниковым выпрямителям и фотоэлементам, и важнейшее исследование карборундовых разрядников, в результате которого была создана эффективная система защиты высоковольтных линий от удара молнии.

Но все это было только подготовкой к главному делу жизни ученого — исследованию атомного ядра и созданию механизмов использования колоссальной энергии, в нем заключенной.

Поворот к ядру

Интерес Курчатова к новой области науки — физике атомного ядра — возник не внезапно. Работы с сегнетоэлектриками, диэлектриками и разрядниками подготовили ученого к новой задаче. А то, что Курчатов полностью переключился на изучение атомного ядра, говорит о его научной интуиции. Которая, как известно, и есть неосознанный предыдущий опыт.

С 1932 года в ЛФТИ стали регулярно, пять раз в месяц, проводиться ядерные семинары. На них обсуждались все новейшие исследования по ядру, квантовой механике, космическим лучам. На эти заседания приглашались научные работники других институтов. В среднем набиралось 30-35 человек. В марте 1933 года темой доклада Курчатова было расщепление ядер. В нем он обобщил все, что было ранее сделано в мире по этой теме.

Заниматься ядерной физикой в то время было непросто. Приборы для экспериментов приходилось делать своими руками, что отнимало много времени, ресурсов и сил. Мало того что аппаратура для ядерных исследований не выпускалась промышленностью, так еще и приходилось постоянно доказывать необходимость продолжения этих работ вообще.

Академик Кирилл Щелкин вспоминал:

«Некоторые консервативно настроенные лица считали ядерную физику наукой "оторванной от жизни", "не приносящей пользу производству". Иоффе на время приезда различных обследователей отсылал Курчатова из института и помалкивал об оторванных от практики работах. Мне самому приходилось не раз слышать нападки на ученых "не желающих помогать производству" и занимающихся "никому не нужной ядерной физикой". К счастью, эти суждения не разделялись Коммунистической партией и Советским правительством».

Следует сказать, что до начала Второй мировой войны, а точнее даже до 1940 года, изучение атомного ядра, ядерных реакций и все эксперименты, с этим связанные, были общим делом мирового научного сообщества. Обо всех важных открытиях немедленно сообщалось в научных статьях. Более того, ученые разных стран двигались в одном направлении, дополняя друг друга, но при этом стремясь быть первыми. Сделать открытие — и немедленно об этом сообщить. Назвать новый физический процесс или важный прибор своим именем, показать приоритет научной школы своей страны — к этому стремились лучшие умы всего мира.

Осенью 1933 года в Ленинграде прошла первая Всесоюзная конференция по атомному ядру. Курчатов возглавил оргкомитет. Конференция продолжалась шесть дней, на ней выступали с докладами крупнейшие советские и зарубежные ученые. Приехали гости из Франции, Англии, Италии и других стран, включая нобелевских лауреатов Фредерика Жолио-Кюри и Жана Перрена.

От эксперимента к эксперименту, как по ступеням, шел он к познанию сущности процессов, происходящих в атомном ядре, и открытию способов высвобождения ядерной энергии.

Этому способствовало создание в ленинградском Радиевом институте первого в стране циклотрона — сложного прибора, в котором заряженные частицы (протоны и ионы) разгонялись под действием электромагнита в кольцевой вакуумной камере и бомбардировали атомное ядро. Именно на нем в 1945 году был получен первый советский плутоний.

Осенью 1937 года в Москве прошла вторая всесоюзная конференция. На ней были доложены результаты опытов по расщеплению ядра, произведенные Курчатовым и его сотрудниками, а также результаты исследований других советских ученых-ядерщиков. Очередной задачей, которую следовало решить ученым, стала самоподдерживающаяся (цепная) реакция на уране-235. Но для этого была нужна более сложная техническая база.

Генерал атомного ядра

Хотя циклотрон Радиевого института был отлажен и физические исследования на нем шли полным ходом, он уже не удовлетворял растущие запросы ученых. Для того чтобы глубже проникнуть в секреты атома, нужно было бомбардировать его ядро частицами значительно больших энергий. Было решено строить новый, крупнейший в Европе циклотрон в ЛФТИ. Руководил проектом Курчатов. В это время он и получил от товарищей прозвище Генерал.

22 сентября 1939 года в просторном дворе физтеха академик Иоффе заложил первый кирпич будущего здания, чести закладки второго кирпича был удостоен Курчатов.

Работа шла бойко. В рекордные сроки были изготовлены высокочастотный генератор, генератор питания ионного источника. На одном из ленинградских заводов изготовили кольцевую вакуумную камеру. Не хватало мотора-генератора для питания циклотронного магнита, но вскоре и он был найден. Мощностью 120 киловатт. Подходило к завершению и строительство уникального здания. Одновременно со строительством готовились кадры для работы на будущем циклотроне. Пуск циклотрона в ЛФТИ был намечен на 1 января 1942 года.

Вот что писала газета «Правда» в статье под заголовком «Советский циклотрон»:

«Недавно построенное здание с круглым куполом похоже на планетарий. Внушительное впечатление производит круглый зал, построенный целиком из железа и стекла. Он покоится на восьми массивных стальных колоннах. В ближайшее время здесь будет установлен 75-тонный электромагнит высотой около четырех метров. Под куполом зала две мощные подкранные балки. Скоро на них лягут рельсы и придут в движение крановые тележки грузоподъемностью в 25 тонн».

Статья в «Правде» вышла 22 июня 1941 года. Утром того же дня началась война.

«Профессорские штучки» против немецких магнитных мин

С началом войны все работы в области ядерной физики были остановлены. Часть оборудования отправили из Ленинграда в Казань, остальное спрятали на месте. Первостепенной задачей науки стала практическая помощь фронту — радиолокация, защита кораблей от мин.

Еще до войны физиками ЛФТИ было разработано и испытано на практике устройство, защищающее корабли от магнитных мин. Работа была выполнена лабораторией А. П. Александрова.

Курчатов немедленно обратился к старому другу:

В начале августа Курчатов и Александров получили задание командования немедленно лететь в Севастополь. Там на минах подорвалось несколько кораблей. На бомбардировщике вылетели в Москву. Летели на бреющем полете.

Когда разобрались, разрешили лететь дальше. Аэродром в Москве был весь в воронках после бомбардировок.

Получив инструкции, вылетели в Севастополь. На месте в короткие сроки собрали устройство для размагничивания. В северной бухте оборудовали полигон для испытания кораблей, прошедших размагничивание. На дне поставили немецкую мину с взрывателем, но без взрывчатки и для получения сигнала от взрывателя протянули от нее провода на берег. Над миной проводили корабли и только после тщательной проверки выпускали их в море.

Сначала моряки не особенно доверяли «профессорским штучкам». Все изменилось, когда на размагничивание поставили лидер «Ташкент» и три тральщика. Один из тральщиков размагнитить не успели. Именно он и подорвался на магнитной мине, поставленной немецким самолетом на выходе из бухты. Причем в кильватере он шел третьим.

Но опасная работа стоила того: за время войны из размагниченных группой Александрова и Курчатова кораблей ни один не подорвался.

В ноябре пришел приказ о переводе группы ученых на Кавказ в Поти. Темной осенней ночью два транспорта и плавучая база подводных лодок «Волга» покинули Севастопольскую бухту. Предписано было идти всем вместе на восток вдоль берега и держать постоянную связь по радио. Но командир «Волги» нарушил приказ: сразу же после выхода из бухты он прекратил радиосвязь и взял курс на юг в открытое море. Как потом стало известно, оба транспорта были потоплены немецкой авиацией, а «Волга», сделав обходной маневр, благополучно пришла в Поти.

Из Поти Курчатов отправился в Казань, куда был эвакуирован ЛФТИ. Дорога оказалась тяжелой. Жестокие морозы, пути, занятые военными эшелонами, вокзалы, переполненные людьми. На одной из станций Курчатов, чтобы не заразиться сыпным тифом, всю ночь провел на перроне при 20-градусном морозе и простудился. В Казань он приехал с тяжелым воспалением легких. Выручил Иоффе, доставший новое и дефицитное лекарство — сульфидин.

За время болезни у Курчатова отросла густая черная борода, которую он категорически отказался сбривать. Вскоре она стала неотъемлемой частью внешнего вида ученого и причиной его нового дружеского прозвища — Борода.

Атомная гонка началась

Уже с сентября 1941 года в СССР начала поступать разведывательная информация о проведении в Великобритании и США секретных работ, направленных на разработку методов использования атомной энергии для военных целей и создания атомных бомб огромной разрушительной силы. Одновременно из научной печати исчезли любые упоминания о ядерных исследованиях.

В марте 1942 года внешняя разведка НКВД подготовила спецсообщение Сталину, в котором, в частности, говорилось: «В ряде капиталистических стран проводятся работы по расщеплению атомного ядра урана-235 с целью получения источника атомной энергии для военных целей...» В мае запрос о возможности создания ядерного оружия за рубежом и перспективах его создания в СССР был передан в Академию наук СССР. Положительный ответ по всем пунктам был дан директором Радийного института академиком В. Г. Хлопиным.

В сентябре 1942 года Государственный комитет обороны СССР (ГКО СССР) принял секретное постановление «Об организации работ по урану» (№ 2352сс). В Москву вызвали академиков А. Ф. Иоффе, В. И. Вернадского, В. Г. Хлопина и П. Л. Капицу. После короткого обсуждения научным руководителем работ по созданию урановой бомбы был назначен Игорь Васильевич Курчатов.

Три дня и три бессонные ночи понадобились Курчатову, чтобы осознать уровень ответственности и сложность поставленной перед ним задачи. На этот раз ему предстояло решить уже не интересную научную проблему — на кону стояла жизнь всей страны.

И работа пошла в свойственном Курчатову темпе. С фронтов и из эвакуации были немедленно отозваны все нужные Курчатову люди. 12 апреля 1943 года была создана Лаборатория № 2 АН СССР. Специальными постановлениями ГКО соответствующим ведомствам были даны задания на поставку Лаборатории № 2 тяжелой воды, металлического урана и чистого графита. Из блокадного Ленинграда в срочном порядке было вывезено оборудование, части недостроенного там до войны циклотрона.

Первой выпала из гонки Германия. Ее ученые сделали ставку на тяжелую воду, и это было ошибкой. А затем начали сказываться поражения Германии на фронтах и проблемы с ресурсами. Как позже выяснилось, в 1945 году немецкие ученые были еще очень далеки от создания «оружия возмездия», о котором мечтал фюрер.

Из-за войны заметно отставала от США и отечественная наука. Но тут огромную помощь оказала наша внешняя разведка, постоянно добывавшая сверхсекретные сведения о ходе работ Манхэттенского проекта. В работе над атомной бомбой в США принимали участие лучшие ученые, уехавшие из Европы еще перед Второй мировой войной. Однако именно они понимали, что американские военные не упустят возможности продемонстрировать миру мощь нового оружия, а политики США используют эту демонстрацию в качестве ядерного шантажа. Так оно и вышло.

Ядерный паритет восстановлен

6 августа 1945 года Военно-воздушными силами США был подвергнут атомной бомбардировке японский город Хиросима, а 9 августа — Нагасаки. За считаные секунды в ядерном пламени сгорели около 150 тысяч в основном мирных жителей, еще около 100 тысяч умерли от последствий радиоактивного заражения.

После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки мир уже не мог быть прежним.

В отличие от Оппенгеймера и его американских коллег-ядерщиков, перед Курчатовым не стояли вопросы морального свойства. Американские военные произвели испытание нового оружия на людях, не только показав всему миру его страшную силу, но и продемонстрировав свою готовность применить его на практике на благо США, не считаясь с жертвами. С этого момента советская атомная бомба, как ни парадоксально это может прозвучать, из орудия войны превращалась в инструмент защиты мира, гарантию ядерного паритета. И это понимали участники Манхэттенского проекта, передавая СССР секретную информацию о ходе работ.

По самым осторожным расчетам Пентагона советская атомная бомба могла быть готова не раньше 1952-1953 годов, а скорее всего, на десять лет позже.

Президент США Гарри Трумэн заявил: «Я не убежден, что у России есть бомба. Я не убежден, что русские имеют достаточно технических знаний, чтобы собрать все сложные механизмы и заставить ее действовать». Однако новые испытания ядерных зарядов, проведенные СССР в Семипалатинске в 1951-1953 годах, быстро развеяли оптимизм американцев.

Создание советской атомной бомбы, а затем водородной бомбы (1953 год) и термоядерной царь-бомбы (1961 год) стало результатом напряженной работы сотен тысяч людей, большинство из которых даже не подозревали об этом. Но ключевые решения принимал и нес за все ответственность один человек — научный руководитель атомного проекта Игорь Васильевич Курчатов.

Мирный атом

Параллельно с решением военных задач Курчатов возглавлял программу мирного использования атомной энергии. Результатом трудов его коллектива стала разработка, строительство и запуск 26 июня 1954 года Обнинской АЭС — первой в мире атомной электростанции, а затем и других аналогичных проектов.

Были разработаны ядерные реакторы для разных областей народного хозяйства. Спроектирован реактор первого в мире атомного ледокола «Ленин».

Курчатова заслуженно называют крестным отцом советской атомной бомбы, но именно он одним из первых осознал опасность, которую его «крестница» несет человечеству. С середины 1950-х годов он активно включился в борьбу за запрещение использования ядерного и водородного оружия. В марте 1958 года с трибуны Верховного Совета СССР, депутатом которого он был избран, Курчатов обратился к ученым всего мира:

За три недели до смерти, выступая на очередной сессии Верховного Совета СССР, Курчатов сказал: «Мы надеемся, что стремление народов к миру победит, что в ближайшее время между государствами будет заключено соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия повсеместно и на вечные времена».

И, как бы подводя итог своей жизни, добавил:

«Я счастлив, что родился в России и посвятил свою жизнь атомной науке великой Страны Советов. Я глубоко верю и твердо знаю, что наш народ, наше правительство только благу человечества отдадут достижения этой науки».

Умер Игорь Васильевич Курчатов 7 февраля 1960 года. Гуляя по парку санатория, где навещал отдыхавшего там друга и коллегу академика Юлия Харитона, он присел на скамейку, склонил голову на грудь и ушел в мир иной.

В СССР заслуги выдающегося ученого были высоко оценены. Игорь Курчатов — трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Государственных (Сталинских) премий, награжден пятью орденами Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. И медалью «За оборону Севастополя».

ЖЗЛ