«Певец гнева народного» Как Илья Репин выбрался из бедности и стал главным художником России?

Вряд ли есть хоть один другой художник, который сумел бы настолько полно и разнообразно изобразить Россию, как Илья Репин. Легендарный автор «Бурлаков на Волге» и десятков других картин, с детства знакомых каждому россиянину, писал бедняков и знаменитостей, революционеров и членов царской семьи, историю и современность, пустынные пейзажи и многофигурные сцены — кажется, от взгляда живописца не утаился ни один аспект существования его страны в XIX веке. Если Пушкин, по расхожему мнению, сумел создать энциклопедию русской жизни в литературе, то Репин сделал то же самое в изобразительном искусстве. Как ему это удалось, рассказывает материал «Ленты.ру» из проекта «Жизнь замечательных людей».

Нева, лето, яркий и теплый солнечный день. Илья Репин, молодой студент Академии художеств, стоит на палубе теплохода и наслаждается природой, отдыхая от шумного и пыльного Санкт-Петербурга. Глядя на яркие цветы, на бушующую зелень прибрежных усадебных участков, он уже до глубины души вдохновлен и рвется рисовать эскизы. Это чувство только крепнет, когда он видит толпы красивых барышень, сопровождаемых к речной станции нарядными молодыми студентами.

Но первое впечатление Репина вовсе не негативное. Его реакция — восторг. Какой удивительный контраст бедняков, тянущих на тросах судно, с «чистым ароматным цветником господ»! Рассказать — никто не поверит.

А уже после приходит жуткое осознание второго смысла: люди вместо скота впряжены.

Так у молодого художника появится идея одной из самых известных его картин «Бурлаки на Волге». В Советском Союзе она станет идеологически правильным символом, а самого Репина, в том числе благодаря «Бурлакам», запишут в борцы с угнетателями.

Разные политические течения пытались использовать творчество Репина еще во времена Российской империи. Кто-то провозглашал его либералом, кто-то записывал в революционеры, а кто-то хаял за консерватизм. Реалист, передвижник, салонный художник, антиимпериалист, монархист... Кем же был Репин на самом деле? Для ответа на этот вопрос следует вернуться к самому началу его жизни.

«Одурел со своими красочками»

«У нас было и бедно, и скучно, и мне часто хотелось есть». Семья Репина когда-то была зажиточной, но к моменту появления на свет будущего художника успела стремительно обеднеть. Илья родился 5 августа 1844 года — к тому времени его родной город Чугуев, что на Харьковщине, уже несколько десятилетий находился в статусе военного поселения. Порядки здесь царили самые что ни на есть армейские: горожан вынуждали квартировать в своих домах солдат на зиму, поставлять полку дрова и солому и платить высокие подати. Из-за недовольства поселенцев в 1918 году в городе даже вспыхнул бунт. Сам Илья положение чугуевцев называл незавидным «казенным крепостничеством».

Отца Ильи регулярно угоняли служить, так что дома он бывал редко. Матери приходилось вкалывать на казенных работах и даже защищать свой дом от дальних родственников, пытавшихся семью выселить. Мальчик безмерно любил матушку. Она была женщиной доброй, образованной (даже организовала в Чугуеве небольшую школу), чувственной и набожной, могла часами пересказывать сыну жития святых.

Тягу к рисованию будущий художник впервые проявил в совсем юном возрасте. Репин вспоминал, как его двоюродный брат Трофим однажды показал ему краски — нарисовал для ошарашенного ребенка арбуз. О чудо! Рисунок на глазах мальчика словно ожил, да так, что ему захотелось вкусить плод. Илья был настолько заворожен художественной магией, что Трофиму пришлось оставить брату краски.

Однажды у не расстававшегося с палитрой ребенка даже случился приступ: мальчик мертвецки побледнел, а из носа внезапно пошла кровь. Матушка страшилась, что сын скоро отдаст богу душу, но все обошлось. Не ушло и его увлечение, так что семья с ним смирилась, — в 11 лет Илью пристроили учиться рисованию в корпус топографов, где мальчик заодно изучил и грамматику. А еще через пару лет он попал в иконописную мастерскую, где его (на особом, мирском положении, избавлявшем от бытовых обязанностей) учил мастер Иван Бунаков, талантливый живописец и представитель известной художественной династии.

В 15-летнем возрасте Илья стал грезить учебой в Императорской Академии художеств. Он зачитывал до дыр устав учебного заведения для художников и рвался в Санкт-Петербург. Но денег на поездку у бедной семьи не было, поэтому на мечту надо было заработать. В 16 лет Репин отправился путешествовать с кочевой артелью иконописцев.

Илья рос в окружении бедняков, разнорабочих, крестьян, но сильно выделялся на их фоне манерами и познаниями, что отмечали все сталкивавшиеся с ним образованные люди. Но в первую очередь его отличал талант к рисованию: заказчики, презрительно фыркавшие, узнав, что расписывать стены будет 16-летний парнишка, впоследствии уговаривали его взять на себя самую важную работу.

Вскоре про молодого иконописца знала вся Украина, от заказов отбою не было. Роспись церквей в регионе была широко востребована — правда, оплачивалась скудно. Несколько лет кочевой жизни — и в кошельке у Ильи оказалась необходимая для путешествия в Петербург сумма. Уже оказавшись на столичном вокзале, молодой и простодушный, не видавший еще большого города, он был не просто поражен, но и напуган.

«Я наконец попал в желанную среду»

Но как пройти к Академии художеств? К кому обратиться о поступлении? Как снять себе комнату? Мемуары Репина, описывающие в том числе его приезд в Петербург, — это живая, полная психологизма и красок история наивного провинциала, оказавшегося в совершенно незнакомом ему мире. Он то и дело тушуется, даже когда случайные знакомые просят рассказать о самой заветной мечте. Он порывается все бросить и вернуться домой. Но Рубикон, как назидательно успокаивает его пожилой бедный архитектор, у которого Илья арендовал комнату за пять рублей в месяц, уже перейден. Назад дороги нет — теперь все силы надо бросить на то, чтобы попасть в академию.

Вот только в учебном заведении молодого Репина развернут на пороге — мальчишка, пришедший незнамо откуда, без образования, даже тушевать толком не умеет, его заклюет первый же преподаватель! Илье предлагают поучиться в рисовальной школе, но занятия там проводятся всего пару раз в неделю. И все же Репин послушно идет в школу, где весь семестр исправно рисует — вплоть до первого экзамена.

После первых каникул Илья приходит в школу и видит одноклассников, столпившихся у листков с итогами экзамена. В волнении пробегает глазами по строчкам. Душа уходит в пятки: его фамилии в списке прошедших нет.

Уже и слезы на глазах, и мысли о бесславном возвращении домой в голове. Но тут Илью толкают одноклассники: вы что, Репин же первая фамилия в списке! Учеников ранжировали в порядке успехов по рисованию. Мальчишки обступают Репина, смотрят его рисунки — ба, да что вы вообще забыли в этой вечерней школе? Бегом штурмуйте академию!

Вскоре Илья нашел покровителя, готового оплатить его обучение в качестве вольного слушателя в академии, — им благодаря связям матери стал генерал Федор Прянишников. 1864-й, первый год обучения, Репин назвал «медовым годом счастья». Уже спустя 12 месяцев его перевели в полноценные ученики, так что надобность в меценате отпала. Впрочем, жить Репину приходилось весьма экономно — главным его блюдом был черный хлеб, из которого молодой художник сушил сухари, с чаем. Но юноша был готов к лишениям, лишь бы заниматься любимым делом.

«Вы, должно быть, поляк?»

Академия дала Репину необходимое систематическое образование, но куда более важными он считал уроки, полученные от другого художника — Ивана Крамского. Тот стал для молодого студента и близким другом, и самым главным наставником. Репин был без ума от работ старшего коллеги, его манеры держаться и вести беседу, от его размышлений и идей.

Крамской был скандальной фигурой в художественном мире. За год до поступления Репина в академию он стал предводителем «бунта четырнадцати» — протеста выпускающихся из учебного заведения художников против откровенно устаревшего экзамена. Крамской вместе с другими бунтарями собрал артель — первое в России независимое объединение художников, а после ее распада вступил в Товарищество передвижников, неотъемлемым участником которого будет суждено стать и Репину.

Но устоявшееся мнение о том, что «Бурлаки на Волге» — работа передвижнического периода художника, на самом деле не соответствует действительности. В товарищество он вступит лишь через шесть лет после завершения картины. В начале 1870-х реализм, которого придерживались передвижники, Репина волновал не сильно. Это видно уже по самим героям «Бурлаков», застывшим в позах героических фигур с античного барельефа. Более того, десяток бурлаков и не смогли бы протащить огромную баржу по мелководью — какой уж тут реализм?

Академию Репин окончил в 1871-м с Большой золотой медалью, высшей наградой, полученной за картину «Воскрешение дочери Иаира». Работа не давалась художнику, пока он не нашел в сюжете связь с личной трагедией — ранней смертью его родной сестры Усти. Она ушла из жизни, когда Илье было 13 лет. «Припомню настроение, как это поразило всю семью. И дом, и комнаты — все как-то потемнело, сжалось в горе и давило», — эти воспоминания заставили Репина полностью переписать полотно, над которым он к тому моменту корпел уже несколько месяцев.

Начатых годом ранее «Бурлаков на Волге» Репин закончил лишь в марте 1873 года; для создания эскизов художник проплыл на пароходе от Рыбинска до Саратова. Полотно было представлено на Академической выставке в Санкт-Петербурге и произвело фурор среди художественного сообщества. Автору вручили еще одну медаль «за экспрессию», а «Бурлаков» в том же году отправили в Вену. Больше всех расхваливал картину художественный и музыкальный критик Владимир Стасов, в будущем ярый сторонник передвижников и близкий друг Репина. И тогда о молодом художнике заговорил весь высший свет.

Картина была признана новаторской уже хотя бы потому, что каждому из одиннадцати бурлаков Репин придал яркую индивидуальность. Впрочем, и сюжет, посвященный жизни самых бесправных представителей общества, для академической выставки был необычным. Некоторых — особенно высокопоставленных — посетителей эта тема и вовсе возмутила.

«Скажите, ради бога, какая нелегкая вас дернула писать эту нелепую картину? Вы, должно быть, поляк? Ну как не стыдно — русский? Да ведь этот допотопный способ транспортов мною уже сведен к нулю и скоро о нем не будет и помину. А вы пишете картину, везете ее на Всемирную выставку в Вену и, я думаю, мечтаете найти какого-нибудь глупца богача, который приобретет себе этих горилл, наших лапотников», — такие слова министра путей сообщения приводил Репин в своей автобиографии «Далекое близкое».

«Глаза у него переставали тускнеть»

За время работы над «Бурлаками» Репин, которому тогда было 28 лет, успел жениться. Его избранницей стала 16-летняя (то есть по законам того времени уже считавшаяся совершеннолетней) Вера Шевцова. Впервые Репин, друживший с братом будущей жены, увидел ее еще ребенком. Вскоре вместе с молодой супругой и новорожденной дочерью художник отправился в Париж. Деньги на жизнь в Европе ему выдавала академия.

За границей Репин тесно познакомился с творчеством салонных художников и начал пробовать себя в разных стилях. Тогда появились такие работы, как «Нищая», «Украинка», «Негритянка», «Продавец новостей в Па­риже», «Париж­ское кафе», «Еврей на молитве». Самая известная работа этого периода принесла ему звание академика — это был «Садко» на сюжет о новгородском купце в подводном царстве. Художник изобразил сцену, в которой Садко выбирает себе жену среди морских обитательниц. Выбор купца падает на русскую девицу Чернаву — по словам Репина, в этом сюжете он видел «положение всего русского пока еще искусства».

Стажировка в Париже должна была продлиться шесть лет, однако художник провел во Франции лишь половину положенного времени: устав от заграницы, Репин уехал в Чугуев. После года на родине он перебрался в Москву, а в феврале 1878 года официально вступил в Товарищество передвижников.

В работах московского периода художник обратился к историческим темам, крестьянскому быту, судьбе ссыльных. Его портреты получались виртуозными психологическими исследованиями характеров. Приступая к ним, Репин в первую очередь искренне очаровывался своими моделями. Делать это — особенно если речь шла о женщинах — впечатлительному художнику удавалось просто. Нужно было всего лишь разговорить модель, а уж болтать без умолку он очень любил.

«Репинские травки»

Любовные похождения Репина — важнейший сюжет в жизни художника, которого не останавливало то, что он всего один раз официально состоял в браке. О многочисленных женщинах живописца судачила вся Москва.
С Верой, родившей ему сына и трех дочерей, художник прожил 15 лет, но едва ли это супружество можно было назвать счастливым. Супруги часто ссорились, а когда к Репину пришла слава, разлад усилился. Злые языки нашептывали ему, что необразованная и неинтересная Вера — не ровня маститому творцу. В то же время вокруг Ильи роились поклонницы, напрашивавшиеся в ученицы.

Когда же с другими мужчинами пыталась флиртовать Вера, то ревнивый Репин закатывал ей скандалы. В 1887 году супруги расстались, разделив детей: старшие, Вера и Надежда, поселились с отцом, а младшие, Юрий и Татьяна, остались с матерью.

Брак так и не был расторгнут официально, но почти все биографы Репина выделяют в его жизни вторую спутницу — Наталью Нордман, с которой он прожил те же 15 лет.

Эксцентричной жизни Нордман легко можно было бы посвятить отдельный материал. Происходившая из богатой дворянской семьи, но рассорившаяся с родственниками из-за побега в Америку в 21-летнем возрасте, она была ярой суфражисткой и вегетарианкой, здоровалась за руку с лакеями и обращалась к кухаркам на вы, страстно выступала за отказ от эксплуатации прислуги.

Нордман знала шесть языков, публиковала прозу под псевдонимом Северова, отказывалась носить шубы и совершенно не стремилась к традиционному брачному союзу. Семейную и бытовую жизнь с именитым художником она выстроила на справедливых началах.

Репин был очень общительным, и даже жизнь в удалении от столицы империи не могла этому помешать — двери его дома всегда были открыты для гостей. Правда, ровно до тех пор, пока на пороге не появилась Нордман. Когда ее достали бесконечная суматоха и проходной двор, супруга Репина настояла на том, чтобы для приема гостей был отведен один день в неделю. Так появились «репинские среды».

Блюда (исключительно вегетарианские) выставлялись на большом подвижном столе, который гости должны были крутить с помощью колеса. Поэт Давид Бурлюк вспоминал, как позарившийся на соленые рыжики Чуковский тянул на себя колесо, в то время как с другой стороны в него вцепились мрачные футуристы, желавшие дорваться до кадушки с кислой капустой с клюквой и брусникой.

Другая история связана с Иваном Буниным, который приехал в Пенаты, соблазненный предложением позировать именитому художнику. Когда писателя, накормленного вегетарианскими блюдами, привели в мастерскую, в которой гуляли морозные ветра (все окна в доме держали настежь открытыми), у него внезапно появились срочные дела в Москве. Оказавшись на вокзале, Бунин первым делом кинулся к запрещенным в Пенатах благам цивилизации — буфету, водке и куреву.

Владимир Стасов возмущался до глубины души «мужиковатой» Нордман. Максим Горький называл главным блюдом в доме Репина сено (что было не так уж далеко от правды — в какой-то момент Нордман увлеклась отварами из трав). Тем не менее от гостей не было отбоя — в Пенатах бывали и поэт Сергей Есенин, и певец Федор Шаляпин, и композитор Александр Глазунов, и многие другие знаменитости.

Закончилась совместная жизнь художника с Нордман трагически: она сильно заболела и, уехав от Репина в Швейцарию, скончалась в 1914 году от чахотки.

«Не делать ковры, ласкающие глаз»

Уже при жизни фигуру Репина пытались присвоить себе совершенно разные течения — академисты, передвижники, даже модники из «Мира искусства» (художник входил в редакцию одноименного журнала, но быстро к нему охладел из-за язвительных нападок критиков-мирискусников на его друзей — академистов и передвижников). Сам же Илья, человек пылкий и любопытный, охотно пробовал себя в совершенно разных направлениях.

Потому среди его работ исторические «Царевна Софья» и «Запорожцы» соседствуют с народническими «Арестом пропагандиста», «Перед исповедью», «Сходкой», «Не ждали» — и шедевральным «Крестным ходом». А задуманное после убийства народовольцами Александра II полотно «Иван Грозный и сын его Иван» (первая в истории России запрещенная, пусть и всего на несколько месяцев, картина) — с патриотическим «Приемом волостных старшин императором Александром III». Многие из этих картин долгое время стояли в мастерской художника на соседних мольбертах.

Он искренне восхищался и увлекался разными вещами, идеями и людьми, а затем радикально менял свои взгляды на все вышеперечисленное. ​​«Отношения Репина к вещам и людям были чрезвычайно изменчивы: об одном и том же предмете он мог на протяжении самого короткого времени высказывать с полною искренностью два диаметрально противоположных мнения», — говорил о нем его близкий друг и большой поклонник, писатель Корней Чуковский.

Потому, вероятно, его антиимпериалистические пассажи в письмах и дневниках прекрасно уживаются с такими работами, как первый официальный портрет Николая II и «Торжественное заседание Государственного совета». Художник брал государственные заказы, а вскоре утверждал в частной переписке: «Традиционная задача империи — воспитывать своих подданных в постоянном унижении, невежестве, побоях и безволии автоматов».

Репин мог ниспровергать эстетство, зарекаясь «делать из своих картин ковры, ласкающие глаз», а затем написать откровенно романтические сюжеты «Какой простор!» и «Лунная ночь». Он проповедовал реализм и тем не менее искренне восхищался импрессионистами и даже пытался им подражать. Он расхваливал манеры и воспитание солдат Красной армии («Равенство! Достоинство! Никакого подхалимства!»), а затем писал «Красноармейца, отнимающего хлеб у ребенка».

«Певец гнева народного»

Впрочем, принято считать, что отношение к революции у Репина было последовательным: сначала он принял ее оптимистично, но вскоре, наслушавшись рассказов свидетелей, утратил иллюзии. Пенаты находились на территории провозгласившей независимость Финляндии, поэтому именитый художник, не двигаясь с места, оказался в эмиграции. Советская власть уговаривала его вернуться на родину. В середине 1920-х это стало задачей политической важности.

К Репину ездили делегации, ему обещали вернуть конфискованное имущество и дать звание народного художника. Но он оставался непреклонным.

В последние годы здоровье Репина и правда подводило, но проблема была не с ногами, а, что для художника еще ужаснее, с правой рукой. Живописец тем не менее научился писать левой, а когда уже не мог удержать палитру, то сделал себе подвесную доску для красок. Репин ушел из жизни 29 сентября 1930 года. Его похоронили в парке Пенатов.

Позже советская пропаганда канонизирует Репина, записав его в «певцы гнева народного» и прародители соцреализма. Но художнику Репину было бы бесконечно тесно в столь узком и искусственном жанре. Импульсивного выходца из Чугуева, безусловно, искренне интересовали витавшие в воздухе идеи перемен, но работы его, как правило, были лишены морализаторства. Точнее, определенную мораль им придавали трактовки, которые со сменой эпох радикально менялись.

Правда же заключается в том, что Репина, художника бесконечно чувственного, в первую очередь захватывали драма, фактура, эмоция. Это был человек, который страстно любил живопись, столь же страстно любил женщин, друзей и жизнь в целом. Свое видение этой жизни он запечатлел в сотнях картин. В них, как и в любом подлинном произведении искусства, каким бы реалистичным оно ни было, центральной фигурой остается сам Илья Репин, его чаяния, его страхи и его восторг перед окружающим миром.

ЖЗЛ